Вчера будет война, стр. 69

Эрвин, уже в перчатке на правой руке, поднес к виску адмирала компактный «вальтер ППК» и спустил курок. Выстрел почти игрушечного пистолета прозвучал также почти игрушечно. В любом случае, охрана в коридоре за двойными дверями ничего не услышит. Эрвин вложил «вальтер» в руку адмирала, снял перчатки, закрыл чемоданчик. Сунул ключ в карман и вышел в коридор, плотно затворив за собой дверь.

Выйдя из особняка, секретарь подошел к адмиральскому «Хорьху», шелестящему мотором у подъезда. Водитель опустил стекло.

– Шеф выйдет минут через двадцать, Генрих. Счастливо отдохнуть в Альпах!

– А ты? Или шеф тебя на хозяйстве оставил?

– Я – городская крыса, природа навевает на меня тоску. Сейчас заброшу почту – и свободен. Прошвырнусь по девочкам, посижу в казино.

– Удачи, камрад.

Эрвин улыбнулся и быстрым шагом скрылся за углом. Пройдя два квартала, он свернул в подворотню и распахнул дверь маленького синего «Кадета», лениво пофыркивающего на холостых.

– Все здесь!

– Хай! – чья-то рука из глубины салона приняла чемоданчик.

– У нас пятнадцать минут, не больше! – Он быстро юркнул внутрь «Опеля», тот скрипнул шинами, выскочил из подворотни и затерялся в лабиринте улиц. Через полчаса машина выехала из города и понеслась на юг. Эрвин, уже с усиками и новой прической, сразу придавшими ему восточный вид, в дорогом штатском костюме, откинулся на спинку сиденья и, казалось, спал. Его спутник вел машину с истинно японской невозмутимостью.

* * *

Давид сидел на «фрицкой лавочке» и курил. Закурил он не так давно и как следует втянуться не успел. Так, развеяться в спокойную минуту. Лавочка была местной достопримечательностью – положенная на два чурбачка гофрированная консоль от немецкого трехмоторного транспортника грязно-песочного колера, дикого для подмосковной черно-белой палитры, накрытая сложенным немецким же брезентовым чехлом – чтоб задницы не застудить, на морозе-то.

Лавочка прилетела к ним сама – вместе с упавшим немецким самолетом. Летуны вели настоящую охоту за «коровами», таскавшими окруженным немцам снабжение, только в ближайших окрестностях нароняли штук пять, а этого сбили особенно (для танкистов) удачно. Грохнулся он метрах в двухстах от пополняющейся и приводящей себя в порядок бригады и еще до прибытия трофейщиков был оприходован «по самое не могу».

За каким чертом фрицы таскали в котел красное вино, было решительно непонятно – но уцелевшие бутылки испарились из черно-желтого брюха почти мгновенно. И как бы ни бесилось командование – настроение у большинства танкистов держалось на семь-восемь градусов выше нормы – закоулков и ящичков, способных вместить пузырь, в танке предостаточно. На часы с приборной панели наложил лапу командир Давидовой роты, за что вскорости получил кличку Полвторого, ремонтники поставили на крышу кабины летучки турельный пулемет. Снимки из пилотской кабины – верблюды, пальмы, немцы в пробковых шлемах и то ли коротких штанах, то ли длинных, до колена, форменных трусах, были использованы комиссаром для наглядной агитации, пока бригадный особист не устроил скандал и не отправил фото «куда надо».

Ну а почти целая консоль была утащена в курилку, вящего комфорту для. Причем каждый куряка считал своим долгом, откинув угол брезента, пошкрябать выделяющийся на желтом фоне черный крест чем-нибудь пожелезнее, так что осталось от креста к текущему моменту меньше половины. Давид такими глупостями не страдал – и так времени для отдыха не хватало категорически. Уж лучше посидеть, спокойно подымить, подумать… Скрип тяжелых сапог по снегу заставил его поднять голову и вскочить, вытягиваясь в струнку.

– Товарищ капитан!

– Вольно, сержант! – Комбат-два Жилин, похожий на изрядно отощавшего на нервной почве медведя-шатуна, потер широченную физиономию ладонями. – Отдыхаете?

– Так точно, товарищ капитан! Машина в порядке, только подкрасить не успел.

– Это хорошо, что не успел. Не каждый день, знаешь ли, танком в лобовую на самолет ходят. Так что, к нам в бригаду из «Правды» корреспонденты приезжают. По твою, Гольдман, душу. Снимут тебя на фоне брони. Прославишься. Я тут, кстати, на тебя представление написал, к «звездочке». Красной, не золотой, не лыбься.

– Служу трудовому народу, товарищ капитан!

– Служи давай. А сейчас – дуй к своей машине, корреспонденты уже туда умчались.

Около стоящей под стеной ангара «тридцатьчетверки» с рядом косых, сверкающих металлом, царапин припарковалась высоко посаженная «эмка»-вездеход. Как водится, из-под боковой дверцы капота торчала шоферская задница, а сбоку размашисто жестикулировал длинный парень в щегольской комиссарской шинели, что-то объясняя статной, вроде бы знакомой – со спины не разобрать – женщине, тоже в шинельке и армейской ушанке.

– Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар!

– Здравствуйте, товарищ сержант. Вы, как я догадываюсь, Гольдман?

– Дави-ид! – Женщина обернулась, и на ошарашенного танкиста налетел немаленьких размеров вихрь, знакомо пахнущий «Красной Москвой».

– Наташка? Хромова? Ты! Как тебя занесло-то сюда? – Вопрос остался без ответа, Наташка щебетала и щебетала, между делом ставя Давида на фоне оставленных винтом «Юнкерса» царапин, щелкая затвором «лейки» (ну да, она же еще на заводе по фото с ума сходила). Затем затребовала весь экипаж, расставляя его с тем же тщанием, что когда-то для групповых фото для стенгазеты. Потом за Давида взялся длинный. Расспрашивал он долго, во всех подробностях. Сначала про бой на аэродроме, про таран, потом про войну вообще. Когда Давид упомянул о выходе к своим, вертящаяся вокруг со своей камерой Наташка замерла.

– Андрей? Андрей Чеботарев? – Батальонный зыркнул в ее сторону тяжелым взглядом, она умолкла, но теперь сидела как на иголках, слушала. Только тихо ойкнула, когда Давид рассказал про спланированную Андреем засаду на связистов. Наконец корреспондент кончил писать, спрятал блокнот в планшетку и пошел беседовать с остальным экипажем. Тут-то Давиду и была кончина. Едва батальонный отвлекся, Наташка вцепилась в него со страстью, Давиду вполне понятной, – о ее романе с Андрюхой знал весь завод и его окрестности.

Про все, связанное с Андрюхой – учебку, налет на колонну, засаду на связистов, выход к своим, – рассказывать пришлось как бы ни три раза еще.

– Представляешь – три выстрела и все в яблочко. Как Андрюха стреляет, ты помнишь. Ну и я один раз попал. Завалили гадов за две секунды. Оружие собрали и ходу.

– А теперь он где?

– Не знаю. Нас почти сразу на сборный пункт отправили, а там разметало. Меня на курсы мехводов, а его не взяли, хотя просился. Опять за баранку, наверное. Так что мы даже почтой обменяться не смогли. Слушай, Наташка, может, ты его найдешь?

– Найду. Обязательно найду, – Давид поверил ей сразу и бесповоротно.

Вездеходная «эмка» – кто понимает, командармовского уровня машина, тряслась по рокаде в сторону Наро-Фоминска.

– Значит, вышел, – задумчиво сказал «корреспондент», – вышел – и опять воевать.

– Он такой. Я его еще с довойны знаю, – Наталья задумчиво смотрела в запотевшее окно. Ей было в общем-то неважно, почему простого военного водителя в свое время поручили ее персональной опеке, почему по всем фронтам огромной войны его ищет специальная группа военной контрразведки, да еще с такими предосторожностями. Она искала бы его и в одиночку. И она его действительно найдет.