Вчера будет война, стр. 51

На сборном тоже не задержались. Андрея сразу заслали в автобат, а Давида, прознав о «тракторных» правах, отправили куда-то в тыл – в танковое училище или около того. Давид был счастлив. Андрей тоже просился – не взяли. И разошлись военные дороги. Даже почтой полевой обменяться не успели.

Сводка особого отдела стоявшей в обороне на спокойном участке стрелковой дивизии вместе с усталым особистом была уничтожена бомбой с бреющего вдоль дороги «Мессершмитта» на следующий же день. В деле Чеботарева Андрея Юрьевича, красноармейца, беспартийного, ранее судимого, проходящего по списку контроля «Особой важности», осталась пометка «Пропал без вести». Разведгруппа ОСНАЗ НКВД, посланная неделю спустя в глубокий немецкий тыл на предполагаемое место разгрома колонны, в которой находился объект «Паук», ситуацию прояснить не смогла и была полностью уничтожена при попытке обратного перехода линии фронта.

* * *

Русские не бежали.

Они отступали, цепляясь за каждый холмик, за каждую речку. Зубами вгрызались в недостроенные линии укреплений. Прорывались из окружений под Вязьмой, Брянском, Трубчевском, занимали следующую линию обороны и снова рыли окопы на каждом маломальском удобном рубеже. Они понимали – простым закапыванием в землю немцев остановить не удастся, пробовали уже много раз. Не вышло. Взгляды тех, кто имел доступ к картам с нанесенной на них обстановкой, неизбежно цеплялись за гигантский клин от Конотопа до Киева, вдававшийся в немецкий фронт подобно топору. Эх, этим бы топором – да под самый корешок…

– Так объясните мне, товарищ Еременко, в чем же дело? На двухсоткилометровом фронте вам противостоит одна-единственная вторая немецкая армия. А сколько армий вы задействовали в наступлении? Три?

– Так точно. Три.

– При этом у вас огромное превосходство в танках – все танки немцев задействованы в наступлении на Москву. Тем не менее вы топчетесь на месте, пока немцы перемалывают наши войска на западе. Как это объяснить? Если генерал Вейхс с одной армией успешно сдерживает генерала Еременко с тремя – не значит ли это, что Вейхс в три раза лучше Еременко?

– Товарищ Сталин…

– Слушаю вас, товарищ Еременко.

– Немцы имеют огромный опыт современной войны. Причем не только генералы, но и солдаты, и офицеры. Наши части, особенно вновь сформированные, такого опыта не имеют.

– Вот как. Плохие у нас солдаты, значит, негодные. Генералы не хуже немецких, а солдаты – плохие. Так, товарищ Еременко?

– Товарищ Сталин, я с себя ответственности не снимаю…

– А мне кажется – снимаете. За действия ваших войск отвечаете вы. Почему немцы могут брать укрепленные пункты силами пехотных соединений, а вы требуете у Ставки танки и жжете их в лобовых атаках? Почему немцы перебрасывают войска в два-три раза быстрее, чем вы? Причем даже пешим порядком они движутся быстрее, да. Почему немцы удерживают свои опорные пункты даже в условиях глубокого охвата, а наши войска отходят, стоит немецким танкам появиться на флангах? Почему немецкие солдаты за бой расходуют весь боекомплект, а наш боец выпустит два-три патрона и прячется в окоп – пускай, мол, артиллерия работает? Вы читали доклад группы инспекторов Ставки?

– Не успел, товарищ Верховный Главнокомандующий.

– Это плохо, что вы не успели. Эдак можно и страну защитить «не успеть». В общем, так, товарищ Еременко. Вы воюете, как будто у вас за спиной неисчерпаемый источник танков и людей. И можно не готовить людей, не искать наилучшие тактические решения, а просто давить массой. Это не так. Совсем не так. Мы потеряли огромную территорию, а на немцев работает вся Чехословакия, половина Франции, не считая более мелких стран. Сейчас у немцев больше людей, больше техники, больше заводов. Мы просто не имеем права бездумно транжирить ресурсы. Натиск на южный фланг немецкой группировки не ослаблять. Лобовые атаки без подготовки – исключить. Использовать маневр и артиллерию. Снарядов на киевских складах достаточно. Вы свободны, товарищ Еременко. Самолет ждет вас на аэродроме.

«У аппарата Буденный. Товарищ Сталин, здравствуйте. Разведкой зафиксировано прибытие на Кременчугский плацдарм 9, 13 и 16 танковых и 16 и 25 мотодивизий противника. Бомбежка переправ результатов не дала. Штаб ожидает удара немцев с плацдарма в ближайшие часы. Существует угроза окружения Киева и Юго-Западного фронта. Просим разрешения Ставки оставить Киев и вывести войска во избежание окружения и уничтожения группировки».

«У аппарата Сталин. Здравствуйте, товарищ Буденный. Оставление Киева Ставка запрещает. Киевский выступ является единственным плацдармом для флангового удара по наступающим на Москву частям. Исходя из этого, Ставка приказывает вам, с использованием подвижных танковых и кавалерийских соединений, наносить контрудары по немецким танковым клиньям. Обращаем ваше внимание на то, что угроза охвата Киева с севера в условиях наступления группы Гудериана на Москву отсутствует».

«Буденный: После прибытия танковых и моторизованных дивизий на плацдарм немцы имеют над Южной группой перевес в силах. Эффективное блокирование немецких ударов невозможно без получения подкреплений».

«Сталин: Ставка выделяет из резерва три танковых бригады и 4 истребительно-противотанковых полка из резерва Главного Командования с погрузкой в Харькове. Укажите место назначения для переброски и разгрузки. Однако Ставка предупреждает – дальнейшего поступления крупных резервов не будет. Танковых боев стенка на стенку избегать, шире применяйте противотанковую артиллерию. Старайтесь перерезать немецкие коммуникации в случае прорыва. Ваша задача – не допустить окружения Киева и удара в тыл Еременко».

Приднепровские степи горели. Бронированные клинья крестили равнины, пытаясь поймать друг друга, копыта тысяч коней вздымали пыль, ища мягкое подбрюшье механизированных орд, перегрызая артерии и вены, по котором цистернами шел бензин – кровь войны. Тут не было ДОТов, не было многокилометровых траншей – разве что наскоро вырытые ячейки. Тут был пахнущий дымом ветер, горящие у подножья древних курганов бензиновые костры, скорость и ярость. И вопрос – кто же устанет первым.

В цеху было непривычно тихо. Нет, что-то как обычно звенело, что-то стучало, шипело, скрежетало. Но разве ж то шум! Производственные линии, еще месяц назад стоявшие несокрушимой фалангой, напоминали старческую челюсть – пустых фундаментов было как бы не больше, чем станков.

– Товарищ инспектор! Я все прекрасно понимаю. И что стране нужны танки, я знаю не хуже вашего. Только извините меня за грубость – из нихрена нихрена и выйдет! Вы меня хоть сейчас расстрелять можете, но станков от этого не прибавится. Карусельные станки эвакуированы? Эвакуированы. Сварочные автоматы эвакуированы. Прессы эвакуированы. Кстати, это что, товарищ инспектор – вредительство? Станки – на Урал, а немец до Харькова так и не дошел?! Так что мы сейчас, товарищ инспектор, не танкостроительный завод, а всего лишь танкоремонтный. Причем хреновый.

– Товарищ Бондаренко, – глаза сталинского порученца внимательно смотрели из-за стекол «интеллигентских» очков, – я не говорю о расстреле. И о вредительстве я сейчас не говорю. Я говорю о танках. Пожалуйста, перестаньте перечислять то, чего у вас нет и что тому причиной. Меня интересует, что вы можете сейчас и что вам нужно, чтобы производить технику.

– Станки мне нужны. Прежде всего – станки. Без карусельных станков мы просто не можем точить башенные погоны. А танк без башни – это…

– Значит, башни – ваша основная проблема? Немцы, между прочим, широко применяют безбашенные танки. Я это на собственном опыте знаю, – инспектор, возмутительно молодой, еще тридцати нет салаге, рефлекторно потер свежий шрам поперек высокого лба.