Берегись вурдалака, стр. 16
— Ну так оставайтесь, Герхард Бернгардович, куда вам торопиться? — подхватил Григорий Алексеич. — Вот скажите, вам в вашей Германии кто-нибудь предлагал сыграть Мефистофеля?
— И бин не артист, а работник банк, — резонно возразил Мюллер.
— А разве одно другому помеха? Ну ладно, я вам открою то, что пока что не для широкой огласки. — Григорий Алексеич огляделся, не подслушивают ли. — На днях наш банк возглавит Ольга Ивановна Шушакова, наследница покойного Ивана Владимировича, после чего в должности управляющего делами она утвердит вашего покорного слугу. А вас, дорогой Герхард Бернгардович, мы с Ольгой Ивановной хотели бы видеть на посту советника по зарубежным связям!
— Менья? Затшем? — изумился господин Мюллер.
— Затем, что вы толковый специалист, — объяснил Семенов. — Да не беспокойтесь, друг мой, с вашим руководством я уже договорился, и как только пожелаете, то сможете вернуться к себе в Штутгарт на прежнюю должность… Хотя я бы на вашем месте домой особо не торопился. Ну вот кто вы у себя на родине? — продолжал искушать будущий управляющий. — Обычный клерк, каких много. Ну, может быть, лет через десять сделаетесь каким-нибудь столоначальником, а там, глядишь, и до пенсии недалеко. А здесь… Да вы сами видите! — Семенов заговорщически прищурился. — А девушки у нас — вашим не чета. И вообще, Герхард Бернгардович, ежели вы не согласитесь, что девушки нашего города — самые красивые в мире, то вы мой злейший враг. Да вот взгляните — разве это не прелесть?
Последние слова относились к Любочке — секретарше покойного Ивана Владимировича, перешедшей «по наследству» к Григорию Алексеичу. Она уже с минуту стояла возле столика и, улыбаясь, слушала, как Семенов уговаривал господина Мюллера остаться.
— Григорий Алексеич, только что принесли почту, — Любочка положила перед шефом стопку писем, а одно послание подала Мюллеру: — Это для вас, Гер… Хер… Бер…
Так и не выговорив трудного имени, Любочка отошла от столика, звонко цокая туфельками на высоких каблучках.
— Да вот хоть Любочка — чем не невеста? — говорил Григорий Алексеич, покамест потенциальный жених распечатывал конверт. — И умница, и красавица, а что про нее гуторят, будто с Иваном Владимировичем шуры-муры крутила, то вы не верьте, это все из зависти… Ах, что с вами, Герхард Бернгардович?
Мюллер резко выскочил из-за стола и, прикрывая рот, побежал прочь из буфета.
— Неужто варениками, бедняга, объелся? — озабоченно вздохнул Семенов. — Вот уж верно говорят: что одним здорово, то другим — смерть.
Через несколько минут господин Мюллер вернулся. Бледный и тяжело дыша, он плюхнулся за столик напротив господина Семенова и молча пододвинул к нему письмо.
Григорий Алексеич негромко, но с выражением зачитал:
— «Многоуважаемый Герхард Бернгардович! Извещаем Вас, что котлетки по-киевски, которыми Вы вчера обедали, были изготовлены из человеческого мяса. Впредь будьте более разборчивы в еде. С наилучшими пожеланиями, Ваш искренний доброжелатель». — Григорий Алексеич рассмеялся и положил послание на стол. — Да ну что вы, Герхард Бернгардович, не берите в голову. Есть у нас тут в банке шутники, меня тоже сколько раз по-всякому разыгрывали, и ничего — жив-здоров. Главное, воспринимайте все это с юмором.
— Дас ист отшень глюпий шутка, — проворчал Мюллер, понемногу приходя в себя.
— Да уж, шутка не из удачных, — согласился Григорий Алексеич. — Думаю, что доморощенный юморист решил вас «подколоть» тем, что один ваш соотечественник съел другого человека, причем с его же согласия.
— Мне есть стыдно, что он мой сооче… что у меня и он айн фатерлянд! — не без пафоса заявил Герхард Бернгардович.
— Ну не волнуйтесь вы так, — принялся успокаивать Григорий Алексеич. — Мне так же само бывает неловко, когда я слушаю в новостях о том, что происходит в моей стране. Так что забудьте об этой глупой записке, и если что-то похожее получите, то выбрасывайте в мусорник, не глядя.
— А самый большой шутка в это дело, что обышно их бин вегетериан, то есть не кушат мясо, — доверительно сообщил Герхард Бернгардович, вновь принимаясь за вареники. — Просто фчера Вадик мне уговориль покушат эти… как их, киевски котлеттен. Сказаль, как будто дас ист фирменный блюд в ваш буфет. И вот что означайт один раз нарушайть установленный орднунг!
— Да-да, порядок лучше не нарушать, — посочувствовал Григорий Алексеич. И вдруг, чуть подавшись в сторону сотрапезника, понизил голос: — Герхард Бернгардович, а может быть, ваше вегетерианство — это подсознательное бегство от неких тайных желаний?
— В какой смысле, Григори Алексеевитш? — недоуменно глянул на него Мюллер.
— Неужели вам никогда не хотелось полакомиться свежим человеческим мясцом? — продолжал Григорий Алексеевич не то почти в шутку, не то почти всерьез. — И лучше всего — человека, близкого вам. Например, молодой девушки, которая вам очень нравится?
— А-а-а, фройляйн Люботшка! — радостно закивал Герхард Бернгардович. Он понял, что Григорий Алексеич, подобно неизвестному шутнику, тоже его разыгрывает, и решил поддержать игру. — Отшен аппетитный девушка, это есть правда.
— Нет-нет, Любочка мне самому нужна, — поспешно перебил Семенов. — Как секретарша, не более того. Но если бы к вам пришла другая девушка и сказала: «Герхард Бернгардович, давайте займемся любовью, а потом вы меня расчлените и съедите». Или нет, это слишком просто. Лучше так — давайте бросим жребий, и кому выпадет, тот зажарит и съест другого. Неужели вы отказались бы?
Господин Мюллер доел последний вареник, аккуратно вылизал кусочком хлеба оставшуюся сметану:
— Данке шон, херр Григори Алексеитш, я очень оценить ваше чуфство хумор.
Григорий Алексеич успокаивающе положил ладонь на руку собеседника:
— Простите, Герхард Бернгардович, я не знал, что с вами о таких вещах шутить нехорошо. Обещаю, что с моей стороны подобных шуток больше не будет. — Мюллер молча кивнул. — Кстати, мое предложение насчет поста советника — это не шутка!
— Я буду подумать, — сдержанно ответил Герхард Бернгардович, вставая из-за стола.
Григорий Алексеевич задумчиво посмотрел в стакан с остатками чая, перечитал забытую Мюллером «людоедскую» анонимку, усмехнулся и, вложив ее обратно в конверт, небрежно сунул в карман.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
СГОВОР
В коридоре на Дубова чуть не налетела Анна Сергеевна.
— Здравствуйте, Василий Николаич! — скривив губки, деланно обрадовалась она.
— Добрый день, Анна Сергеевна, — как ни в чем не бывало поздоровался детектив. Теофил деликатно прошел вперед и дожидался боярина Василия в конце коридора.
— Явились, чтобы вредить мне? — сощурившись, продолжала Анна Сергеевна. Дубов вздохнул:
— Вы сами себе вредите и своими действиями, и всем образом жизни. А я сюда явился в поисках истины и справедливости!
— Слова, слова… — покачала головой Глухарева. — А я вам предлагаю действовать заодно — у меня уже есть парочку заманчивых делишек на примете!
— Этого не будет никогда, Анна Сергеевна, — тихо, но непреклонно ответил Дубов. A госпожа Глухарева уже решительно запускала руку за корсаж.
— Если вы отвергаете меня, — с пафосом говорила она, откупоривая скляночку с прозрачной жидкостью, — то и жизнь мне ни к чему! — C этими словами Анна Сергеевна основательно приложилась к бутылочке и, крякнув, вытерла рукавом рот. — Ах, я умираю! — решительно заявила она.
— Ну и на здоровье, — улыбнулся Дубов.
Анна Сергеевна начала плавно оседать, томно закатывая глаза и издавая предсмертные стоны. Василий галантно подхватил даму одной рукой, другой же незаметно ущипнул ее.
— Ах вы противный! — взвилась лже-покойница, и тут же, изогнувшись, как кошка, прошипела: — Значит, война?
— Между нами другие отношения просто невозможны, — усмехнулся Василий. — Извините, Анна Сергеевна, если у вас ко мне все, то я должен спешить — меня ждет Его Высочество.
Анна Сергеевна посторонилась, и Дубов поспешил вслед за Теофилом. Но даже затылком он ощущал полный холодной ненависти взгляд госпожи Глухаревой.
— Вздорная женщина, — заметил Теофил. — Его Величество Александр такую и на порог не пустил бы.