Привет с того света, стр. 22

Услышав крики, Дювуа приблизился к окну. У Время обеда на верфи обещало своеобразный аттракцион. Неутомимый Штольц, отложив инструмент, выходил в круг и начинал свое коронное выступление. Узел из дюймового гвоздя, деление 5 Зек. ь 389 досок на части ударами кулака. Подобного здесь еще никто не видел, и на «показательные выступления» новичка сбегались десятки людей. А выглядел Штольц и впрямь великолепно. Рост — метр девяносто два, обнаженный торс, поблескивающий от пота, мощные грудные мышцы, литые плечи, мускулистый узор спины. Рабочие верфи устраивались на земле, на сосновых бревнах, и под одобрительные возгласы капрал демонстрировал французам искусство рукопашной техники, одного за другим вызывая добровольцев в круг. — Обыкновенный шнур… — Он показывал сложенную вдвое диверсантскую удавку. — Веревочка… С помощью этой самой веревочки я справлюсь с дюжиной императорских гвардейцев. Даже если у них будут сабли. — Ну уж!.. На Штольца петухами налетали неверы и тотчас оказывались на земле. С неуловимой быстротой ра-ботая руками, превращая свою «веревочку» то в петлю, то в жестко натянутый «блок», капрал парировал удары, захватывал кисти рук и ноги, рывком опрокидывал нападающих на песок. Что и говорить, для местных работяг лучшего цирка было не придумать. Молодняк взирал на Штольца с обожанием, впитывая каждое слово, и он, рассказывая и поучая, с удовольствием вспоминал капральскую школу. — Кулаком бить — кости ломать. Если кисть не поставлена — работай ладонью. И удар ничуть не слабее, и руку сбережешь… Пока замахиваешься, пять раз схватишь пулю. Бей коротко и точно. Всего-то и точек уязвимых у человека — раз, два и три. Остальное — для узких специалистов… Дювуа отвернулся. Морща лоб, присел на деревянные нары. Лейтенант, подперев рукой щеку, глазел на компьютерный экран. — Что-нибудь интересное вычитал? — Да нет, но… порой это действительно увлекает. — Макс кивнул на экран монитора. — Броксон был прав. Заурядным фанатиком его не назовешь. Такие перлы отпускает — голова кругом идет. Да вот хотя бы это: «Глаза, кожа, желудок, уши и нос — все годится для энергетического потребления. Мы и сами не знаем всех видов усваиваемого нами вселенского топлива. И само общение людей — от дружбы до ненависти — все это тоже чистейшей воды взаимообразная энергетическая подпитка. Двусторонний вампиризм, поведение на уровне фагоцитов…» Вот так, дорогой Дювуа! Вампиризм как единственно возможная форма общения людей — вот что провозглашает мсье Гершвин. — Наверное, в чем-то он прав. — Да не в чем-то, а во всем! Человек — фагоцит! Милое сравненьице! А главное — в точку. Во всяком случае, наш Кромп бы его понял. — Что ж, тем хуже для нас. __ Макс внимательно взглянул на историка. — Ты чем-то расстроен? Ага!.. Император не пожелал с тобой разговаривать, так? — Да нет, беседа состоялась. — Тогда в чем дело, мсье Куро де Шантель? — А в том, что более встреч и разговоров уже, по всей видимости, не будет. Его заинтересовал проект, но не слишком. Кроме того, у него бездна дел, и я чувствовал, что ему не до меня. Во всяком случае, сегодня он выслушал меня скорее из вежливости. — Но все-таки выслушал? — Почему бы и нет? Англия — его застарелая мозоль. Всякий, кто обливает ее помоями, автоматически заряжает его энергией. Так что получается чзрактически по твоему Гершвину. Я сулю императору суперкорабль, и он мысленно любуется руинами британского королевства. Вероятно, он не верит моим словам, но слушать меня ему приятно. — Занятно! Значит, ты у него подвизался на роли сказочника? — Выходит, так… Одно утешение, что не я один. Сказочников и льстецов самых разных калибров в его дворце пруд пруди. — Вижу, на этот раз он тебе понравился значительно меньше, так? — Да нет же, дело не в этом. Наполеон — это Наполеон, и одним этим уже интересен. Да и глупо было ожидать, что проект подводной лодки заинтересует его всерьез. — Жаль. — Макс пробежался пальцами по клавиатуре компьютера, и текст на экране сменился данным в разрезе чертежом парусника. — Если он даст отбой сейчас, нам придется туго. Работы идут полным ходом. Еще немного, и Штольц превратится в первоклассного корабельного плотника. Если бы верфь осталась за нами… — Думаю, так оно и произойдет. Навряд ли нас выгонят… — Дювуа устало пожал плечами. — Тем более что и Талейран не возражает против продолжения работ. Он, конечно, пронюхал о проекте, но пока это не должно его путать. Скорее всего, он будет присматриваться, постарается окружить нас своими сексотами. — Вот и замечательно! Если он в курсе всего, то можно обратиться к нему напрямую. Что мы теряем? Не хочет помогать Наполеон, поможет господин министр. Или ты предпочел бы сотрудничать с императором? — Разумеется, хотя… — Дювуа пожал плечами. — Просто я ожидал чего-то большего от наших встреч. Нынешний император —.замечательная иллюстрация того, до чего в конце концов доводит беспредельная власть. Он постоянно наедине с собой. Ему давно не нужны ничьи советы. По крайней мере теперь мне стало ясно, почему и как он ввязался, а вернее — еще ввяжется в войну с Испанией и с Россией. — А историкам это было до сих пор неизвестно? — Представь себе, нет. Наполеон и сам, оказавшись позже на острове Святой Елены, не сумел вразумительно объяснить эти свои действия. То есть, разумеется, он попытался свалить вину на других, но и это у него вышло крайне неубедительно, судя по его переписке, которая дошла до наших времен почти полностью. Это, безусловно, трагическая фигура… От начала и до конца. Бедность в юности, маленький рост, обида на корсиканского героя Пас-куале ди Паоли, который долгое время являлся его кумиром, но так и не признал юного Наполеона, с пренебрежением отказавшись от дружбы и помощи. Комплексы, комплексы… И при всем том — выдающийся ум. Все мои объяснения он схватывал на лету, отметил узкие места проекта, интересовался грузоподъемностью, скоростью, сроками постройки… Как ты и просил, я сказал, что для начала мы соорудим особый сверхскоростной парусник. — И он проглотил это? — Но я же старался! Куда ему было деваться!.. И ты знаешь, он даже в двигатель наш поверил. С некоторым трудом, но поверил. Поршень сравнил с пулей, а цилиндр — с пушечным стволом. Клапаны, правда, его несколько озадачили, но в конце концов разобрались и с ними. И все же энтузиазма он на этот раз не проявил. Выразился примерно так: дескать, время для таких мощных машин еще не настало. — А как насчет идеи прослыть просвещенным монархом? — Увы, этот человек прежде всего воин. Воин до мозга костей. Плюс немаловажное обстоятель ство, о котором я уже упомянул: корона успела сделать свое пагубное дело. Теперь он уже не сомневается, что произведен на свеъ гением, и главная его миссия — объединение всей Европы под крылом могучей Франции. — Словом, он тебя послал… — Да нет же! Мы поговорили вполне дружески, и верфь скорее всего останется за нами. Но как долго продлится его благоволение? Вот вопрос! Тем более что он всерьез сомневается в реальности на сегодняшний день таких вещей, как паровой двигатель. — И он прав. Технически создать его еще невозможно. — Ну, это тебе только так кажется. Инструментарий древних египтян, если взять для примера хирургию, во многом идентичен инструментам двадцатого и двадцать первого веков. О микрохирургии я, конечно, не говорю, но катаракту и аппендикс они удаляли не хуже наших врачей. И швы накладывали, и даже обезболивающие составы приготовляли. Так что не надо недооценивать древних. — Но император-то твой на попятную пошел, разве не так? — Ну что ж… В общем-то, я был готов к этому. — Дювуа пожал плечами. — Дело ведь по большому счету не в технике, а в сознании. Люди не готовы двигаться дальше, нет тех традиций, без которых прогресс буксует на месте. Всякая новая мысль должна быть выношена, должна дозреть естественным порядком. Уайт, Фултон, Ползунов — все они начинали не на пустом месте… А здесь мы пока первые. Потому Наполеон и не выказал особого восторга. — Место на верфи он нам, однако, выделил. — Что лишний раз свидетельствует о его прозорливости. Макс оторвался от стола, разогнул спину. — Ты думаешь, наш парусник действительно поплывет? — Штольц уверяет, что да. Я, конечно, не специалист, но почему бы и нет? Мы же работаем по проверенным чертежам. — Не совсем. Есть, к сожалению, существенные расхождения. Все-таки дерево — не пластик, а мачта из сосны неизмеримо хуже мачты из стали. Вместо компактного троса приходится использовать пеньковый канат — и так далее, и так далее. Вот и получается вместо пяти тонн верных пятьдесят… Дверь распахнулась, в дом ворвался потный и грязный Штольц. Он был на верфи с самого утра, наблюдая за работами, вникая во все сложные моменты, лично принимая участие в изготовлении отдельных сегментов судна. Пройдя к столу, он жадно схватил за горлышко бутыль с питьевой водой и, обливая голую грудь, начал шумно глотать. — Снова буза, — говорил он в паузах между глотками. — Эти обормоты не желают ничего понимать. Все норовят сделать по-своему. Что такое эллинг, не знают! Скуловых килей вообще не признают. Делать по чертежу наотрез отказываются. Разбил одному пачку — вроде помогло. Только надолго ли? — Ты все-таки поосторожнее с ними! Это тебе не казарменные бунтари. — Да уж куда осторожнее! По четыре раза объясняю! На пятый, если не понимают, перехожу на язык жестов. Что ни говори, а доходчивее ничего человечество не придумало. Хоть и век другой, а понятия те же… С такелажем и рангоутом мы хоть как-то стыкуемся, а как доходит дело до обводов, до внутреннего обустройства, тут-то и начинаются трения. Еще и с баллером какая-то чепуха! Эти орлы убеждают меня, что делают его по-прежнему из дерева. А что он выдержит-то — деревянный? И гафель они крепят как-то чудно. Я ору на них, они на меня — в итоге работа стоит. — А как же язык жестов? — Выйди и посчитай. Их там не меньше дюжины, а кулака у меня всего два. — Беллер?.. Это пушка, что ли? — спросил Дювуа. — Какая там пушка… Ось, на которой крепится перо руля. Дювуа покрутил головой. — Однако нахватались вы тут словечек. Гафели какие-то, баллеры… — А что прикажешь делать? Отправляться в плавание на галошах этих французиков? Спасибо, мне еще жить хочется! — Разве ж я против!.. Макс взглянул на историка. — Знать бы точно, как далеко придется плыть. Если всего-навсего через Ла-Манш — это одно, а если, к примеру, вокруг Африки, то и экипировка нужна соответствующая. — В дневниках он пару раз поминает о бурах, о пирамидах египетских пишет. — Значит, Африка? — Кто его знает… У него и про племена майя много чего понаписано, но майя были так давно, что нынешняя эпоха их никоим образом не касается. — А что тогда касается? — Я уже говорил: Европа, Африка, может быть, Австралия. Нет, в самом деле: стать правителем родины кенгуру сейчас проще простого. А можно обосноваться и на побережье Гренландии. — Значит, Австралия уже открыта? Дювуа кивнул. — И уже несколько десятилетий туда свозят приговоренных в ссылку каторжников. Но пока это дикое место. Ни законов, ни намека на государственность. — Африка, Австралия… — Макс тряхнул головой. — Тем более!.. Значит, надо постараться сделать конструкцию и скоростную, и надежную. — Легко сказать… — Ничего, сделаем. — Поднявшись, Макс хлопнул Штольца по мускулистому плечу. — Что ж, пойдем побеседуем с твоим контингентом. Два кулака — хорошо, а четыре — сам понимаешь… — Еще бы! — Капрал бодро подмигнул историку. Дювуа осуждающе покачал головой. — Тогда и я с вами. Инженеры человеческих душ, понимаешь!..