Орден куртуазных маньеристов (Сборник), стр. 92
* * *
Утробно вздыхает море,
И я вздыхаю в тоске:
И радость моя, и горе -
В точеной смуглой руке.
Валы, морские скитальцы,
Со вздохом гнутся в трубу,
Но тихо тонкие пальцы
Сгибают мою судьбу.
И близится боль надлома,
Которой нельзя снести.
Господь, до любого дома
Дай сил тогда добрести.
Дай силы тогда включиться
В порядок жизни простой
И смысла найти крупицы
В любой болтовне пустой.
А если не дашь, так что же -
Прими последний упрек:
За что ты так рано, Боже,
На гибель меня обрек?
Не сон же владел тобою:
Любой нарушая сон,
Гремела труба прибоя,
Труба моих похорон.
* * *
Все разрешилось крайне просто,
Как все, что тянется годами,
Лишь пахнет от измятых простынь
Ее знакомыми духами.
В замену страсти безответной -
Подушка со следами туши
И легкий пепел сигаретный,
Вдруг вызывающий удушье.
Всё ложь - любовное искусство,
Взаимность, ласки, обладанье.
В самом себе живое чувство
Имеет смысл и оправданье.
Как видно, счастье опоздало,
И вообще не в счастье дело.
Теперь одно мне ясно стало -
Что жизнь и вправду опустела.
Гордись, как принято, победой
И хохочи самодовольно,
И только сам себе поведай,
Как это все безмерно больно.
* * *
Ты приходишь ко мне сама
По ночам, по глухим ночам,
И рассеивается тьма,
Уступая твоим очам.
В лабиринте ночных квартир,
В лабиринте зеркал ночных
Открывается чудный мир
И ложится у ног твоих.
И в цветные твои леса,
В дебри сна я смело вступлю,
Потому что твои глаза
Шепчут мне: я тебя люблю.
Я иду - и счастьем объят,
Как в полете, в простой ходьбе,
Оттого что твой нежный взгляд
Всюду чувствую на себе.
И цветы вырастают сплошь
На пути, куда ни ступлю.
Лишь во сне невозможна ложь,
Оттого я так сладко сплю.
* * *
Я завою, протяжно завою,
С переливами, полными горя,
Буду горько мотать головою
С беспредельною скорбью во взоре.
Не расскажешь пустыми словами
О томлении темном духовном,
И раскатится вой над домами,
Завершаясь скрипеньем зубовным.
Этот вой, что исполнен страданьем,
Безутешным, таинственно-смутным,
Долетит к окружающим зданьям,
К их окошкам со светом уютным.
И тревога в дома проникает
В бессловесных тоскливых раскатах;
Силуэты людей замелькают
В освещенных оконных квадратах.
Замолчу я - и тягостно тихо
Станет вдруг с окончанием воя.
Кто-то понял: то шляется лихо,
Неусыпное, злое, кривое.
Безотчетность тоски и безмерность
В тишине всё звучат и тревожат.
Кто-то понял: про жизни ущербность
Позабыть он вовеки не сможет.
* * *
В одежде темной и несвежей,
Какой-то непристойно мятой
Я в праздничном весеннем парке
Слоняюсь, словно соглядатай.
Лицо зеленовато-бледно,
К разброду волосы стремятся,
В глазницах, словно в темных ямах,
Глаза бесцветные томятся.
Я не приветствую прохожих,
Ведь все мои друзья и братья
Кочуют по своим участкам,
Неся такое же проклятье.
Как волки, мы повсюду рыщем
И отдыхаем где придется,
Хотим урвать кусочек мира,
Но это нам не удается.
А снег сиянье испаряет,
Как очищающую влагу,
Деревья вкось его линуют,
Как неких прописей бумагу.
И так сиянье беспощадно
Небес и дрогнувшего снега,
Что никнет наше племя волчье,
Ища лишь тени для побега.
* * *
Вы посмели меня пожалеть,
Как дитя, как больную овцу,
Но в ответ моя ругань, как плеть,
Вас наотмашь хлестнет по лицу.
Я прошу: не ходите за мной,
Провожатые мне ни к чему.
Ваши взгляды я чую спиной
И ныряю под арку, во тьму.
Ваши взгляды скользят по спине -
Словно сыплют за шиворот персть,
Словно сплошь вырастает на мне
Грязно-бурая, ломкая шерсть.
Не ходите за мной, дураки,
Обернусь - и замрете молчком:
Это волк ощеряет клыки
Между шляпой и воротником.
Переливчатой ляжет пыльцой
На глаза мои свет фонаря,
И размеренной волчьей рысцой
Я скрываюсь во тьме пустыря.
Братья-волки, насельники тьмы,
Только ненависть - преданный друг,
И ни слова не выскажем мы
О любви, улетевшей из рук.