Орден куртуазных маньеристов (Сборник), стр. 67

Лучшие девчонки на танцполе

Безусловно, мне не надо было

напиваться в этот дивный вечер

и смотреть с ухмылкою дебила

на ее лицо, вино и свечи.

Мне хотелось неги и покоя,

но застолье было хуже пытки.

Кто-то мне уверенной рукою

подливал различные напитки.

В общем, загрузился я по уши.

Кто-то вдруг сказал: «Встряхнемся, что ли?

Ожидают нас Умар и Ксюша

в клубе «Мертвый Хрюша», на танцполе».

Было мне уже не до любимой,

«Мертвый Хрюша» -- значит, «Мертвый Хрюша»,

и огни Москвы помчались мимо,

и звонили нам Умар и Ксюша.

Я считал башкой ступеньки клуба

и услышал: «Этот с вами, что ли?»

Я пропел Умару: «Шуба-дуба», --

и упал на Ксюшу на танцполе.

Мне налили в кружку алкоголя

и сказали: «Посиди, хороший!» --

и друзей не стало на танцполе,

видимо, пошли вдыхать кокошу.

«Так вот в жизни, в общем, и бывает –

я подумал. – Все, брат, справедливо.

Ты бросаешь – и тебя бросают,

и не изменяет только пиво».

Умываясь пьяными слезами,

я хлебал из кружки поневоле

и внезапно встретился глазами

с самой классной тварью на танцполе.

«Ух ты бляхамухацокотуха!

Жизнь моя, ты мне приснилась, что ли?» --

Заморгал я и подергал ухо,

направляясь к твари на танцполе.

И хоть был давно я в пополаме

и кричал обслуге: «Всех уволю!» --

Все же бойко я сучил ногами

рядом с жгучей тварью на танцполе.

«Будь моей! Я это…друг Умара! –

говорил я твари на танцполе. –

Едем в чебуреки!.. В Чебоксары!

То есть, на парижские гастроли!»

Танцевал и твист я, и вприсядку,

ча-ча-ча и RNB с хип-хопом.

Я зажег всю эту танцплощадку,

каждый мне и наливал, и хлопал.

«Это же актер из сериала,

он известный, он пришел к Умару!» --

так меня красотка представляла,

прежде чем в сортире дать мне жару.

И хоть был я прям-таки в сосиску,

мой хот-дог рванулся из неволи

и порвал расслабленную киску

самой лютой твари на танцполе.

Ай, спасибо вам, Умар и Ксюха!

Ай, спасибо, демон алкоголя!

Променял любовь на потаскуху,

наловил хламидий на танцполе.

Мне теперь к любимой нет дороги,

и над жизнью нет теперь контроля,

каждый день теперь мне топчут ноги

лучшие девчонки на танцполе.

Доллар взлетел, Доллар падает

ДОЛЛАР ВЗЛЕТЕЛ

(На мотив «Сулико»)

С милой по Тбилиси мы шли.
«Привези сюда мне рубли» --
отдавая доллары дрожащей рукой,
прошептала мне Сулико.
Отдала мне доллары дрожащей рукой
милая моя Сулико.
Только я рубли приобрел –
доллар вдруг взлетел как орел,
доллар вдруг взлетел высоко-высоко –
и хана моей Сулико.
Доллар вдруг взлетел высоко-высоко –
паралич разбил Сулико.
В юности смотрел я кино,
там летал грузин Мимино,
на зеленом вертолете высоко
словно доллар плыл Валико.
На зеленом вертолете высоко
словно доллар плыл Валико.
Как парик времен рококо,
как гимнастка цирка в трико,
как Саакашвили Мишико
доллар поднялся высоко.
Как розовощекий Мишико
доллар поднялся высоко.
Я могилу милой искал,
сердце мне томила тоска.
На плите могильной сжег рубли я легко
в память о моей Сулико.
На могиле милой сжег рубли я легко –
прав лишь тот, кто жив, Сулико.

ДОЛЛАР ПАДАЕТ, ИЛИ ВСТРЕЧА НА ПУТИ В СБЕРБАНК

(Танго)

Лобстерами душу не накормишь
и икрою сердце не набьешь.
Пусть в икре и бабках ты утонешь,
а влюбляться надо, хошь не хошь.
Как-то раз в Сбербанк я направлялся,
но в библиотеку вдруг зашел,
и, хоть лет пятнадцать не влюблялся,
понял, что любовь свою нашел.
И уже дойдя потом до банка,
я взглянул на падающий курс –
и вот тут я осознал внезапно,
что уже от бабок не тащусь.
Доллар падает, падает, падает,
почему ж меня это не радует?
Доллар падает, рубль поднимается,
отчего ж мое сердце мается?
Был я у тебя в библиотеке,
канапе с икрой тебе носил,
мы с тобой ходили в дискотеки,
а потом спрягались что есть сил.
И хоть были сладостны спряженья,
и хоть ты кусалась до крови,
вовсе я не чувствовал сближенья,
не было в глазах твоих любви.
Вовсе я не чувствовал сближенья,
пустота в глазах твоих была.
Я весь год играл на пониженье
и не знал, куда девать бабла.

ПРИПЕВ:

Баллада о солдате

Предприниматель Дмитрий Серебров,
владелец автосервиса «Копейка»,
был в меру молод, дьявольски здоров
и весел, словно птичка канарейка.
Покуда нелегал Курбанмамед
на сервисе с «копейками» возился,
Димон на «ягуаре» ездил в свет
и в модных заведениях клубился.
Когда во время съема у него
девчонка о делах спросить пыталась,
Димон ей намекал: «Ну, мы того,
мы около бензина тремся малость».
И, запихнув в зеленый «ягуар»
бухую, накокошенную зайку,
Димуля выезжал как порностар,
а зайка гордо задирала майку.
Бывает все на свете хорошо,
в чем дело – думать даже неохота,
но просто чуешь вдруг, что он пришел –
привет в кишку от дедушки Ашота.
Однажды Диме дали вип-билет
на акцию «Буржуи для народа»,
там был заявлен весь бомонд и свет:
актеры, бизнес, музыка и мода.
Войдя под свод Гостиного двора,
Димон всосал бокал «Дом Периньона»,
отметил: телки есть, ура-ура!
Ага, а вот известные персоны –
министр Зуфаров, генерал Сычев
и баронесса Вика Траховицер,
звезда хип-хопа Гарик Куклачев
и Ася Ель, известная певица.
Но ярче всех, с мехами на плечах,
как яйца Фаберже -- неповторима,
супермодель Сабрина Баскунчак,
задев Димона, прошуршала мимо.
Зеленые татарские глаза
как два клинка Димона рубанули,
и кто-то через час ему сказал:
«Але, захлопни варежку, папуля».
Димон встряхнулся, глянул в зеркала,
которые до потолка вздымались,
и прошептал чуть слышно: «Во дела!
Куда краса и молодость девались?
В свои неполных сорок восемь лет
на дискотеках я не слыл старпером,
и вот чирик! – и молодости нет,
стоит волчина грустный и матерый.
Меня, зазноба, вызнобила ты,
душа замерзла, сдохла канарейка,
но я – я буду покупать цветы
на все, что принесет моя «Копейка».
Как в песне, миллионы алых роз,
я расстелю под окнами твоими.
Я плачу. Мне своих не стыдно слез.
Сабрина Баскунчак, какое имя!»
Он взглядом поискал ее в толпе –
взгляд обожгла нежданная картина:
шаля с сережкой в девичьем пупе,
Сабрину тискал молодой мужчина.
Мужчина был немыслимо хорош,
а платиновый «Ролекс» на запястье,
казалось, говорил: «Ребята, что ж,
я победил в своей борьбе за счастье».
«Кто этот разнаряженный павлин?» --
спросил Димон у девушки с подносом. –
«А, этот вот чернявый господин?
Курбан Мамедов. Есть еще вопросы?» --
«Курбан Мамедов, русский, гля, спортсмен.
Какое совпадение однако.
А мой Курбанмамед простой туркмен.
Уволю чуркестанскую собаку!»
И тут в нарядный выставочный зал,
чтоб оправдать название движухи,
впустить начальник нищих приказал:
поперли инвалиды и старухи,
с иконами и кружками попы,
и ребятишки с тюбиками клея.
При виде этой ноющей толпы
в башку Димону стукнула идея.
За пару сотен он купил пиджак
и костыли у деда-инвалида
и резво поскакал на костылях
с лицом, где слиплись похоть и обида.
Он подскочил к Курбану: «Слышь, чувак,
позволь твоей красавице впердолить.
Нет? Ну пускай погладит мой елдак.
Ведь ты мужик, ты должен ей позволить!
Я ветеран и инвалид всех войн,
я ногу потерял под Кандагаром! –
так говорил Курбану наш герой,
дыша в лицо шампанским перегаром. –
Ты чё, в натуре? Деньги мне суешь?
Ах ты, чурчхела, теннисист ебаный! –
вопил Димон. – А сам соснуть не хошь?» --
и получил по репе от Курбана.
Он покатился по ступенькам вниз,
ломая костыли и руки-ноги.
И в тот же миг истошный женский визг
пронзил насквозь буржуйские чертоги.
Сабрина Баскунчак визжала так,
что лопались хрустальные плафоны.
Сбежала вниз Сабрина Баскунчак
и обняла несчастного Димона.
«Прости, прости, прости меня, солдат!
Мы все перед тобою виноваты!
Открой глаза. Какой бездонный взгляд…
Покажешь, как целуются солдаты?»
Последние слова произнесла
Сабрина Диме на ухо, чуть слышно.
Охрана к ней в машину отнесла
Димона, и Сабрина следом вышла.
Она была не просто так модель,
а дочерью магната соляного,
и услыхав: «Пардон, мадмуазель,
когда мы сможем повстречаться снова?» --
она сказала: «Слышь, Мамедов, гад,
мне не о чем пиздеть с таким героем!
И если, не дай бог, умрет солдат,
то мы тебя с папанею зароем».
Очнулся на коленях наш Димон –
у барышни в роскошном лимузине.
«Куда мы едем? Боже, это сон?» --
он обратился к плачущей Сабрине.
«Солдатик, ты очнулся, ты живой?
Где больно, милый? Косточки-то целы?» --
«Маленько приложился головой,
а тело… Стоп! Мое ли это тело?
Моя нога! Я чувствую ее!
Позволь мне снять штаны и убедиться!» --
Солдат девчонке показал ружье
и в голову позволил застрелиться.
Потом, из горла жахнув вискаря,
он овладел Сабриной по-солдатски.
«Не зря в Гостинку съездил, ох, не зря! –
шептал Димон. – Дай бог не облажаться!»
Доехав до Московской кольцевой,
шофер их до утра возил по кругу.
«Солдат, я умираю! Ты живой!» --
вопила в ухо дивная подруга.
Когда ж весенний розовый рассвет
чуть подрумянил спящий лик Сабрины,
Димон сказал шоферу: «Эй, сосед,
останови!» -- и вышел из машины.
И миллион чудесных алых роз
во двор, под окна дома на Таганке,
Димон Сабрине вечером привез,
но их уперли бабушки и панки.
Димуля в дверь к Сабрине постучал,
наврав консьержке что-то про ток-шоу.
«Привет, солдатик. Ты по мне скучал?
Вчера мне было очень хорошоу.
Ну, покажись. Какой же ты солдат!
Ты весь какой-то чистенький и модный…
Да мне плевать, женат ты – не женат,
хочу как ветер быть всегда свободной.
Иди, возьми меня в последний раз,
обманщик, жулик, негодяй, притвора!
Спеши! Курбан приедет через час.
Ну, вы с ним отчудили! Вот умора!»
Увы, не в силах автор продолжать.
Димон бежал, и плакала Сабрина.
Мораль: не надо женщин обижать.
Не лгите дамам, если вы мужчина.