Орден куртуазных маньеристов (Сборник), стр. 37
Любава
Одних привлекает доступность,
других неприступность влечёт,
а третьим важна совокупность
души и телесных красот.
Мне все без разбору девчата
девчоностью сочной милы,
пока они не превратятся
в подобие бензопилы.
Поэтому лучше, конечно,
девиц не водить под венец,
любовию тешиться грешной
и пенки снимать с их сердец.
Однажды я крепко влюбился
и даже жениться хотел,
хотя и активно клубился
среди восхитительных тел.
Скворчали-вертелись девчонки,
как курочки на вертелах.
Но жалкие были душонки
во всех этих дивных телах.
Когда же явилась Любава,
я враз про девчонок забыл,
я с нею за чашкой какао
счастливей счастливого был.
Краса, восхитительный голос,
за сердце хватающий взор,
коса налитая, как колос,
степенный, смешной разговор.
А после, ночною порою,
уста приникали к устам.
Я звал тебя милой сестрою,
прильнув к потаённым местам.
Дразнил и щипал твои нервы
придуманный мною инцест,
и вой расчленяемой стервы
будил весь мой тихий подъезд.
Любава! Как весело было,
как было с тобой мне светло!
Но в жизнь нашу мерзкое рыло
явило Вселенское Зло!
Пришел твой угрюмый папаша,
перо и бумагу достал
и тут же семейную кашу
проворно заваривать стал.
С лицом вожака-комсомольца
проследовал в мой кабинет
и требовал денег на кольца,
на мебель, тряпьё и банкет.
Потом заявилась мамаша,
несла про тебя мне пургу
и смачно курила, задравши
одну на другую ногу.
Грузила и сопли возила
по поводу звёзд и планет -
и все предо мною поплыло:
мамаша, окно, кабинет...
Когда ж я маленько очнулся,
смотрю, мама дышит рот в рот,
ремень на штанах расстегнулся
и трётся живот о живот.
И бесы, как угли в печурке,
запрыгали по животам,
и взвыла не хуже дочурки
заботливейшая из мам...
Обрушился взрыв наслажденья
угарной удушливой мглой.
Отхлынуло прочь наважденье,
и встал я веселый и злой
и молвил: "В родню набиваться
ты, матушка, мне погоди,
а лучше изволь постараться,
красавицу дочь мне роди.
А лет этак через пятнадцать
с Любавой и с ней приходи,
чтоб всею семьёй кувыркаться
на этой могучей груди!"
Лицо канала
Когда беспечная Аврора
зарю включила на востоке,
в сопровождении Егора
я пел в стрип-баре караоке.
Вдруг ветерком морским пахнуло
у входа в засранное зало,
блестя боками, как акула,
у входа дамочка стояла.
Егор, мой гид-телохранитель,
толкнул меня в брюшное сало:
"Вглядись скорей, столичный житель,
в лицо девятого канала!"
И я сказал: "Хочу трофея!
Добьюсь, во что бы то ни стало!
Моею будет телефея,
лицо девятого канала".
И как поклялся я в угаре,
так вскорости оно и стало.
До полудня мы пили в баре
с лицом девятого канала.
А после в замке над обрывом
от ласк безумных хохотало,
облитое вином и пивом,
лицо девятого канала,
оно везде меня лизало
и спинку дивно выгибало,
оно скулило и стонало,
лицо девятого канала.
Как обезумевший хапуга
с таможенного терминала,
трясло мошну трудяги-друга
лицо девятого канала.
Оно, схватив меня за бёдра,
дружка в себя до дна вогнало -
и рвоты выплеснулись вёдра
в лицо девятого канала.
И тут я в ужасе отметил,
как сморщилось и клёклым стало
в пылающем закатном свете
лицо девятого канала.
На месте бывшей телефеи
чешуйчатая тварь лежала,
вместо волос клубились змеи,
она пронзительно визжала.
Я подскочил и обосрался -
и тварь в меня вонзила жало...
Вот так я мощно повалялся
с лицом девятого канала.
Мораль:
Друзья, не надо в телеящик
любовно утыкать хлебало,
полно ведь девок настоящих,
а не личин с телеканалов.
Так не дрочите ж на экраны
в потоках телекарнавала,
не то вас поздно или рано
сожрёт лицо с телеканала.