Орден куртуазных маньеристов (Сборник), стр. 237

* * *

В те дни, когда я как бы оформлялся
И только начал опусы плодить,
Я сделаться писателем поклялся –
Теперь пора итоги подводить.
Я образцово справился с задачей,
Прорвался я в литературный цех.
Я литератор, а не хуй собачий,
И требую почтения от всех.
Теперь меня, как прыщ на видном месте,
Не так-то просто взять и сковырнуть.
Я – человек без совести и чести
И не стесняюсь этого ничуть.
На женщин я взираю жадным оком
И коньячок для вдохновенья пью,
И чтобы потакать своим порокам,
За денежки любого воспою.
Моральная подвижность для поэтов
Есть генератор творческих идей.
Приятно быть превыше тех запретов,
Что отравляют жизнь простых людей.
Теперь стихи пишу я без помарки,
Когда дадут мне денежки толчок,
А для чего? А для того, чтоб в парке
Посасывать на травке коньячок.
Чтоб недвусмысленные предложенья
Всем праздным дамочкам адресовать
И выгоды от нашего сближенья
Хотя бы вкратце им обрисовать.
А так как дамы от природы робки,
Поярче надо все обрисовать,
И бьется эхо в черепной коробке:
“Совать, совать, совать, совать, совать”.

* * *

Я человек весьма развратный,
И оттого ко мне прилип
Так называемый возвратный,
Всю душу вымотавший грипп.
Морально я весьма нестоек,
И за свои полсотни лет
Посредством девок и попоек
Сгубил я свой иммунитет.
Любые пошлые микробы
Теперь меня сбивают с ног.
О Муза, я у двери гроба!
Осталось пересечь порог!
Но в самый миг пересеченья
Замру я с поднятой ногой.
Да, эта жизнь – одно мученье,
Но что мы знаем о другой?
А вдруг там надо быть бесполым,
Вино и девок презирать
И целый день с лицом веселым
Для арфы опусы играть?
Вдруг мне, писателю в законе,
Велит ходить Верховный дух
В каком-то пидорском хитоне
И с парой крыльев, как петух?
Соплю я ударяю оземь
И говорю:”Шалишь, сопля.
Возможно, все мы унавозим
Собой российские поля;
Возможно, соплеход, густея,
Меня задушит на корню,
Но облегчать его затею
Покуда я повременю –
Пока еще не прочь девчонка
Передо мной задрать подол,
Пока зовет на поросенка
Меня брадатый хлебосол.

* * *

Журналист Николай Раскаленный
Был по взглядам пугающе лев.
Он вбуравливал зрак раскаленный
Прямо в очи доверчивых дев.
И, расслабившись, девы решали
Не перечить такому борцу,
Чтобы власть буржуа на земшаре
Подошла поскорее к концу.
Раскаленный был вечно не в духе,
О несчастной России скорбя,
И срывал он с девчонок косухи,
Чтобы как-то утешить себя.
И в такой пребывал он печали,
И Россию любил до того,
Что в конечном итоге зачали
Все девчонки в ячейке его.
Но известие вдруг разнеслося
И повергло всех в ужас оно:
Состоял в ФСБ на подсосе
Николай Раскаленный давно.
И помимо всего этот дятел
По заданью своей ФСБ
Специально девчонок брюхатил,
Чтоб создать им помеху в борьбе.
Но самцом оскорбленная баба
Пострашней, чем любой сталинист,
И в подсобке партийного штаба
Был кастрирован тот журналист.
Гордый орган, которым пробиться
Мог писака хоть к центру Земли,
Наподобье кровавой тряпицы
Был затоптан в чуланной пыли.
И толпа истязательниц гневных
Рассосалась, угрозы цедя.
Разорвал на бинты себе евнух
Пыльный вымпел с портретом вождя.
С той поры на партийные сходки
Раскаленный уже ни ногой
И статейки за подписью “Кроткий”
Издает он в журнале “Другой”.
Пишет он о косметике, модах
И как стряпать бойфренду еду.
Приобрел он двойной подбородок
И заметно раздался в заду.
В заведеньях, неведомых женщинам,
Он сидит и смакует абсент
И о Путине с видом застенчивым
Говорит:”Это мой президент”.