Орден куртуазных маньеристов (Сборник), стр. 156
* * *
Когда я в обиде на злую судьбу
Портвейном плохим отравился,
Меня хоронили в закрытом гробу –
Настолько мой лик исказился.
Не бил барабан перед смутным полком –
Лишь дробно кричали сороки,
Лишь критика били в сторонке молчком,
Мои похулившего строки.
Порой над толпой проносилось “прощай” –
Тихонько и благоговейно,
Порой ветерок приносил, трепеща,
Откуда-то запах портвейна.
Безмолвно уставясь на свежий раскоп,
Застыли друзья без движенья.
Трещал на помосте и пучился гроб
Под действием сил разложенья.
Подруги не падали с воплями ниц –
Лишь губы шептали угрозы;
Порой в декольте со страдальческих лиц
Катилися жаркие слезы.
Отмщенья обет созревал на устах,
Однако не вылился в речи,
Поскольку наряд милицейский в кустах
Пил водку совсем недалече.
Друзья, вы сурово с кладбища текли
И критика тело влачили,
И каждый по горсточке рыжей земли
Набрал на заветной могиле.
Друзья, не позволили вам палачи
Почтить меня залпом ружейным,
Но траурным факелом вспыхнул в ночи
Ларек, торговавший портвейном.
Я видел с высот поминанье свое –
Уже бестелесный, незримый;
А вскорости вдруг загорелось жилье
Моей бессердечной любимой.
Визжа, вылетали из окон жильцы,
Постыдно обдувшись от страха,
А отсветы строили в небе дворцы
Нездешней красы и размаха.
Не бедная почесть в ночи отдана!
И было смешно милосердье,
Когда волновавшие мрак пламена
Меня уносили в бессмертье.
РЕКА СТИХОТВОРЕНИЯ (1999)
* * *
Что говорить о черных силах?
У нас внутри сидят враги.
Коль слишком много крови в жилах,
То кровь бросается в мозги.
И думать этими мозгами
Уже не в силах мы тогда,
И нам милей молебна в храме
Блудниц накрашенных стада.
Хотя мудрец просфорке черствой
И ключевой водице рад –
Милей нам пьянство, и обжорство,
И прочий тлен, и прочий смрад.
Пойми, в чем истинная благость,
И впредь не будь таким ослом,
И ближних, совращенных в слабость,
С молитвой уязвляй жезлом.
Быть правым – вот что в жизни сладко,
Вот что возносит к облакам
И придает стальную хватку
Жезл поднимающим рукам.
И порка помогает тоже,
Ты плетку тоже приготовь –
Она оттягивает к коже
От головы дурную кровь.
Утратит жертва гордый облик,
Зазнайство глупое свое,
А ты внимай, как в жалких воплях
Выходят бесы из нее.
Овечке неразумной порку
Так сладко вовремя задать
И после черствую просфорку
С молитвой кроткою глодать.
* * *
Я нынче увидал, братва,
Судьбы безжалостное жало:
Отрезанная голова
На шпалах буднично лежала.
Я размышлял, что человек,
Должно быть, шел себе по делу,
Но, не сумев сдержать разбег,
Вдруг электричка налетела.
И вот плачевный результат –
Лишился головы покойный,
Хоть машинист отнюдь не гад,
А человек весьма достойный.
Братан приобретает власть,
И “мерседес”, и черный пояс
Лишь для того, чтобы попасть
Под страшно лязгающий поезд.
Чтоб цепь случайностей прервать,
Над нами голос раздается
И хочет что-то втолковать,
Но втолковать не удается.
Стремится некто дать совет,
Но втуне всё его старанье,
Ведь проявляем мы в ответ
Лишь тупость и непониманье.
Наречьем дружеским, увы,
Никак братва не овладеет,
И с каждым днем ряды братвы
Безостановочно редеют.
* * *
Если кто-то тебе нагрубил,
Знай: прощение портит людей.
Если сразу его не убил,
То потом непременно убей.
Ведь в сердечной твоей глубине
Нездорово держать неприязнь,
Ведь не зря гуманисты в стране
Уничтожили смертную казнь.
Они дали тем самым понять,
Что отныне ты сам прокурор,
И судья, и притом исполнять
Сам же должен ты свой приговор.
Это трудно – ведь ты не юнец,
А побитый судьбой ветеран,
Но найдет грубиян свой конец
От бесчисленных резаных ран.
Впрочем, тыкай, кромсай или режь –
Лишь бы вышел из этого толк,
Лишь бы голос, проевший всю плешь,
Наконец захрипел и умолк.
Трудно липкую кровь замывать,
Трудно прятать ночные дела,
Но приходится вновь убивать,
Чтобы злоба нутро не прожгла.
Вновь нахальный возникнет дебил –
Умерщвленного вдвое тупей;
Если сразу его не убил,
То потом непременно убей.