Орден куртуазных маньеристов (Сборник), стр. 126
* * *
Жизнь складывается печально,
Затапливаясь суетой,
Уходит все, что чрезвычайно,
Приходят сумрак и застой.
Но взглядом, брошенным случайно,
Мир наполняется пустой.
Любимая, ты - тьма и тайна,
На миг пронзенная звездой.
В порядок неблагоприятный
Сегодня строятся планеты,
Я от небес добра не жду, -
На вызовы судьбы превратной
В твоих глазах ищу ответа,
Свою счастливую звезду.
* * *
Над купами дерев закатные лучи
Придали зданиям оттенок терракоты,
Но в глубине аллей бесшумные ткачи
Из нитей пепельных вновь начали работу.
И чудный гобелен рождается в ночи.
Пусть он окажется невидим для кого-то -
Ты в сумраке сюжет античный различи,
Средь лиственных слоев - ристания Эрота.
Вглядись: вот плечи, торс, вот голова в венке;
Пускай же улиц гул живет невдалеке,
Пускай сиреневым отсвечивает небо -
Нам ночь являет здесь все тот же юный мир,
Где, спрятавшись в листве, опять следит сатир,
Как нимфа манит в грот прекрасного эфеба.
* * *
Расплывчатая сеть закинута в траву,
Прохладный ветерок едва поводит ею,
И та же ячея легла через аллею,
И я по ней иду, теку или плыву.
Облюбовав себе поляну попышнее,
Разлягусь я на ней, чтоб грезить наяву.
Волнует отсветы, как будто на плаву,
День ясный, ветреный, среди листвы синея.
Мне в травах слышится напеи легкий шаг,
И звон гиметтских пчел стоит в моих ушах,
И чашечки цветов качают пчелы тяжко.
Как этот переход немыслимо глубок:
Я отдыхаю здесь, как мощный полубог,
А в уличной толпе я был простой бродяжка.
* * *
Духовным оком зрю я обелиск,
Которым будет мой прославлен гений:
У основанья вделан медный диск,
Где выбит список всех моих свершений;
Вкруг диска малахитовый венец
Сияет вечной свежестью весенней,
И в мраморе запечатлел резец
Завет мой для грядущих поколений.
А перед обелиском - павильон,
Где средь восьми нефритовых колонн
Из бронзы светоч будет укреплен,
Неугасимо день и ночь пылая;
А если не исполните того,
То с вами разрываю я родство,
Вы недостойны дара моего,
Плюю на вас и знать вас не желаю.
* * *
Гремел оркестр, и в тесной зале
Пугливо сотрясались стены,
И гости пьяные плясали
И завывали, как гиены.
Их космы потные свисали
На губы с пузырями пены,
А музыканты всё бросали
Охапки звуков вниз со сцены.
С ногою, поврежденной в драке,
Сидел я праздно, и досада
Вгрызалась в печень мне всё пуще,
Но начала мне делать знаки
Внезапно пьяная менада
И улыбаться мне влекуще,
И я отбросил роль зеваки,
И захромал в людское стадо,
И там запрыгал в самой гуще.
* * *
То жадный жар грозил спалить меня дотла,
То холода волна в крови катилась глухо,
И то давила боль, то грызла, то рвала,
Как крыса злобная, вселившаяся в брюхо.
Пусть от усталости вся плоть изнемогла,
Но боль перевести не позволяет духа.
Я корчусь так и сяк, но до чужого слуха
Ни жалоба моя, ни просьба не дошла.
Чего стесняюсь я? Я знаю - мне помогут,
Но мысль, что в слабости меня увидеть могут,
Закроет мне уста. Я боль превозмогу.
Стараясь никого не повергать в тревогу,
Я гордо думаю, что я могу так много:
Все пальцы искусав, терплю - и ни гу-гу.
* * *
Ни женщины, ни слава, ни вино
Не привлекают утомленный взгляд,
Но в зимней тьме горит одно окно,
Неколебимый золотой квадрат.
Тепло, уют, спокойствие и лад
В картине этой слиты заодно,
И оттого, что взгляду не дано
Проникнуть внутрь, - она милей стократ.
Перед окном - сплетение ветвей,
Вдоль черных линий - снежная кайма:
Под гнетом тьмы осевшие дома
Вдруг с шумом огибает снеговей,
Забытое доносит до ума:
Пора идти дорогою своей,
Где беспощадный ветер и зима.