Орден куртуазных маньеристов (Сборник), стр. 112
* * *
Не нужно духовных взлетов,
Мистической чепухи, -
Сведение личных счетов
Одно рождает стихи.
Со мной обойдутся грубо,
Собаку пнут под ребро, -
Собака оскалит зубы,
А я возьмусь за перо.
Общественному броженью
Мой стих не укажет путь.
Он - плата за униженья,
Мои, а не чьи-нибудь.
Хотел я живого мяса,
А должен пойло хлебать;
Стелили мне в детстве мягко,
Но в зрелости жестко спать.
Когда этот мир пропащий
В лицо мне опять солжет,
Мой гнев во вспышке слепящей
Его в стихи пережжет.
И будут дальние братья
Мой стих недобрый беречь
За то, что смогу им дать я
Для гнева - гневную речь.
* * *
От безвестности не терзаясь,
Беззаботно бедность терпя,
Жил я мудро, раз нынче зависть
Всем внушаю вокруг себя.
Погулял я и впрямь немало,
Но остался со мной досель
Не блестящий хмель карнавала,
А запоев тяжелый хмель.
И не ласки пылких поклонниц
В номерах на закате дня,
А накопленный груз бессонниц
Норовит повалить меня.
И стихи - не игра, не шалость,
Как в былые светлые дни, -
Перебарывая усталость,
Спотыкаясь, идут они.
И читаю я не драконам,
Водопадам и облакам,
А холодным стеклам оконным,
Подворотням и тупикам.
Обессилел двойник-проказник,
И один идет человек, -
Так и длится мой вечный праздник,
Сокращая мой краткий век.
* * *
Боюсь я не предсмертной боли
И не посмертного забвенья, -
Боюсь, что резко разомкнутся
Различных состояний звенья.
Переносимы, как известно,
Все муки для людского рода,
Пугает лишь бесповоротность
И окончательность ухода.
О, если б, прежде чем включиться
В цепочки темных превращений,
Мне удалось на миг вернуться
В мой город сумрачный осенний!
Я ничего бы не боялся,
Надейся я на эту милость;
Не верю, чтоб с моим уходом
Там ничего не изменилось.
Легко начну пути любые,
Но только подсмотрев вначале,
Как очи синие любимой
Вдруг потемнели от печали.
* * *
Пустой оголенный город,
Скрипучий вороний грай,
И, как колодезный ворот,
Скрипит на углу трамвай.
Летит он, лязгая лихо,
Сгребая грохот и звон,
Но вновь пустынно и тихо,
Едва удалится он.
Где отклик его стараньям,
Коль всё здесь в себе живет?
И шум его, чуждый зданьям,
Бездомный, вдали замрет.
Пусть мчится он в руслах улиц,
Волну из листьев гоня,
Но краски в себе замкнулись
При свете бледного дня.
И слуха настороженность,
И тщетно ищущий взгляд
Всеобщую отрешенность
Одну душе сообщат.
А купол цинково-бледный,
Где вмятины чуть видны,
На город осенний бедный
Недвижность льет с вышины.
* * *
Я дал смирения обет
И сыплю ныне на главу,
Как пыль, осенний легкий свет,
Просеявшийся сквозь листву.
Не внемлю я мирским словам,
Корысть осталась позади.
Сегодня нищим деревам
Я дам приют в своей груди.
Не слышать больше никогда
Мне дорогих людских имен,
Лишь волн гонимые стада
Впущу я в сердце, как в загон.
Мне жаль покинутых, но я
К ним никогда не воззову.
Легла озноба кисея
И на сердце, и на траву.
Я принимаю свой обет
Без горечи, и потому
Меня осенний легкий свет
Зовет к истоку своему.
* * *
Ветер рвет с тротуара
Парчу, и корчует зданья,
И, как дыханье пожара,
Спирает стужей дыханье.
Кистями листьев упрямо,
С шипением тыщи кошек,
Хлещет застывшие в рамах
Цветные светы окошек.
И вторят его шипенью
Шипением мостовые,
Асфальт, поросший свеченьем,
И шлейфы шин меховые.
Каждое сердце ныне
Слиться с ветром сумело -
Как ветер, одно в пустыне,
Которой нету предела.
Мельканье отблесков вместе
С мельканьем безликих теней,
И словно ходят по жести -
Так воет ветер осенний.
За каждой душой пропащей
Он гонится вечерами -
Бушующий, и свистящий,
И машущий фонарями.