Зимние призраки, стр. 45

Он остановил машину у выезда на дорогу к кладбищу и снова оглянулся.

Бритоголовые долго стояли на вершине отвала, а затем последовали за Дейлом, направив «форд» прямо вниз с холма. Но пикап подвели крутящий момент и коробка передач. На середине спуска зеленый пикап повело, развернуло и он потерял управление. Машина ударилась о грязь внизу, съехав боком. Бесполезные теперь огромные шины сразу ушли на три фута в болото, и пикап завалился на левый бок, кабина и кузов до половины ушли в грязь и воду.

Одну дожую минуту не было заметно никакого движения, а потом все три скинхеда вылезли в открытое пассажирское окно, с трудом сохраняя равновесие на косо стоящем боку машины. Один из молодчиков попытался пройти по скользкому крылу и взмахнул руками, теряя равновесие. Он упал в грязь и тут же ушел в болото до пояса.

Дейл понял, что надо снова заблокировать дифференциалы и вернуться к пикапу: не для того, чтобы помогать скинхедам, осознал он мигом позже, – чтобы проехаться по гнусным скотам, закатать их в грязь так, чтобы их нашли лет через пятьсот, как каких-нибудь мумий из торфяных болот Англии. Дейл попытался засмеяться, но сейчас руки, сжимавшие руль, тряслись, сердце колотилось, когда волна адреналина, на которой он держался до сих пор, пошла на убыль. Он ощутил, что никогда еще не испытывал такой злости, во всяком случае с тех пор, когда был ребенком и жил в Элм-Хейвене. Какая-то часть бешеной энергии и злости из тех почти забытых лет вернулась к нему вместе с фрагментами воспоминаний: «Мы прикончили тот проклятый грузовик, который преследовал нас». Он не понял этой мысли, но узнал ее отголосок в своем нынешнем приступе ярости.

Двигаясь медленно, Дейл поехал на запад по ухабистой дороге, тянувшейся вдоль южной оконечности Страстного кладбища. У выезда на окружную дорогу он вышел, открыл ворота, проехал, запер ворота за собой. Он знал, что бритоголовые тоже скоро выйдут на эту дорогу – ну, не так уж скоро, если вспомнить, через какую грязь им придется пробираться, – но вряд ли им удастся вытащить так же скоро свои машины.

«А им и не нужно, – пришла непрошеная мысль. – Все, что им требуется, – повернуть здесь на север и дойти до “Веселого уголка" пешком».

Дейл мысленно пожал плечами. Гнев оказался сильнее нервной тряски, он ощущал, как ярость кристаллизуется в груди, сжимается в кулак. На ферме у него дробовик. И новые патроны. Пусть приходят.

«Веселый уголок» стоял темный, когда он подъехал. Сосульки после дневной оттепели замерзли и висели ледяными зубами перед задней дверью. Дейл ходил из комнаты в комнату, включая везде свет. Никто его не поджидал. «Саваж» был в подвале, там, где он его оставил, незаряженный, прислоненный к стене. Дейл взял коробку патронов четыреста десятого калибра, зарядил один и унес дробовик в кухню. Убедился, что дверь закрыта на цепочку. «Пусть приходят».

Он прошел в маленький кабинет. На темном экране горели слова. Это было не стихотворение, которое он видел в последний раз, не его угроза неизвестному собеседнику с требованием назвать себя, а точный повтор предыдущего письма.

›Скорбен, одинок, скажи, убог ли, коли избегаю общества? Творение Божественное от Господа алчет света. Любовь, одиночество – всякое амбивалентное ощущение теряется, меркнет. Ежедневные напасти язвят, долги удручают, альтернативы нет.

Когда Дейл видел эти слова в первый раз, они показались ему лишенными смысла, но сейчас они всколыхнули смутное воспоминание о чем-то написанном Владимиром Набоковым. И тут он вспомнил это произведение – «Сестры Вэйн» – и сейчас же узнал в тексте такой же игривый акростих, который звучит в последнем абзаце рассказа. Поняв, что сообщение на экране акростих, Дейл легко прочел его по первым буквам каждого слова…

›Сосульки от Бога. Слова от меня. Дуэйн.

Глава 20

Последние месяцы, пока Клэр Харт доучивалась в университете Монтаны – прежде чем отправиться в Принстон готовиться к защите, – они с Дейлом проводили на ранчо почти все выходные, а в тот последний апрель их занесло снегом на пять суток.

Он ушел от Энн и девочек. Все в университете, кажется, знали, что происходит. Заведующий его кафедрой был просто поражен, коллеги проявляли любопытство или возмущались, иногда и то, и другое, даже декан дала понять, что ее все происходящее слегка беспокоит. Романы между студентами и преподавателями случались, а романы между выпускниками и первокурсниками были делом обычным, но все-таки Мизула была слишком маленьким городом, слишком патриархальным, поэтому никому не нравилось, что сплетни о подобной связи ходят по университету.

Дейл с Клэр выехали на ранчо в пятницу – он с маленькой квартирки, которую снимал в городе после того, как ушел из дома, Клэр из своей квартиры, – а уже утром в субботу перевал оказался заперт, полмили дороги засыпало сугробами в четыре фута высотой, телефонная линия испортилась, электричество на ранчо отключили. Это было прекрасно.

Они кололи дрова и жались друг к другу у широкого зева камина, чтобы согреться. Они забирались под пуховую перину на кровати и занимались любовью, чтобы согреться. Плита на кухне работала от огромной цистерны с газом, поэтому проблем с едой не было. Дейл заранее запасся огромным количеством консервов, а просторный холодильник устроили в чулане между домом и амбаром, достаточно было только открыть дверь; температура каждую ночь падала ниже нуля – замороженной пище уже ничто не грозило. Дейл даже расчистил лопатой для снега гриль на террасе, чтобы во второй вечер на ранчо приготовить мясо.

Днем они ходили по окрестностям на лыжах или надевали снегоступы и гуляли по горам и долинам. Солнце ослепительно сияло в промежутках между налетавшими изредка снежными шквалами, небесная лазурь проглядывала в просветах между ползущими облаками. Ветер дул, почти не переставая, стряхивал снег с лап дуг-ласовских елей и желтых сосен, взвихривал снежинки выше западной стены ранчо и укрывал единственную дорогу волнистыми белыми дюнами. На третий день они надели снегоступы и пошли вниз по горной дороге, но почти сразу стало ясно, что, хотя накануне и приезжали бульдозеры, за ночь ветер и новый снегопад снова закрыли перевал. Они вернулись на ранчо и разожгли огонь – у Дейла ушло на это десять спичек, – потом разделись и занимались любовью перед камином на покрывале, купленном на заливе Гудзон. Потом Дейл сказал, что, по его подсчетам, дров им хватит лишь до следующего декабря.

В последнюю ночь перед тем, как дорогу расчистили, Клэр сказала Дейлу, что у него такой вид, словно его посещает дух. В тот день, когда окружную дорогу расчистили, телефон снова заработал, сосед, у которого был снеговой плуг, пообещал расчистить для Дейла выезд, как только справится с дюжиной подобных заданий для других соседей, а это произойдет, скорее всего, к следующему утру. Дейл ответил ему, что тот может не торопиться.

Уже стояла глубокая ночь, и Дейл с Клэр лежали перед догорающим огнем на толстом стеганом одеяле, накрывшись красным покрывалом с видом Гудзона. Во всем остальном доме было темно и холодно. Клэр лежала ближе к огню, отвернувшись от него, лицом к камину, она опиралась на правый локоть, касаясь Дейла только бедром и ягодицами. Ее левая рука, плечо, грудь были обведены алым контуром света от догорающих углей, казалось, в ней пульсирует какой-то ее собственный внутренний жар. Дейл почти дремал – ему было лень подбрасывать дров, чтобы в комнате потеплело и они смогли уйти в спальню, – когда услышал ее обращенные к нему негромкие слова:

– Знаешь, почему я решила быть с тобой?

Он даже заморгал от ее ледяного тона, но быстро сообразил, что это, должно быть, прелюдия к какой-нибудь шутке или комплименту.

– Нет, – ответил он, проводя ладонью по алой изогнутой линии ее плеча и руки. – Почему же ты решила быть со мной?

– Потому что ты с привидениями, – шепотом ответила Клэр Ту-Хартс.

Дейл ждал завершения. После долгого молчания, которое нарушало только потрескиванье углей, он спросил: