Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна, стр. 29

– Извините, – машинально отозвался лейтенант, не в силах оторвать взгляд от столпившейся в дверях компании.

– Ничего страшного, Домовушка сейчас подотрет, а я вам налью свежего чаю… Домовушка!

– Нет, нет, не беспокойтесь, пожалуйста, – пробормотал лейтенант, глядя на хлопотливого Домовушку, который бегал с тряпкой вокруг кресла и вытирал пол, и столик, и китель лейтенантика – все той же тряпкой, – не хочу я чаю…

– Может быть, кофе? – Теперь уже не только лейтенантик был похож на мальчика, играющего в генерала и допрос свидетельницы – или обвиняемой, – но и Лада походила на маленькую девочку, играющую в дочки-матери и усердно потчующую куклу всамделишным чаем из настоящей посуды – так смешно она морщила лобик и надувала губки от сосредоточенности на таком важном деле, как угощение гостя. – Домовушка, у нас кофе есть?

– Весь вышел кофей, а мельница кофемольная сломалась давеча, и сколько было тебе говорено, Ладушка, чтоб ты ее в починку отнесла…

– Почему ваша бабушка так странно выглядит? – спросил вдруг лейтенант, переводя взгляд на Ладу. Белые бровки его грозно нахмурились, ну вот сейчас выхватит пистолет и крикнет: «Руки вверх! Имена, адреса, явки!» Но вместо этого он спросил: – Ведь это же ваша бабушка, так?

– Нет, не так, – сказала Лада. – Это Домовушка, домовой наш.

– Домовой, домовой, – закивал лохматой головкой Домовушка, – меня еше суседкой кличут али щуром иногда…

Лейтенант закрыл глаза и сосчитал до десяти – громко, четко выговаривая слова, поэтому мы все услышали, что после пяти у него шло восемь, а потом три.

– У него и с арифметикой проблемы, не только с орфографией, – сказал я сочувственно. – Видно, двоечником был товарищ участковый…

Лейтенант открыл глаза, посмотрел на меня, потом на Ладу. И – что меня удивило – взгляд у него не был испуганным. Удивленным, недоумевающим, сбитым с толку чувствовал себя наш гость, но он не испугался. А зря. Я на его месте испугался бы.

– Лада Велемировна, как вы это делаете? – спросил он почти миролюбиво.

– Я ничего не делаю!

– Но ведь это вы только что говорили, правда ведь? Мужским голосом…

– Я не умею говорить мужским голосом, – обиженно сказала Лада. – У меня свой голос есть и, как мне кажется, достаточно приятный…

– Да, – согласился лейтенант, – вы правы. У вас достаточно приятный голос… Вы извините, я, пожалуй, пойду… Что-то неважно себя чувствую… А протокол мы после напишем…

– Никуда вы не пойдете, – сказала Лада грустно. – Очень жаль, но я же вас предупреждала…

– Это почему еще? – взвился лейтенант с кресла, хватаясь за фуражку. – Вы что, угрожаете мне при исполнении?!

– Да не угрожаю я вам, – так же грустно, даже с досадой ответила Лада, – смотрите сюда!

Она повела ладонью перед его лицом, и в ладони этой что-то блеснуло. Зеркальце! – догадался я. Начинается!..

А Лада заговорила напевно, и зазвенели в ее голосе серебряные колокольчики:

– Кто ты, юноша? Не Светлый ли ты витязь?.. (И так далее – см. выше, главу третью.)

И Домовушка позади меня зашептал, жарко дыша мне в спину:

– Ой, только б кто маленькой, только бы мышонок какой-нибудь али птичка певчая, большого-то не прокормим!..

– Не говори под руку, сглазишь! – прервал я его.

Не нравился мне этот белобрысый бесстрашный лейтенантик. И ничего-то он не боится, и ничто-то его не пугает… К тому же пришла мне на ум его недавняя шутка насчет львов – а ну как трансформируется этот образец милицейской доблести в льва – что мы делать будем? Льва кашкою манною не покормишь, льву надо мясо, и много мяса надо льву, и места ему надо много для жизни – комнату, а то и две…

Но льва из лейтенантика не получилось.

Лада допела последние слова трансформирующего заклинания, комната как-то странно вздрогнула, как будто в нашей квартире произошло локальное землетрясение, и мы вместо лейтенанта увидели кучу тряпья – это был ворох милицейского обмундирования, поверх которого лежала новенькая фуражечка с блестящим околышем. Ворох зашевелился, Домовушка выдохнул мне в спину:

– Вот ладно-то как! Маленькой кто-тось!

И из тряпья выпростался молоденький беленький петушок, у него даже хвостик был еще короток. Домовушка воскликнул:

– Ура!.. Нет, это же надо, какое совпадение обстоятельств получается! – радовался он, захлебываясь словами, пока прятал обмундирование в наш волшебный шкаф. – Только у нас надобность в кочетке возникла, ан вот он, кочеток, петушок – золотой гребешок, и появился! Это же прямо как по заказу получается, а!.. Ай, Лада, ай ублажила!..

– Я тут ни при чем, – довольно равнодушно сказала Лада. – Это всего-то его внутренняя сущность.

– Совсем у нас как в сказке получается! – продолжал радоваться Домовушка, не слушая ее. – И Пес у нас есть, и Кот, и вот теперь Петушок! Еще бы нам бычка да барашка, и можно сказку в лицах представлять, как в вертепе!..

– Остановись, неразумный, накликаешь! – не своим, каким-то утробным голосом прямо-таки взвыл Ворон. – Если все будет идти так и дальше, скоро вся городская милиция поступит к нам на иждивение, ты этого хочешь? Чем ты кормить их будешь, этих твоих бычка и барашка?

– Да я ж ничего, я ж ничего и не говорю!.. – оправдывался Домовушка. – Мы и так вертеп можем устроить, Жаб за бычка сойдет, а ты – за барана. А что, о Рождестве…

– Дикобраз неумытый! – заорал Ворон. – Тебе существующего вертепа мало?!

– Лада, слышь-ко, Ладушка, опять непотребное слово мне этот птиц сказал! Диким образом обозвал, да еще замаранным!

Давненько Домовушка с Вороном не препирались, с тех самых пор, как первый советник надрался, а в отношениях обитателей квартиры появилась трещина. Я мысленно поприветствовал эту их словесную потасовку, видя в ней своего рода залог возврата к прежней спокойной жизни. Но Лада отмахнулась от них. Она внимательно наблюдала за поведением Петуха, и что-то в его поведении тревожило ее – озабоченная морщинка пересекала гладкий обычно лоб, и хмурились соболиные брови. Я тоже внимательнее пригляделся к нашему новенькому.

Петух, по-моему, вел себя, как полагается вести себя всякому петуху. Он кукарекнул пару раз, а потом пошел по ковру, разгребая ворс и выклевывая оттуда крошки печенья.

– Я так и сказал Ладе – мол, ничего странного, ведет себя, как обычная птица, ищет себе прокорм.

– Но он ведь не обычная птица! – возразила Лада. – Я боюсь, что-то у меня не так получилось. Он сейчас должен быть в шоке от осознания случившегося. Вспомни себя, Кот!

– Ну помню, – сказал я. – Я тоже есть хотел, и очень.

– И ты прямо так же, сразу стал искать кошачью пищу и приобрел кошачьи повадки? – спросила Лада.

– Да нет, – почесал я лапой за ухом. – Я долго не мог поверить в то, что случилось, все мне казалось, что я сплю…

– А ему не кажется.

Я еще раз посмотрел на Петуха. Он, по-видимому наевшись, вспорхнул на спинку кресла, похлопал крыльями, кукарекнул разок и сунул голову под крыло. Спать собрался.

– Я боюсь, – сказала Лада шепотом, – боюсь, что вместо трансформации я проделала с ним настоящее превращение, и его человеческая составляющая провалилась слишком глубоко в подсознание. Вы-то все какой-то частью сознания ощущаете себя людьми, а вот он – он, по-моему, больше чем на девяносто процентов ощущает себя птицей. И я не могу понять, почему так получилось…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой повествуется в основном о Петухе

О, что за блаженство – быть ослом!

Г. Гейне

Лада беспокоилась напрасно. Ничего страшного с Петухом не произошло. Просто в его птичьем мозгу не помещалось больше одной мысли за раз. Очень скоро мы в этом убедились.

Когда я говорю «мы», то имею в виду Домовушку, Ворона, Пса и себя. Жаб же сказал, что все эти новые жильцы только добавляют гембиля, и что его лично не интересует, что там с этим ментом случилось, и что он лично не удивляется тому, что произошло, поскольку петух – птица бесстрашная в силу своей глупости, а лейтенантик и был до тупости бесстрашен.