Неприступная Эммелина, стр. 18
Она немедленно поедет домой. Не важно, что сказала ей Бетси, – она должна все увидеть своими глазами. Увидеть нечто невероятное, ужасное. Ей некогда говорить со Спайком, некогда говорить вообще с кем бы то ни было. Спайк отлично проведет время в компании Гретхен, а Эммелина полетит домой первым же рейсом.
Бетси все еще что-то говорила ей, но мисс Прайс повесила трубку. Ее дом не могли снести! Этого не может быть!
Глава 9
– Вон туда, к ограждению, – сказала Эммелина водителю такси. Она еще успела поблагодарить его, когда машина останавливалась у оранжевых заградительных знаков, но потом, выглянув в окно, потеряла дар речи. Ее дом находился совсем рядом с дорогой, но теперь за забором ничего не было. Вообще ничего, словно там всегда была пустошь.
Правда, кое-где она увидела обломки фундамента и какие-то столбы, которые торчали из земли, как высохшие деревья. А вся земля была усыпана мусором.
И ее дом… Он исчез…
Грудную клетку Эммелины словно сдавило, у нее было такое чувство, что ее тоже разрушили. Как будто она ступила на палубу тонущего корабля.
Если она тут останется, боль снова и снова будет терзать ее. Но она не могла уехать. Ей было некуда ехать. Ее жизнь превратили в груду мусора, и она должна убедиться в том, что ничего не осталось. Попросив водителя подождать и не получив ответа, Эммелина вышла из такси. К собственному удивлению, ноги держали ее.
Бригада рабочих убирала мусор. За их голосами Эммелине послышался голос ее бабушки, которая звала восьмилетнюю Эмму домой, чтобы та не вымокла под дождем. Она так и чувствовала запах печенья с корицей и слышала классическую музыку, которую в это время всегда включали по радио. Видела темные волосы бабушки, в которых светились седые пряди, видела ее добрую улыбку, чувствовала, как ее щека прижимается к ее лицу.
– Как он мог это сделать? – прошептала мисс Прайс.
Ее дом был больше чем рай – это было хранилище всех ее воспоминаний, ее семейных реликвий. Без ее дома драгоценные воспоминания померкнут и будут утеряны навеки. Она потеряла даже фотографии и семейные альбомы.
Наверное, шок защитил Эммелину, иначе ей бы не пережить этого. Женщина побрела вперед по обломкам, не в силах даже определить, где именно стоял ее дом. Все было разрушено, все исчезло – ее викторианские сокровища, ее антиквариат, фарфор. А птицы? Куда делись птицы?
Эммелина повернулась, силясь справиться с горем. Слезы ручьем потекли у нее по щекам, она пыталась найти хоть какой-то смысл в случившемся. Но разум отказывался повиноваться ей. Как она смогла бы все объяснить своей бабушке?
Найдя обломок бордюрного камня, Эммелина присела на него; мимо прошла группа рабочих. Она вспоминала свое прошлое, свою безнадежно больную, безумную мать, которая превратила ее жизнь в кошмар.
Эммелина ничего не знала о своем отце. Вероятно, она так ничего и не узнает о нем, кроме того, что этот незнакомец однажды вошел в разлаженный мир ее матери, а потом превратился в одно из тех чудовищ, от которых она пряталась.
Эммелина появилась на свет, когда ее мать убегала от одного из своих воображаемых преследователей, которых не могло засечь даже Федеральное бюро расследований. Девочке было шесть лет, когда нанятый ее бабушкой сыщик наконец-то нашел двух беглянок. К этому времени опухоль в мозге ее матери разрослась настолько, что операцию делать было уже поздно. Она умерла быстро и без страданий, и смерть помогла ей обрести мир, которого она так и не познала в жизни.
Возвращаясь к такси, Эммелина с головы до ног покрылась пьшью и даже не замечала, что ее ноги оставляют следы на толстом слое сухой земли. Таксист, разумеется, спросил, куда ехать, однако Эммелина не могла дать ему хоть сколько-нибудь вразумительный ответ.
– Просто повозите меня немного, – попросила она.
Они поехали по небольшой улочке, на которой она училась кататься на велосипеде, потом сделали пару поворотов и оказались около школы, в которой Эммелина делала большие успехи по английскому и так и не научилась по-настоящему играть в баскетбол. Сбоку от дороги, чуть впереди, раскинулись холмы, до которых градостроители еще не добрались. «Собственность Уэстона», – с горечью подумала мисс Прайс. Водитель уже хотел было свернуть в сторону, как вдруг Эммелина выпрямилась и закричала:
– Нет! Не сворачивайте! Езжайте вперед! – Прямо перед ними в ивовой роще прятался дом, которого Эммелина не видела раньше. Нет, это невозможно. Темно-зеленые жалюзи казались удивительно знакомыми, но дома-то здесь прежде не было. Не было! – Остановите машину! – взмолилась она, дрожащими руками вынимая деньги из кошелька. – Пожалуйста!
Шофер остановился, но недостаточно быстро для Эммелины. Забыв о викторианских манерах, она распахнула дверцу такси, задрала подол своей узкой длинной юбки и стала карабкаться вверх по зеленому склону холма. Это было невероятно. Кто-то построил здесь дом в точности как ее родное жилище. Правда, в некоторых местах серая краска заменила зеленую да позолоченная отделка была другого оттенка, но в остальном сходство было полное.
Фундамент дома поддерживался опорами, что и заставило Эммелину принять этот дом за новый, но ступеньки крыльца издавали такой привычный скрип, да и экранная дверь, заслонявшая дверной проем, показалась ей знакомой. Поднявшись на крыльцо, она подошла к открытой двери и заглянула внутрь, но ничего не увидела из-за темноты, царившей в доме. И вдруг Эммелина остановилась как вкопанная: на глаза ей попался керамический ящик для газет. На нем в окружении нарисованных цветов выделялась надпись: «Добродетель согреет меня, пусть даже и одними отрепьями». Эммелина постучала по гвоздям, которыми ящик был прибит к двери. А это что еще за шум? Напоминает… птичье пение. В доме пели птицы!
А потом до нее донесся голос, услышав который, Эммелина в ужасе съежилась:
– Добро пожаловать домой, мисс Прайс! – Голос, который не узнать было невозможно, звал ее откуда-то из глубин дома.
Эммелина оторопело попятилась назад. Скорее всего она свалилась бы со ступенек, если бы появившийся невесть откуда Джефф Уэстон не отворил экранную дверь и не поддержал ее.
– Извини, я не ждал тебя так рано, – проговорил он, засовывая полы своей белой рубашки в джинсы. Затем, сняв с плеча махровое кухонное полотенце, Джефф жестом пригласил Эммелину войти. – У меня нет холодного шампанского.
Эммелина нетвердым шагом прошла в прихожую и прислонилась к стене – ноги не держали ее. Здесь все было таким же, как при ней.
– Что… это? – прошептала она пересохшими губами. – Что ты сделал?
– Перевез твой дом в более удобное местечко, – небрежно бросил Уэстон.
– Перевез?.. – переспросила женщина.
– Ну да, подцепил его с помощью вертолета «чинук» и перевез. Надо сказать, замечательные это вертолеты. С их помощью можно хоть отель перенести.
С уст Эммелины сорвался крик, она пыталась сдержать закипавшее в ней негодование.
– Ты перевез мой дом? – вскричала мисс Прайс. – Как ты мог?! Я была в ужасном состоянии! Я подумала, что ты велел этим неповоротливым рабочим снести его!
– Рабочим? – Похоже, Джефф смутился. – Так ты была на прежнем месте? Что ты там делала?
– Я поговорила по телефону с Бетси – той леди, которая согласилась присмотреть за домом без меня, – ответила Эммелина. – И она сообщила мне, что на месте дома ничего не осталось. Стоит ли говорить, что я вылетела первым же рейсом.
– Господи! Прости меня, пожалуйста. Ты не должна была это видеть, – с сожалением вымолвил Уэстон. – Во всяком случае, не в таком виде. Я прилетел рано утром, чтобы убедиться в том, что дом готов к встрече с тобой, и совсем недавно отправил за тобой самолет. Я же готовил тебе сюрприз. – Джефф вынул из кармана открытку и протянул ее Эммелине. – Я отдал распоряжение, чтобы все здесь было как на этой карточке. Что скажешь?
Эммелина Прайс смотрела на дом, окруженный ивами. Ее бабушка сфотографировала дом и заказала открытки с этой фотографией. Бабушка говорила как-то, что недолго жила в этом доме. А потом выяснилось, что ее нанимательнице и подруге, миссис Уэстон, была ненавистна даже мысль о том, что ее собственный викторианский дом так много лет пустует. Может, бабушка сама решила переехать в другой дом, но не догадалась, какие юридические последствия это может иметь.