Наследницы, стр. 68

С этого начался мой бизнес. Со старой ржавой лодки в маленькой рыбацкой деревушке недалеко от Рима; а сейчас мои суда бороздят мировые океаны и зарегистрированы в Панаме, Гибралтаре и Японии.

Через пару месяцев я продал старую лодчонку с выгодой для себя и купил новую, побольше. Я нанял двух человек рыбачить для меня, затем взял в аренду вторую лодку, которой правил сам, и таким образом почти вдвое увеличил свое состояние. Я занимался этим два года: продавал и покупал лодки, другие арендовал, пока у меня не образовался маленький рыбацкий флот, состоявший из дюжины лодок с тридцатью рыбаками, работающими на меня. Затем я все продал, а на вырученные деньги купил старое грузовое судно, на котором стал перевозить серу из Картахены в Испанию.

Мне никогда не забыть этого запаха серы, — сказал Алекс с горечью. — Запахом протухших яиц были пропитаны моя одежда, мои волосы; казалось, он въелся мне в кожу. Но я делал деньги. Год спустя я купил второе грузовое судно.

На деньги, полученные от перевозки серы, я купил моей матери маленький ресторанчик на Пьяцца Навона с маленькой квартиркой наверху. Наконец у нее был свой дом, пусть маленький, но дом. Она была отличной поварихой, и вскоре ее ресторанчик «У Тины» стал самым посещаемым и очень преуспевающим.

Однако мне не нравилось, что мать так много работает, и на следующий год, имея три судна, перевозящие железную руду и сталь из Германии, я купил ей хорошенькую виллу в Тоскане, где бы она отдохнула подальше от удушливого римского зноя. Но мать не могла долго бездельничать. Она развела виноградники и стала изготавливать вина, которые поставляла в свой ресторан, быстро ставший популярным. Я вложил деньги в виноградники, насадив новые сорта, из которых делали новые вина, и нанял человека, чтобы он следил за производством. Дело было поставлено с размахом.

Алекс посмотрел на Ханичайл и улыбнулся.

— Моя мать любила свой маленький ресторанчик и всегда настаивала на его расширении. «У Тины» оставался маленьким, но дорогим, богатым и известным людям приходилось стоять в очереди, чтобы попасть в него. Сейчас моя мать на пенсии, — заключил Алекс. — Она живет то среди своих виноградников в Тоскане, то в квартире в Риме. Наконец у нее появилась возможность отдохнуть и стать уважаемой леди. Я всегда об этом мечтал… Итак, сейчас мы знаем все друг о друге, — сказал он, вставая.

Взяв Ханичайл за руку, он помог ей подняться и на какую-то долю секунды прижал к себе. Прижал так близко, что смог почувствовать легкий аромат ее духов и чистый запах кожи, такой же чистый, как молодая травка.

— Спасибо, что рассказал мне, — прошептала Ханичайл, дрожа от волнения. — Сейчас я чувствую, что действительно тебя знаю. У нас теперь нет секретов.

Но Алекс рассказал Ханичайл не все свои тайны.

Они шли по залитым солнцем улицам Мейфэра. Деревья бросали тень на раскаленный от зноя асфальт, пахло цветами с балконов и клумб; с ближайшего сквера доносился запах львиного зева.

Алекс молчал, а Ханичайл краешком глаза наблюдала за ним. Возможно, он сожалеет, что рассказал ей о своем прошлом. Ей казалось, что она вошла в его жизнь, стала ему ближе, но сейчас он снова отгородился от нее стеной. Как будто намеренно отдалился.

Они остановились около Маунтджой-Хауса.

— Зайдешь? — с надеждой в голосе спросила Ханичайл. — Я угощу тебя чаем, чтобы ты освежился перед долгой дорогой обратно в Сент-Джеймс.

— Я должен попрощаться с тобой, Ханичайл, — холодно ответил Алекс. — Я прекрасно провел с тобой время сегодня.

Она выжидающе смотрела на него, надеясь, что он пригласит ее на обед или в театр, куда-нибудь, чтобы они могли побыть вместе. Но Алекс молчал.

— Значит, никакого чая? — спросила Ханичайл с вымученной улыбкой на лице.

Алекс вздохнул: то, что он собирался сказать, давалось ему с трудом.

— Наверное, нам не следует видеться, — заявил он. — Ты молода. Наслаждайся жизнью. Ты еще встретишь молодого человека, который сможет предложить тебе то, чего не могу я. Забудь обо мне, — резко произнес он и ушел.

— Алекс, Алекс… — Ханичайл бросилась за ним. Она схватила его за руку. — Почему? Почему, Алекс?

— Мне очень жаль, если я ввел тебя в заблуждение, — спокойно ответил он. — Мне искренне жаль.

По его лицу Ханичайл поняла, что это конец, и выпустила его руку. Она стояла и смотрела, как Алекс широким шагом уходит от нее.

— Я никогда тебя не забуду, Алекс, — прошептала Ханичайл. — Я буду любить тебя всегда.

Эти же слова она произнесла много лет назад на похоронах своего отца. Тогда она, маленькая девочка, надеялась, что он вернется к ней. Но он так и не вернулся. Вот и сейчас что-то подсказывало Ханичайл, что Алекс Скотт не вернется к ней. Все закончилось, едва начавшись.

Глава 30

— Лаура и Билли ведут себя все эти дни как закадычные друзья, — с ревностью заметила Анжу. — Не могу понять, что она в нем нашла. С таким заиканием с ним просто невозможно разговаривать. Должно быть, ее привлекли его деньги.

Они проводили уик-энд в Маунтджой-Парке. Она стояла с мрачным видом у окна гостиной, сложив на груди руки, и со скучным выражением лица наблюдала, как Лаура села в маленький спортивный красный автомобиль Билли и они поехали по каким-то делам. Анжу не забыла, как Билли отверг ее, и при каждой возможности подкалывала его.

Ханичайл вздохнула: иногда она просто не понимала Анжу. Она могла быть приятной на одну минуту, но в следующую становилась настоящей ведьмой, как Ханичайл окрестила ее в первый же день.

— Скажи, Анжу, почему ты всегда так все извращаешь? — спросила Ханичайл. — Ты ведь прекрасно знаешь, что Лаура любит Билли, а он ее. Готова поспорить, что на этот уик-энд он сделает ей предложение. И кроме того, Билли заикается только тогда, когда разговаривает с незнакомыми людьми или наблюдает за скачками.

Ханичайл сидела на широкой голубой софе. На ней были брюки для верховой езды, сапожки ручной работы, ярко-желтый свитер с высоким воротом и твидовый жакет. Шляпка-котелок лежала рядом на софе. Ханичайл была уже не та девочка на ранчо в покрытой пылью рабочей одежде. Она ждала лорда Маунтджоя; они собирались вместе покататься, и он пообещал, что она сможет испытать его новую кобылу, которую Билли подыскал для него, заверив, что лошадь станет победительницей.

Девушка рассеянно постукивала хлыстом по своим отполированным до блеска кожаным сапожкам. Она любила эти уик-энды за городом; они давали ей возможность покататься на чудесных лошадях, и это была одна из тех вещей, которой ей не приходилось учиться. Даже Лаура не могла упрекать ее, что она плохо ездит верхом. И кроме того, она уезжала из Лондона, а значит, подальше от Алекса.

С того дня, когда они расстались, она, казалось, везде и всюду видела его: среди публики в театре, в толпе танцующих или в ресторане. Лондон походил на маленький городок, где все сплетничали, особенно в дамских комнатах. Здесь дамы, оставшиеся без кавалеров, скрывались от позора, а слишком заядлые танцорши заходили пришить оторвавшуюся бретельку или распустившийся подол платья. Казалось, что все девушки были влюблены в Алекса Скотта. И где бы он ни появился, за ним всегда следовали сплетни.

Все знали, где его видели и с кем, и все тайно завидовали женщине, с которой он появлялся. «Он хороший улов», — говорили они. Но их отцы так не думали. Они считали Алекса иностранцем и подлецом, иначе как он мог так разбогатеть, будучи таким молодым?

— Господи, как скучно! — раздраженно воскликнула Анжу. — Ты можешь мне сказать, зачем я здесь? Торчу в этом мавзолее, в пустынной местности, в компании одних лошадей. Я ненавижу лошадей, ненавижу сельскую местность, а от зеленой травы меня уже тошнит.

Ханичайл, сердито расхаживая взад-вперед по гостиной, с любопытством посматривала на нее. Она действительно не понимала, что вывело Анжу из себя.

— Ты просто ревнуешь, вот и все, — сказала она. Это был выстрел в темноте, но, кажется, он попал в цель.