Наследницы, стр. 11

— Мадам Сюзетта д'Аранвиль? — спросил незнакомец, улыбаясь.

— Вы знаете мое имя?

— Знаю, мадам. Я Джером Суэйн из частного детективного агентства «Суэйн и Маршалл», Стрэнд, Лондон.

— Частного агентства? — повторила Сюзетта, вдруг занервничав.

— Я являюсь представителем английского джентльмена графа Маунтджоя и по его просьбе провожу расследование. Чтобы быть точным, мадам, мой клиент заинтересован в том, чтобы найти возможных отпрысков Джорджа Маунтджоя. Благодаря предоставленным им документам и моему собственному расследованию я наконец оказался здесь, в вашем магазине «Мадам Сюзетта», — продолжал подозрительный тип, неуклюже переминаясь с ноги на ногу под стальным взглядом мадам Сюзетты.

— А почему вы решили, что я буду отвечать на ваши вопросы? — спросила она высокомерно.

— Насколько я понимаю, мадам, это в ваших интересах.

Сюзетта явно заинтересовалась.

— Я думаю, нам надо это обсудить, — сказала она, откидывая тяжелую шелковую драпировку, отделявшую ее крохотный магазин от еще более крохотного офиса. Она села за маленький столик, не предложив сесть Суэйну. — Расскажите мне, месье Суэйн, что вы знаете о семье Маунтджой.

Сюзетта с каменным лицом выслушала рассказ Суэйна.

— Мне удалось проследить линию, ведущую от Джорджа Маунтджоя к вашему мужу, ныне покойному Антуану Маунтджою д'Аранвиль, и, наконец, к вашей дочери Анжу, — заключил он.

— Сейчас, когда вы располагаете такой чисто личной информацией о моей семье, мне хотелось бы знать, что именно предлагает лорд Маунтджой?

— Этого я не могу сказать. Мне лишь поручено передать вашей дочери, что она может узнать кое-что интересное для себя. Не сомневаюсь, что в свое время граф сам даст о себе знать. Благодарю, что вы потратили на меня свое время, мадам д'Аранвиль.

— Графиня д'Аранвиль, — ледяным тоном уточнила Сюзетта. — Вы можете отметить это в своем докладе лорду Маунтджою. Думаю, что ему будет приятно узнать, что у его родственников тоже есть титул.

«Напыщенный осел», — подумала она, наблюдая, как Суэйн складывает бумаги и засовывает их в карман плаща. Затянув на талии пояс, он нахлобучил свою ужасную шляпу и откланялся.

— До свидания, графиня, — сказал он и повернулся к занавеске, тщетно пытаясь найти выход. Сюзетта наблюдала, как он делает из себя дурака, не помогая ему ни словом, ни делом. Наконец ему удалось распутать занавеску, и она услышала, как звякнул колокольчик и хлопнула дверь.

Достав из ящика стола спички, Сюзетта зажгла ароматизированную свечу, чтобы перебить неприятный запах Суэйна. Затем снова села и, глядя в пустоту, стала обдумывать то, что ей рассказал этот ужасный детектив, и возможную перспективу, так внезапно открывшуюся перед ней.

— И все благодаря Мари, — сказала Сюзетта громко, — которая какой была, такой и осталась.

Откинув назад голову, она рассмеялась. По иронии судьбы любовные похождения Мари обеспечили будущее ее внучки.

Глава 7

Джордж Маунтджой встретил маленькую Мари д'Аранвиль на скачках в Довиле. Стояла великолепная весенняя погода, с Атлантики дул легкий ветерок, который сорвал с красивой, тщательно причесанной головки Мари соломенную шляпку с розовыми шелковыми розочками и лентами, и она оказалась в руках Джорджа, куда спустя несколько дней последовала и сама Мари.

Для Мари это была любовь с первого взгляда. Она была хорошенькой, с ярко-рыжими волосами, с пухленькими красными губками и зелеными глазами, опушенными длинными темными ресницами. Ей был двадцать один год, и она была ужасная кокетка; взгляд, которым она одарила Джорджа Маунтджоя, благодаря его за шляпу, обещал больше, чем входило в ее намерения. Но Мари совсем не знала Джорджа. Он выяснил, что у ее семьи почти такая же родословная, как и у него, и что она, как и он, получила хорошее воспитание; ее отец отказался от нее, когда она, выйдя из повиновения, решила стать актрисой.

Она была «в простое», как говорят актеры, и, встретив Джорджа, была счастлива проводить время с красивым молодым человеком, завалившим ее цветами и подарками и водившим по уютным ресторанчикам.

Когда она вернулась в Париж, Джордж последовал за ней. Он вывез ее из тесной маленькой комнатушки, где она жила, и переселил в квартиру недалеко от Люксембургского сада.

По ее мнению, квартира была не очень большой, но в хорошем месте, с высокими окнами, выходящими в сад, и очень светлой для французских квартир. Джордж помог Мари выбрать мебель из антикварного магазина, и она заполнила свою маленькую квартирку бесценными предметами: огромными зеркалами в позолоченных рамах, мраморными и деревянными с позолотой консолями, обюссонскими коврами, стульями эпохи Людовика XIV и просторной кроватью, которая, как ей объяснили, когда-то принадлежала императрице Евгении. Все эти предметы превратили ее квартирку в шикарное жилище.

Джордж был щедрым: в тот день, когда Мари переехала на новую квартиру, он вручил ей документы, подтверждающие, что она является ее законной владелицей.

— Это тебе в благодарность за то, что ты была такой очаровательной любовницей, — сказал он с улыбкой, полной раскаяния, и распрощался с ней.

На следующее утро он уехал в Вену. То, что они снова встретятся, было невероятным.

Мари не могла притворяться, что ее сердце разбито. В конце концов, их любовная связь продолжалась всего несколько месяцев. Джордж даже отдаленно не намекал на возможность брака, и она не чувствовала себя проигравшей стороной. По крайней мере до тех пор, пока месяцем позже не почувствовала, что беременна.

— Дай ребенку мою фамилию, — ответил Джордж, когда она сообщила ему о своей беременности. — Я немедленно высылаю деньги. — Но он так и не предложил ей выйти за него замуж.

Чтобы спасти от потрясения свою единственную родственницу, бабушку, графиню д'Аранвиль, Мари изобрела неудавшийся брак, который был быстро расторгнут. Имея хорошие деньги, положенные Джорджем на ее счет в банке, она вернулась домой, в приходящий в упадок замок.

Бабушка Мари, графиня, была стара, и ее легко было ввести в заблуждение. К тому же она была в восторге, когда Мари сказала ей, что хочет дать ребенку их семейное имя. Мари считала, что таким образом решит проблему, связанную с тем, что она никогда не была замужем; но она также не забыла и пожелание Джорджа и дала сыну его имя.

Антуан Джордж Маунтджой д'Аранвиль родился в замке спустя шесть месяцев. Если не считать копны пламенеющих рыжих волос, он был вылитый отец. Те же яркие голубые глаза, тот же нос с легкой горбинкой, а когда он стал молодым человеком, то и такое же сильное гибкое тело. На этом сходство кончалось. По своему темпераменту Антуан был прямой противоположностью своему беззаботному, жизнерадостному, щедрому отцу.

Антуана растила в замке старая графиня, а Мари, вернувшись в парижскую квартиру и к своей «карьере», часто говорила друзьям, что ее лучшие роли не на сцене, а в жизни, в спектакле «Любовник и содержанка». Она была довольна своей жизнью. «Ну разве это не жизнь?» — часто спрашивала она, весело смеясь.

Старая графиня гордилась своей родословной. Она была в отдаленном родстве с королевскими семьями Румынии и Испании, а фамилия д'Аранвиль значилась во французском реестре голубых кровей. Она правила своим приходящим в упадок замком, как властная старая принцесса, с помощью нескольких оставшихся слуг, таких же старых, как и она сама. Она ежедневно напоминала Антуану о его статусе, о значительности его имени и его обязанностях перед семьей и Францией.

Мальчик воспитывался в полном одиночестве. Он рос, а его прабабушка становилась все старее; иногда она помнила, кем он ей приходится, но бывали дни, когда она напрочь забывала об этом. Антуан стал принимать это как должное и продолжал жить своей жизнью.

Когда ему исполнилось четырнадцать, его прабабушка продала последние семейные драгоценности — необыкновенно красивую бриллиантовую тиару, хранившуюся в семье д'Аранвиль четыре поколения, — и отправила Антуана в военное училище в Сен-Сире.