Пруд двух лун, стр. 17

— Он заверил меня в том, что с вашей любезной помощью ваши владения в Рурахе были очищены от мятежников, и велел мне передать вам предписание провести такую же зачистку в Рионнагане, — продолжил искатель.

Энгус кивнул, хотя и почувствовал, как у него екнуло сердце. В Рурахе и на самом деле совершенно не осталось повстанцев и ведьм, но лишь потому, что последние пять лет Оул жестоко и беспощадно расправлялся с ними. Рейд на мятежников в Башне был молниеносным и убийственным, а тем немногим, кому удалось ускользнуть по горам в Рионнаган или Шантан, дорога назад была заказана. Энгуса заставили вести искателей туда, где укрывались обвиняемые в колдовстве, — в основном дряхлые старухи и старики, и ему пришлось смотреть, как они горят у столба. Но что еще хуже, Красные Стражи устроили жестокие репрессии против его собственных людей за ту помощь, которую они оказывали повстанцам, и предупредили его, что последуют новые, если до них дойдут сведения о помощи, оказанной любому врагу Короны, будь то ведьма, мятежник или волшебное существо.

Искатель продолжил перечислять несчастья, обрушившиеся на Ри в Рионнагане. О некоторых из них, например об убийстве целого легиона солдат, посланных против драконов, на Драконьем Когте и последующем бунте солдат в Сичианских горах, Энгус уже слышал. Он, разумеется, знал и о Калеке, и о том, как тот снова и снова ускользал из когтей искателей. Слышал он и о растущем недовольстве крестьян постоянным свирепствованием Красных Стражей, ибо и его собственные люди тоже роптали против притеснений.

Но слухи о крылатом воине, который, как говорили, идет спасать народ Эйлианана от беды со сверкающим Лодестаром в руке, до него еще не доходили. Не слышал он и о чуде в Лукерсирее и последующем бунте его жителей против барона Рентона и его солдат. Эти новости показались ему крайне интересными. Возможно, дни магии действительно возвращались. Он был очень удивлен вспышкой ностальгии, которую вызвала эта мысль, и обнаружил, что снова думает о сестре и о колдуне, жившем в замке и так многому научившем его, когда он был еще ребенком. Оба были мертвы, как и многие другие, наделенные Талантом, и его накрыла волна гнева. Но на его лице ничего не отразилось, и он принялся внимательно слушать то, что говорил искатель.

— ...и Ри постановил, что Калека, как его называют, является главным врагом Короны и должен предстать перед судом. Он приказал мне просить вас снова предоставить свои услуги Короне и раз и навсегда уничтожить этого бесчестного злодея. Последние сведения говорят о том, что его видели в компании Архиколдуньи Мегэн, родственницы самого Ри. В последний раз его видели близ Дан-Селесты, но он скрылся в печально известном Лесу Мрака, и с тех пор его больше не видели. Ри желает, чтобы оба были пойманы, поэтому он приказал мне привезти вам несколько вещей, принадлежащих Архиколдунье, чтобы вы могли прикоснуться к ним и найти ее.

Энгусу совершенно не нужно было ни к чему прикасаться. Он хорошо знал Мегэн Ник-Кьюинн еще со времен, предшествовавших Дню Расплаты. Мегэн обедала за его столом и спала под его кровом. Все, что было нужно Энгусу, чтобы узнать ее местоположение, это подумать о ней и сосредоточиться на ней, но искателю рассказывать об этом он не стал. Он взял в руки пожелтевшую от времени шелковую крестильную сорочку Мак-Кьюиннов и прислушался к множеству историй, которые она рассказывала. С бесстрастным видом он покачал головой и объяснил искателю, что эта сорочка слишком стара и ее надевали слишком многие, чтобы помочь ему сконцентрироваться.

— Я чувствую самого Ри, — сказал он, не желая, чтобы искатель понял, насколько силен его дар ясновидения. — Эту сорочку надевали на Ри спустя многие годы после Мегэн, и на его братьев тоже. Я ощущаю лишь совсем слабую тень Мегэн.

Искатель вытащил другие вещи — нож, который когда-то носила Мегэн, и бумагу, исписанную ее почерком. Притворившись, что концентрируется, Энгус был вынужден признать, что этого достаточно для него, чтобы сосредоточиться на Архиколдунье, и Реншо удовлетворенно кивнул. Прежде чем вернуть все искателю, Энгус еще раз провел рукой по старинной крестильной сорочке с длинными вышитыми полами.

Он действительно чувствовал жизненную энергию Ри более отчетливо, чем след Мегэн. Сконцентрировавшись, он определил, что Джаспер находился далеко на юге, вероятно, в Риссмадилле, а Мегэн — где-то в нагорьях Рионнагана. Однако, что его очень озадачило, он ощутил еще и третье сознание, связанное с этой крестильной сорочкой. Оно было отчетливее и сильнее, чем два других, и похоже, находилось на севере, рядом с Мегэн. Ничего не сказав об этом искателю, Энгус долго ломал над этим голову. Кто же это мог быть? Мегэн и Джаспер были единственными, кто остался от некогда великого и сильного клана. Три брата Ри исчезли еще в детстве, а единственная оставшаяся Ник-Кьюинн, их кузина Матильда, погибла в пламени Дня Расплаты. След был свежим; кто бы это ни был, он надевал эту сорочку уже после Мегэн и Джаспера. Маленькими глоточками отпивая виски, Энгус раздумывал о том, возможно ли, чтобы какой-нибудь из пропавших прионнса Эйлианана был до сих пор жив.

Искатель внимательно следил за ним, но Энгус надежно скрывал свои мысли, и его лицо ничего не выражало. С раздражающим беспокойством он снова удивился, как же случилось, что его способности к ясновидению и способности искателей Банри считала допустимыми, тогда как любой намек на какие-либо магические способности у всех остальных приводил к пыточной камере и мучительной смерти. Почему ему позволили жить, а за Архиколдуньей Мегэн, хрупкой старой женщиной, которая некогда была самой могущественной ведьмой во всей стране, охотились, точно за обычной преступницей?

Искатель откинулся в своем кресле назад и сказал вкрадчиво:

— А Банри велела мне передать вам, что, когда Архиколдунья и Калека окажутся у нее в руках, вам будет разрешено навестить вашу дочь и собственными глазами убедиться в том, как счастливо ей живется в Риссмадилле. Банри теперь, когда ей самой предстоит стать матерью, обнаружила, что понимает родительские чувства, и не хочет, чтобы вы волновались за счастье своей дочери.

Эти слова вонзились в сердце Энгуса, точно нож, потому что подарили ему лихорадочную надежду и одновременно насторожили. Это было предостережение, он знал это. Он в миллионный раз подумал, как же так случилось, что он может почувствовать и найти что угодно, кроме своей собственной плоти и крови. Его дочь была скрыта от него, теряясь за завесой какого-то заклинания, обманывающего его чувство направления, но, несмотря на то что он знал, что она все еще жива, у него не было ни малейшего понятия о том, где она и как себя чувствует. Он поклонился и удалился, не желая, чтобы искатель видел, насколько это обещание взволновало его.

В ту ночь Энгус мерил шагами свою спальню, горя в лихорадке нерешительности. Ему следовало вышвырнуть искателя волкам, когда представилась бы такая возможность, тогда он не стоял бы сейчас перед невыносимым выбором. Он знал Мегэн Ник-Кьюинн и желал ей только добра. Разве он мог выследить ее и выдать Оулу, обрекая на пытки и сожжение у столба, как уже произошло со многими ведьмами? И все-таки разве у него был выбор? Его дочь была у Банри, и он мог вернуть ее, только подчиняясь приказам Банри. Если он хочет снова увидеть свою малышку, он должен выполнить желание Майи, и чем скорее он это сделает, тем раньше сможет снова обнять свою потерянную дочь.

Приняв решение, Энгус почувствовал, как у него с плеч свалилась тяжесть. Его мысли сосредоточились на предстоящей ему задаче, и, как всегда, он почувствовал, как его охватывает возбуждение погони. Если Энгус начинал поиск, он никогда не отступал, не завершив его. Иногда погоня была короткой и быстрой, иногда долгой и мучительно медленной. Но в любом случае он достигал своей цели. Может быть, когда Архиколдунья Мегэн будет мертва, Банри, наконец, оставит его и его семью в покое...

ПРЯЖА СВИТА

НАЧАЛО ВЕСНЫ

ШКОЛА НАЧИНАЮЩИХ ВЕДЬМ

Финн поддерживала старого провидца под спину, ошеломленная тщедушностью его тела, прикрытого грязными лохмотьями. Они пробирались сквозь заросли папоротника, достававшего им до груди, и кусты серой колючки, цепляющейся своими шипами за все подряд. Заросли деревьев на короткое время укрыли их, но горный хребет за ними был таким крутым, что они смогли отойти от дороги лишь на несколько сотен ярдов. Йорг дрожал, несмотря на то что солнце уже всползло над горами и пригревало их спины.