Проклятые башни, стр. 8

Хотя казалось вполне естественным предположить, что Эльфрида была яростной противницей Филде, Лахлан знал и то, что ее восемнадцать лет пичкали философией Церкви. Армия, стоявшая лагерями по всему южному Эйлианану, состояла из ее земляков, и разговоры о войне с ними, вполне возможно, вызывали у нее противоречивые чувства. И, что наиболее красноречиво свидетельствовало о ее настроении, она несколько раз изумленно и даже испуганно вскрикивала, услышав о некоторых принципах вероучения Шабаша. Как и все остальные, за последние несколько недель она провела многие часы в Башне Двух Лун, изучая историю страны и философию ведьм, которая, вне всякого сомнения, очень отличалась от того, чему ее учили раньше. Тирсолерцы верили в одного и только одного бога и считали, что все, поклоняющиеся другим богам или другими способами, обречены на вечные муки в огненном царстве. Их бог, жестокий и ревнивый, объезжал небо на огненной колеснице, озирая землю свирепым взглядом в поисках грешников и еретиков.

А Шабаш Ведьм верил лишь в силы природы. Каждый мог свободно искать собственный путь к мудрости и поклоняться тем и так, как считал нужным. Если они и молились, то только Эйя, которая была светом и тьмой, жизнью и смертью, созиданием и разрушением. Эйя не была ни злой, ни доброй, ни мужчиной ни женщиной. Она была и тем, и другим, и одновременно ни одним из них.

Трения между Эрраном и остальным Эйлиананом всегда были как личными, так и политическими, но разногласия с Тирсолером были религиозными, и поэтому куда более опасными. Ничего удивительного, что Лахлан смотрел на Эльфриду с настороженностью, когда она заговорила о вторжении на ее родину и свержении правящего совета.

– А что вы собираетесь сделать со страной, когда завоюете ее?

Лахлан вспыхнул и крепко сжал свой скипетр, и Лодестар засиял ярче, отзываясь.

– Я уничтожу его губительные храмы и освобожу людей от тирании Филде, – горячо ответил он. – Каждый должен иметь право верить в то, во что считает нужным, а не быть вынужденным силой приносить в жертву своих детей и увечить свое тело по указке кучки грязных жрецов-садистов!

– Только бертильды должны увечить себя, да и то по приказу Филде, а не Всебщего Собрания, – пылко возразила Эльфрида, потом смущенно вспыхнула и запнулась. – Прошу прощения, Ваше Высочество, но то, что вы говорите, не соответствует истине. Пасторы не приносят в жертву детей, хотя многие из них действительно умерщвляют свою плоть, раскаиваясь в совершенных грехах.

– Но разве тех, кто не согласен с учением ваших жрецов, не ждет жестокое наказание? – заинтересованно спросила Мегэн.

Эльфрида кивнула.

– Да, это так. Многих увечат в наказание за проповедование ереси, или сжигают заживо, или топят и четвертуют. Но вы не должны называть их жрецами, миледи, это еретическое название. Существуют пасторы, старейшины и бертильды, которые образуют Всеобщее Собрание, правящее страной.

– Я вижу, что благословение Прях пересекло наши нити, сказала Мегэн. – Прошло уже столько лет с тех пор, как до нас доходили последние вести из-за Великого Водораздела, поэтому мы почти ничего не знаем о твоем народе. Если действительно верно, что для того, чтобы победить врага, его сначала нужно узнать, как говорит Изолт, тогда все, чему ты сможешь нас научить, будет воистину благом.

– И что вы сделаете с моим народом, когда одержите победу? – спросила Эльфрида, и ее бледные щеки снова залила краска.

– Мы восстановим в Брайде Башню Ведьм и вернем Тирсолер в лоно Шабаша, – спокойно ответила Мегэн, поглаживая мягкую коричневую шерстку донбега. – Если Эйя позволит, чтобы мы одержали победу.

– А кто будет править? – спросила Эльфрида, прямая, точно стрела, сложив руки на выпуклости живота.

– Ты, – отозвалась Мегэн, заглушив голос Лахлана, который тоже попытался что-то сказать. – Ты – последняя из своего рода, прямой потомок самой Бертильды. Мы восстановим в Тирсолере монархию, и ты поклянешься в верности Лахлану Мак-Кьюинну в обмен на нашу поддержку и подпишешь Пакт о Мире от имени своего народа.

Лахлан расслабился и кивнул головой, а Эльфрида склонила свою.

– В таком случае я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы помочь вам. Вы ничего не знаете ни о Ярких Солдатах, ни о том, почему они идут за бертильдами. Я расскажу вам все, что нужно, если вы поклянетесь восстановить меня на престоле.

– Я сделаю все, что смогу, – с улыбкой облегчения пообещал Лахлан. – Но сначала мы должны выгнать их из моей страны и страны моего народа, а это будет непросто. Они заняли почти весь Блессем и Клахан и получили доступ к хранилищам зерна и мяса, тогда как мы питаемся орехами и жидкой кашей. Они обстреливают стены наших городов своими зловонными шарами из железа и огня, а у нас хорошо если у половины солдат есть мечи. И, что хуже всего, все обученные солдаты состояли на службе у Колдуньи, и многие до сих пор остались верны ей, а Яркие Солдаты впитывают воинское искусство с молоком матери. Как мы сможем выстоять против них?

– Я знаю, что у вас совсем маленькое войско, да и то скудно экипировано и плохо обучено, – медленно проговорила Эльфрида, – но почему бы вам не заставить их думать, что вы располагаете гораздо большими силами? И они боятся колдовства, считая его происками Сатаны. Если вы используете против них магию, это нагонит на них суеверный ужас.

– Айен и Гвилим владеют искусством наводить иллюзии, – пылко воскликнул Дайд. – Использовав немного выдумки, мы сможем создать целую армию из воздуха!

– К тому же мы могли бы обернуть эту скверную погоду себе на пользу, – предложила Изолт.

По комнате пробежала волна возбужденных голосов, и из каждого угла послышались предложения. Желтые глаза Лахлана взволнованно блестели.

– Им ни к чему знать, что у нас всего горстка полностью обученных ведьм, – воскликнул он. – Если мы сможем освободить Риссмадилл, то в наших руках окажется королевская казна и все продовольственные и оружейные склады. Наши связные в голубом городе говорят, что дворец еще не пал, хотя со всех сторон идут тяжелые бои. Как только Риссмадилл снова окажется в наших руках, мы сможем двинуться на весь остальной Блессем и освободить Дан-Иден и другие города.

Прионнса Блессема, Аласдер Мак-Танах, разразился радостными криками.

Он с семьей оказался запертым в Риссмадилле, когда напали Яркие Солдаты, и бежал в Лукерсирей вместе с Джаспером. Будучи человеком практичным, после смерти Джаспера он перешел на сторону Лахлана, несмотря даже не свою застарелую неприязнь к ведьмам. Лучше сильный Ри с несколькими магическими фокусами в рукаве, чем плаксивая девчонка, решил он.

– Если мы хотим обратить Ярких Солдат в бегство до того, как с весенним приливом вернутся Фэйрги, нужно действовать быстро, – нахмурившись, напомнила Изолт.

– Тогда давайте сейчас же начнем планировать наступление на них. – Лахлан распрямил свои крылья и снова сложил их, так что на ветру, который он поднял, пламя свечей заколебалось и заплясало. – Они не будут ждать нашего нападения в такую вьюгу, и если мы будем действовать с умом, то сможем похитить их повозки с провиантом и устроить себе настоящий новогодний пир!

НИТИ РАЗДЕЛЯЮТСЯ

ХОГМАНАЙ

Изолт стояла перед высоким зеркалом, недовольно глядя на свое отражение. Множество горящих свечей обливало ее обнаженное тело теплым золотистым светом. Ее кожа была белой как снег, влажные завитки волос на голове и там, где смыкались бедра, были такими же ярко-рыжими, как и огонь в очаге. По набухшим грудям и огромному животу бежали синие, точно весенние воды, ручейки вен.

– Я больше не могу, Изабо! – воскликнула она. – Когда эти младенцы появятся на свет? Я должна быть с Лахланом, а не лежать здесь, огромная и неповоротливая, точно косматый медведь.

– Уже скоро, не волнуйся, – ответила ее сестра. Положив малышку Бронвин обратно в колыбельку, она закутала Изолт в подбитый мехом халат. – Слишком холодно, чтобы стоять в таком виде, пусть даже огонь горит так сильно. Не переживай, Лахлан скоро вернется. Он ведь пообещал, что приедет сразу же, как только освободится. Он же говорил, что хочет быть здесь во время родов, а он знает, что уже пора. Кроме того, сегодня все эти новогодние празднества, а он понимает, как важно поддержать дух горожан.