Череп мира, стр. 68

Их волосы и одежды бешено трепал ветер. Они уже с трудом удерживали друг друга за руки. Небеса разрывали молнии. Грохотал гром, раздаваясь, казалось, прямо у них в головах и угрожая взорвать их барабанные перепонки, отдаваясь в каждой клеточке их тел. Палуба корабля так накренилась, что им приходилось изо всех сил цепляться друг за друга, чтобы не разорвать круг. Лахлан стоял все так же, точно высеченный из черного мрамора и серебра, и его лицо, озаренное ослепительным сиянием Лодестара, было ликующим.

Внезапно наступила тишина, бескрайняя, бесконечная тишина. Они отпустили горящие от напряжения пальцы друг друга, встряхнули ими, сделали первый, казалось, вдох за долгие минуты, озираясь вокруг изумленными глазами, чувствуя себя настолько выжатыми и опустошенными, как будто провели несколько дней без сна.

«Королевский Олень» сильно накренился, все паруса хлопали. Низкое небо обложили тяжелые облака. По бешено вздымающимся волнам хлестал дождь, такой частый, что казался туманом. Но «Королевский Олень» купался в солнечных лучах, и все его мачты и паруса озарял золотистый свет. По обеим сторонам от него плыли еще пять кораблей королевского флота, озаренные таким же теплым сверкающим светом.

На западе, удаляясь от них, кружилась огромная черная воронка из облаков и воды. Весь пиратский флот, разбитый и потрепанный, разметало по сторонам. Некоторые корабли выбросило на скалы, где они и остались лежать грудами расколовшихся мачт и лонжеронов. Другие перевернулись и уже наполовину погрузились в воду или плавали спутанными клубками снастей и парусов. Третьи вообще исчезли.

Никто из круга не произнес ни слова. Все были слишком опустошены, слишком вымотаны, слишком ошеломлены видом кружащегося смерча и разбитого флота. Команда «Королевского Оленя» радостно приплясывала, подбрасывая в воздух шапки, хлопая друг друга по плечам, ликующе гомоня. С других кораблей тоже слышалось неистовое «ура», и на их палубах царило точно такое же неудержимое ликование.

Капитан Тобиас на нетвердых ногах вышел вперед, его лицо совершенно преобразилось. Он упал на колени перед Лахланом, схватив его руку.

— Мой повелитель! — воскликнул он. — Вы совершили это! Простите, что я посмел усомниться.

Все матросы один за другим тоже попадали на колени.

— Ри! — кричали они. — Благослови Эйя нашего Ри!

Отсутствующее выражение сползло с лица Ри. Он шевельнулся, взглянул на капитана, как-то странно улыбнувшись.

— Как думаете, мы сможем починить эти корабли? — спросил он. — Мне больно видеть, что мой корабельный налог валяется разбитым на скалах.

Еще через несколько дней, когда королевский флот туда-сюда лавировал между островами Бухты Обмана, дозорный вдруг закричал:

— Судно по курсу! По правому борту, сэр!

— Какое судно, балда? — прокричал ему в ответ Эрвин Праведный, первый помощник капитана.

Последовала короткая заминка, потом дозорный со странной ноткой в голосе отозвался:

— Не могу сказать, сэр.

Любопытная, как обычно, Финн проворно вскарабкалась по снастям на самый верх. Ее дух-хранитель, крошечная черная эльфийская кошка, лезла вслед за ней. Она схватила подзорную трубу и долго смотрела в нее. До нее донесся еле слышный голос Лахлана:

— Ну что там, Кошка?

Она нагнулась, приложив руки ко рту рупором, и прокричала:

— Самая странная вещь, которую я когда-либо видела, Ваше Высочество. Лучше поднимитесь и сами взгляните.

Лахлан взмахнул крыльями и взлетел в воздух, устроившись рядом с Финн, отчего она завистливо вздохнула. Что бы она только ни отдала, чтобы уметь вот так парить в воздухе, как птица, а не быть вынужденной карабкаться по высоченной мачте!

Лахлан очень долго смотрел в подзорную трубу, не отрываясь.

— Похоже, что-то вроде салазок, — сказала наконец Финн. — Запряженные огромными выдрами.

— Это Изабо, — коротко отозвался Лахлан и вернул подзорную трубу мальчику-дозорному, который принял ее у него из рук с застенчивым поклоном и почтительным:

— Спасибо, сэр, то есть, Ваше Высочество.

Лахлан взмахнул крыльями и слетел обратно на палубу, предоставив Финн с эльфийской кошкой медленно спускаться вниз самостоятельно. К тому времени, когда Финн снова очутилась на палубе, все уже перевешивались через борт, глядя на странное судно, приближающееся к ним.

Это были длинные салазки с высокими изогнутыми бортами, раскрашенные в нежные тона и покрытые позолотой. Их на огромной скорости тащила по воде упряжка морских выдр, возбужденно фыркая. Правила ими исхудавшая до костей Изабо, обгоревшая на солнце так, что кожа кое-где уже начинала облезать. На ней были лишь оборванная рубаха и штаны, одну руку перетягивала окровавленная повязка. Вокруг нее сгрудилось трое ребятишек: два мальчика, одетые в рваные и грязные ночные рубашки, и девочка в каких-то немыслимых лохмотьях.

— Кукушонок! — воскликнула Эльфрида, залившись слезами. — Это мой маленький Кукушонок!

— Доннкан! — позвала Изолт и слетела с палубы, паря над волнами с протянутыми вперед руками. — Мой малыш!

Доннкан взмахнул золотистыми крылышками и полетел ей навстречу, и мать с сыном крепко обнялись в воздухе. Волны, вздымающиеся под ними, почти задевали их. Лахлан в несколько ударов мощных крыльев подлетел к ним, подхватив сына и крепко прижимая его к себе.

— Ох, мой мальчик! Мы так боялись…

— Тебя Бо спасла нас, — весело ответил Доннкан.

Изолт бросила на мужа сердитый взгляд.

— Я знала, что она справится, — ответила она, снова обнимая Доннкана, отчего они все втроем чуть было не упали в море. Лахлан развернулся и подлетел к салазкам, чуть не опрокинув их своей тяжестью, когда с глухим стуком приземлился в них. Он наклонился и поднял Изабо, горячо обняв ее.

— Спасибо! — воскликнул он. — Огромное тебе спасибо!

КОЛЬЦО ВОДЫ

Мегэн стояла в прохладной серой рассветной тишине. Ее морщинистое лицо было очень серьезным. Изабо стояла рядом с ней с венком из цветов на голове и букетом трав и веточек священных деревьев в руках.

За ней стоял маленький клюрикон Бран, облаченный в коричневый бархатный камзол и парчовые панталоны, перехваченные бархатными лентами. На шее у него висела красивая цепочка, увешанная ключами, кольцами, пуговицами и прочей дребеденью, среди которой была даже серебряная крестильная ложечка. Приплясывая от возбуждения, он звенел, как бубенец.

На главной площади Риссмадилла собралась топа мужчин и женщин, одетых в свои лучшие платья. Звучали шутки и смех, в особенности в той группе, которая собралась вокруг Дайда.

Молодой жонглер был во всем зеленом, от длинного пера в шляпе до сапог высотой до колена. Толпа смеющихся девушек привязывала к его рукам и ногам ветки с зелеными листьями. Изабо не могла не улыбаться выходкам Дайда, и, заметив ее, циркач сорвал с себя шляпу, поклонился и послал ей воздушный поцелуй.

Мегэн подняла руки, и толпа мгновенно замолкла. Все обернулись к востоку, глядя, как фиолетовую дугу горизонта начинает заливать свет. Весело зазвенели колокола, и Бран поднес к губам флейту и заиграл заразительную мелодию. Мегэн эффектно взмахнула руками. Костер, сложенный в центре дворцовой площади, загорелся ярким пламенем, и все захлопали в ладоши и восторженно закричали.

Изабо передала Мегэн букет, и та бросила его в костер. Потом Дайд выбежал вперед и сунул в костер факелы, которые держал в обеих руках. Они быстро занялись, и он принялся вращать их и подбрасывать в воздух, ловко подхватывая. Смеющиеся мужчины и женщины поднесли факелы, которые держали в руках, к огню, потом образовали процессию за Дайдом, который танцевал по обсаженной деревьями аллее к городу, весело распевая: