Городская Ромашка (СИ), стр. 72

- Берегите себя.

Они уходили, и девушка долго смотрела вслед. Сердце разрывалось на части и от страха за судьбу этих людей, что успели стать ей родными, и от того, что в это самое время гигантское существо под названием город, такое знакомое и привычное с детства, мучительно погибает, навсегда прекращая свое существование.

Когда последние ряды людей скрылись за деревьями, девушка рванулась с места и побежала в обратную сторону, через базу, поднялась по склону, укрытому толстым слоем снега, на самую вершину холма. Далеко на западе поднималось над горизонтом темное облако - последний вздох рухнувшего города. В пыль, что взметнулась над развалинами, уже вклинился черный столб дыма - что-то горело.

Далеко, на мертвой земле, Ромашка увидела солдат. Их было намного больше, чем тех, кто спешил вдогонку. Почему-то солдаты не двигались вперед. Ромашке было не разглядеть как следует, что там творилось - мешал все еще не прекратившийся снегопад да туман испарений над пустырем. Но девушка знала, что городских остановили всего-то человек двадцать "проводников", и теперь не дают им двигаться дальше. В рядах городских уже рвались их же собственные боеприпасы, а со стороны базы к ним подходили отряды воинов из Вестового, Родня, Долины Ручьев, Лесичанска, Гористого… Где-то там сейчас находились Мирослав, Тур и еще много-много знакомых Ромашке людей. Они быстро перешли заснеженный луг и ударили с тыла.

Девушка почти неподвижно замерла на вершине холма, не замечая стоящего неподалеку Невзора, который напряженно наблюдал за битвой. У городских, и правда, не было шансов. Перед неожиданной атакой с двух сторон они, хоть и вооруженные полностью, оказались практически беззащитны, тем более что боевая техника из-за морозов так и стояла на базе мертвым грузом. Очень скоро войско под командованием Бравлина двинулось дальше, оставив застигнутых врасплох солдат лежать на мертвой земле. А Ромашка все смотрела и смотрела им вслед. Ее ноги проваливались почти по колено, холодный ветер продувал со всех сторон, но девушка не обращала на это никакого внимания. Ей было страшно и больно, очень-очень больно…

До самой темноты из города доносился грохот взрывов. Когда Невзор почти силой увел девушку с холма вниз, на захваченную базу, Ромашка охрипшим, едва слышным голосом спросила его, что там происходит.

- Наши бьются, - ответил Невзор. - Там ведь еще войска. Две базы, как я знаю. И на обеих, как и здесь, по тысячи три человек было. Кто остался жив - наверняка воюют.

Больше Ромашка ни о чем не спрашивала. И вообще не разговаривала.

Полсотни оставленных Бравлином на базе человек прятались от мороза и вьюги в казарме, из которой только утром они же выносили трупы. Заметив на деревянном настиле темное пятно от впитавшейся крови, Ромашка побелела и, схватившись за голову, выскочила наружу.

"Вот почему Сивер утром не пускал меня сюда, - думала она, - здесь убили людей. Тех, кто оставался на базе". Ромашка не удержала равновесия, упала в снег лицом и не поднималась. Она не знала, что неподалеку остановился выскочивший следом за нею молодой Невзор и смотрит растерянно, не решаясь подойти. В конце концов парень подумал, что так Ромашка и замерзнуть может в снегу лежа, а потому приблизился к девушке, присел рядом, тронул за плечо.

Второй день шум в городе не утихал. Отголоски выстрелов долетали к расположенной у подножия холмов базе, а Ромашка все так же, как и накануне, сидела на вершине холма и смотрела вдаль. Сколько всего успела она передумать за прошедшие сутки - нельзя и сказать. Девушка думала о погибающих в городе людях - и солдатах, и простых жителях - и холодела от ужаса. Потом вспоминала Мирослава и Тура, что сражаются сейчас среди руин с остатками городской армии - и ее снова бросало в холодный пот.

В казарме девушке было неуютно. Ромашка привыкла, что рядом с нею постоянно были Тур и Мирослав, а теперь вдруг оказалась практически одна - мужчины редко заговаривали с нею и вообще старались лишний раз не обращать на нее внимания. Иногда Ромашке казалось, что на нее смотрят недоброжелательно. "И поделом" - говорила она себе. Ее город погиб, и Ромашка, кутавшаяся на узкой койке в теплую шкуру, почему-то чувствовала себя предательницей.

Третий день тоже не принес никаких изменений, только что мороз понемногу стал ослабевать. Ромашка ждала, напряженно ждала известий. Город был обречен - это она знала еще до того, как пришла сюда, но город сопротивлялся, а это грозило жертвами и другой стороне. И вот в сознание впервые постучалась гадкая мысль о том, что Мирослав может и не вернуться из города. "Если он не вернется, мне незачем станет жить. Мое прошлое разрушено, а будущее… а будущее темно и неопределенно. И я чувствую себя предательницей, потому что пришла сюда с теми, кто уничтожил город. Потому что больше всего на свете боюсь потерять в этой битве его, любимого…"

Утро четвертого дня было пасмурным, но тихим. Очень тихим. Ромашка, едва умылась и оделась, сразу поднялась на холм. За последние дни она привыкла стоять почти неподвижно на пологой вершине, не обращая внимание на такие мелочи, как ветер, холод, снег, не замечая течения времени. Она ждала долго, но ожидание было, наконец, вознаграждено - Ромашка увидела двигавшийся от города через мертвую землю отряд. И сразу бешено заколотилось сердце… Отряд приближался, и девушка с ужасом поняла, что вряд ли там больше двух сотен человек, а ведь в город меньше четырех суток тому назад ушло около восьмиста. Ромашка поначалу просто не верила своим глазам, потом на ослабевших ногах принялась спускаться вниз, упала, покатилась по склону. Ударившись о ствол невысокой сосны, остановилась, поднялась, держась за дерево, пошла дальше.

Глава 29

Отряд роднянских бойцов был радостно встречен всеми, кто остался на базе, разумеется, кроме часовых. Сивер сразу заметил девушку - она стояла в стороне с широко открытыми, полными ужаса глазами и посеревшим лицом. Ее взгляд скользил по лицам бойцов снова и снова, будто Ромашка искала кого-то и не находила. На какой-то миг Сиверу вдруг показалось, что девушка лишилась рассудка, иначе чего бы у нее было такое страшное лицо. "Может, это из-за того, что мы уничтожили ее город? Нет, тут что-то не то" - подумал Сивер и быстрым шагом двинулся к ней.

Выражение лица Ромашки было таким, что слова буквально застряли у Сивера в горле. Она то смотрела ему в лицо, то вновь оглядывалась на бойцов, и, наконец, не сказала, а почти прохрипела:

- Где? Где все?…

- Как где? - удивился Сивер. - В городе.

И тут он понял, чего испугалась Ромашка.

- Живы они, живы. И Мирослав, и Тур, просто в городе остались, - быстро заговорил Сивер. - Ты слышишь? А мы за вами пришли, за провизией, за вещами…

- Живы, - повторила девушка. Словно в попытке сохранить равновесие, вяло взмахнула рукой, но сдалась, опустилась на колени, села. Глаза Ромашки закрылись.

Сивер присел напротив, внимательно и обеспокоено глядя в лицо Ромашке. Девушка, оказывается, решила, что на базу возвращается все войско… Как получилось, что ее никто не предупредил, Сивер не знал, но представив себе, что только что пережила Ромашка, искренне пожалел ее. Тяжелая рука в рукавице легла ей на плечо.

- Живы они оба и здоровы, слышишь?

Девушка не шевельнулась.

"Уж и впрямь бы умом не повредилась", - не на шутку испугался Сивер и стянул рукавицы. Сначала пальцы его нерешительно замерли в нескольких сантиметрах от лица девушки, потом все же коснулись ее висков. Ромашка, кажется, вздрогнула - то ли от неожиданности, то ли ей было неприятно - Сивер решил не обращать на это внимания. По крайней мере, не сейчас. Он прикрыл глаза и сосредоточился, стараясь передать девушке только то, что предназначалось для нее, не меньше и ни в коем случае не больше. Он показал ей часть улицы, наполовину заваленной железобетонными глыбами, и Мирослава, что-то говорившего хрупкой женщине с кучерявыми огненно-рыжими волосами и курносым носом. Рядом с женщиной стоял высокий широкоплечий мужчина, а за юбку цеплялся перепуганный мальчик лет пяти. Сивер открыл глаза и убрал руки. Больше показывать Ромашке он ничего не собирался. Снова надевая рукавицы, Сивер услышал тихое "спасибо". Он знал, что это - не его дело, но, неожиданно для самого себя, вдруг спросил: