Городская Ромашка (СИ), стр. 59

Ромашка смотрела больше вперед, туда, где ждали их повозки, да еще оседланные лошади тех, кто приехал верхом, время от времени поглядывала себе под ноги. Заметив краем зрения воеводу Вояра, Ромашка увидела, как тот кивнул сыну. Мирослав ответил тем же, а Ромашке показалось, что приветствию отца и сына не хватало теплоты.

- Вы что, поругались? - спросила она, и тут же мысленно обругала себя за неуместное любопытство.

- Нет, - ответил Мирослав, ничуть не обидевшийся на подобное вмешательство в личные отношения с отцом. - Просто… у нас иногда возникают разногласия.

- Понятно, - сказала Ромашка. Ей, конечно же, ничего понятно не было, но чувствовалось, что объяснять Мирославу не хочется.

У повозок их встретили Тур с матерью. Тур взялся за вожжи, а тетушка Звана, Ромашка, Мирослав и еще несколько человек расположились на мягкой подстилке из сухого сена. Дорога предстояла долгая - часа три, не меньше, и многие приготовились поспать. Мужчины без стеснения ложились, подсунув руки под голову, и закрывали глаза, некоторые вскоре захрапели, женщины же, а в особенности молодые девушки - помощницы лекарей - прилечь стеснялись, и клевали носом сидя. Кто-то разговаривал, вел оживленную беседу. Ромашка же задумчиво смотрела то на желтеющие листья, то на сено, то на собственные ноги, обутые в сшитые для нее Туром мягкие туфельки.

Мирослав не спал. Он сначала сидел, потом откинулся на спину и лег, глядя в небо светлыми глазами. Девушка подумала, что сейчас, скорее всего, их разговор мало кого заинтересует, и можно, наконец, задать Мирославу интересующие ее вопросы.

- Мирослав, - тихонько позвала она, и светло-серые глаза обратились к ней: - Скажи, а почему ваши мудрецы не помогли вам в битве?

- В отряде, который прислали города, было всего двести человек. Мы справились без них.

- Но ведь они знали, что у тех солдат защищено сознание, и вам будет трудно с ними справиться. Ведь кто-то все-таки погиб! А если б мудрецы вмешались, то можно было бы вообще обойтись без потерь.

Чуть приподнявшись, Мирослав повернулся на бок, словно для того, чтобы лучше видеть лицо девушки.

- Ты знаешь, Ромашка, - сказал он, - я тоже думал об этом, и пришел к выводу, что мудрецы специально решили не вмешиваться. Чтобы все, наконец, узнали, что такое настоящая битва, когда умирают знакомые и даже близкие люди. Наших погибло двенадцать человек, трое из Вестового. Тебе может показаться, что это немного, но мы уже почти сто лет живем без войн, наши люди не привыкли терять в битвах своих близких. После такого, Ромашка, у людей уже не останется жалости к врагу. Наверное, это правильно. По крайней мере, правильно в условиях войны, а города собираются идти на нас войной.

- Вас учат ненавидеть?… - тихо сказала Ромашка. - Но разве ненависть - это хорошо? Разве это правильно?

- Это не ненависть, Ромашка, - так же тихо ответил Мирослав. - Это понимание того, какую цену придется заплатить. Это готовность пожертвовать кусочком своей души, защищая то, что тебе дорого.

Мирослав умолк на минуту, потом сказал еще тише.

- Знаешь, Ромашка, когда мы с тобой несколько дней сидели в хранилище музея, я часто вспоминал один эпизод… Как-то вечером я шел по улице вашего города и услышал крики. На улице было немного людей, поэтому я даже не обратил внимания, что никто, кроме меня, на эти крики не отреагировал, да я и по сторонам не смотрел, сразу побежал… Шум я услышал издалека, а потом увидел шестерых. Один из них держал вырывающуюся девушку, потом передал ее другому, и тот со всей силы стукнул ее головой об стену дома. Он хотел стукнуть ее еще раз, но в тот момент я как раз крикнул им, чтобы остановились, - Мирослав усмехнулся, и в его невеселой усмешке сквозил упрек самому себе. - Они меня не послушали. Завязалась драка… В принципе, тогда я легко мог всех их убить, но я этого не сделал. Кто-то остался лежать там без сознания, кто-то убежал. Потом я подошел к девушке, которая лежала на грязном асфальте без сознания, и узнал тебя.

Ромашка удивленно приоткрыла губы, но ничего не сказала, - просто смотрела в глаза Мирослава.

- Было темно, но лица некоторых из них я разглядел, - продолжал Мирослав. На этот раз голос его показался Ромашке чужим, незнакомым. - И в тот день, когда погибла твоя подруга, лицо одного из убийц оказалось мне знакомо. С тех пор я не могу отделаться от мысли, что если бы убил тех нелюдей, что напали на тебя, возможно, твоя подруга была бы жива. А еще вполне возможно, что те, кому я тогда оставил жизнь, на следующий же день нашли себе новую жертву.

Солнечные блики все так же проплывали по светлым волосам Мирослава, но лицо его сейчас казалось Ромашке темным, словно на него падала густая тень. Под изумленным взглядом девушки Мирослав опустил глаза.

- Я даже знаю, что ты сейчас скажешь, Ромашка: не они - так другие, - произнес он. - Но может после этого другие бы побоялись…

- Вряд ли это что-нибудь изменило бы, - осторожно сказала Ромашка. - Их слишком много… таких. Не мог же ты в одиночку против всего города. Мы сами должны были что-то сделать, мы - жители города - сами во всем виноваты. Ты ведь видел - у нас не приходят друг другу на помощь, у нас сосед доносит на соседа, у нас…

Ромашка запнулась. Ей вспомнилась Дельфина, потом - допрос в полиции и психушка. Девушка вздрогнула. Брови Мирослава настороженно взметнулись вверх, он сел, не спуская взгляда светлых глаз с ее лица.

- Ромашка!

Девушка тяжело вздохнула и тряхнула головой, прогоняя воспоминания, от которых до сих пор холодело на сердце и волосы вставали дыбом. Она еще не заметила, что к их с Мирославом разговору внимательно прислушивается и Тур, и тетушка Звана, и двое бойцов, едущих на той же телеге и так и не уснувших по дороге. И черноволосый человек на лошади, что последние несколько минут неспешно трусила вровень с бортом повозки.

В Вестовом вернувшихся бойцов встречали все - и здешние, и гости из Долины Ручьев и Гористого. Злата с матерью тоже были здесь, и обе несказанно обрадовались, увидев бывшего жениха и несостоявшегося зятя живым. Правда, Злата выражала свою радость осторожно, все еще чувствуя свою вину перед Мирославом, мать же спросила, не видел ли Мирослав ее мужа. Мирослав ответил, что видел и отца Златы, и Богдана, что оба живы и почти здоровы. Ромашка наблюдала за этим разговором со странным чувством, в котором, к своему стыду, угадывала оттенки ревности.

Димка, едва увидев Тура, молча подбежал и уткнулся в его рубашку. Плечи мальчика подозрительно подпрыгивали, но если Димка и плакал, то слез своих он не показал никому.

Дальше Вестового по дороге в Родень отправились только два всадника. Одним из них был Сивер, коротко и не слишком дружелюбно бросивший на прощание:

- Свидимся!

Глава 24

После сбора урожая традиционно наступает пора свадеб. Иногда свадьбы играют весной, но осенью все же лучше - погреба полны душистых яблок, пузатых тыкв и кабаков, в бочке засолены огурцы, заквашена капуста, - куда уж богаче стол получится! Вот и в Вестовом этой осенью сыграли целых три свадьбы, правда сыграли уже не по теплу, а лишь тогда, когда лес стал вовсе разноцветным и изукрасился всеми цветами - от багряно-красного до солнечно-золотого. Гуляли всем селом, молодежь - та особенно веселилась. Девушки давно уже приняли Ромашку за свою, и названная сестра Тура вместе со всеми водила хороводы, пела песни - вернее, подпевала, так как многих песен еще не успела выучить, плела венки и гирлянды из листьев для молодых. Веселинка научила Ромашку плести косы, и теперь Ромашка даже могла, если бы захотела, заплести свои волосы в куцую, но довольно плотную косу, которая едва спускалась ниже шеи.

В один из прохладных, но еще не холодных осенних дней выдавали замуж Милану. Девушке предстояло уехать с молодым мужем в Долину Ручьев, туда, где он построил себе новый дом недалеко от родительского, и Милана, хоть и счастливая, а все же плакала, расставаясь с подружками.