Городская Ромашка (СИ), стр. 13

- Интересно, кому и зачем могло понадобиться красть картину? - задумчиво пробормотал Мирослав, и Ромашка отчего-то вдруг рассердилась: да как же можно быть таким непонятливым?

- Она же дорогая!

Мирослав смотрел на нее с недоумением.

- Она очень дорогая! За нее дадут кучу денег! Ну, как ты не понимаешь? Какой-нибудь богач ее купит и повесит у себя дома или где-нибудь еще, я не знаю…

Ромашка замолчала, услышав тихий смех, и вспылила еще больше. Она решительно не понимала, над чем смеялся Мирослав.

- Прости меня, Ромашка, - сказал он, наконец. - Я не над тобой смеюсь, а над собой. Я в свое время изучал психологию людей, живущих в обществе, подобном вашему. Никогда не думал, что эти познания так сложно применять на практике.

- Значит, вы еще и специальную психологию про нас придумали! - прошипела Ромашка. - Ну-ну…

- Пожалуйста, не обижайся, - попросил Мирослав, - я не хотел тебя обидеть. И… и тут, у вас, действительно все по-другому.

Ромашка хотела еще что-то сказать, но как-то сникла. Потом тихо сказала:

- Спасибо. Ты опять меня спас.

- Не за что, - пожал плечами Мирослав.

- Нет, очень даже есть за что. Если б не ты, и тогда, и сейчас, мне бы никто не помог.

- Этого не может быть. Просто я оказался рядом - и помог. Не я, так кто-нибудь другой.

- Нет. Пойми, у нас, как ты сам сказал, все по-другому. Сколько бы я не звала на помощь - никто бы не пришел! - она вздохнула и, видя, что Мирослав вновь собирается ей возразить, добавила едва слышно: - Вспомни лучше эту свою специальную психологию.

После этих слов он не стал отвечать. Ромашка тоже помолчала, а потом встала и протянула Мирославу его куртку:

- Я уже согрелась, правда. Возьми.

Он не стал спорить. Ромашка вновь присела, облокотившись о стену. Непроглядная темнота двора, куда вела эта арка, пугала ее, и вскоре девушка осмелилась спросить:

- А ты не боишься, что какие-нибудь хулиганы увидят нас здесь?

- Обычно они меня не трогают, - ответил Мирослав.

Ромашка с сомнением окинула взглядом худощавую фигуру своего собеседника, и тут же вспомнила бандитов, которые напали на нее и Рыся. Против них Мирослав смотрелся как-то маловнушительно, но ведь смог с ними справиться… Да только спросить как, Ромашка не решилась. Вместо этого она подумала о другом.

У них обычно предпочитали короткие имена, а длинные всегда сокращали. Так, еще в школе, многие Нарциссу называли Цисси, а Дельфину - Дилли. Ромашке это не нравилось - чаще всего имена теряли при сокращении и красоту, и смысл. Но она попыталась по-привычке сократить имя своего нового знакомого, и к своему удивлению получила слово простое и понятное.

- Мир, - прошептала Ромашка.

Мирослав удивленно поднял голову.

- Мир, - повторила Ромашка. - Ты знаешь, у нас принято сокращать длинные имена.

- А у нас обычно не сокращают, - ответил Мирослав.

- Слушай, - попросила вдруг Ромашка, - а расскажи мне, что находится там, за стеной?

- Не сегодня, Ромашка.

Девушка огорченно вздохнула.

- Ты знаешь, где живет этот Рысь? - неожиданно спросила Мирослав. - Скажи мне адрес. Когда он придет в себя, я с ним поговорю немного и, может быть, придется его еще домой вести. А пока… - Он поднялся на ноги, выпрямился и протянул руку Ромашке, помогая ей встать с корточек, - пойдем, я провожу тебя.

Перед тем, как попрощаться, Ромашка наконец решилась и спросила робко:

- А когда я снова тебя увижу?

- Не знаю, Ромашка, - ответил Мирослав. - Пока не знаю. И все-таки, думаю, скоро.

Сидя на широком подоконнике, Ромашка смотрела на небо, уже потемневшее и, как обычно, беззвездное. "Интересно, - думала она, - а что находится там, за стеной?" Девушка ненадолго прикрыла глаза, пытаясь представить себе, что же там может быть. Перед ее мысленным взором вставали виденные в музее картины, но почему-то девушка точно была уверена, что таких чудес, как на старинных полотнах, она не увидит за стеной. Вряд ли сразу, за городом, начнутся вековые леса с тенистыми озерами и веселыми ручейками, вряд ли встанут величественные пики горных вершин, укрытые сияющими невероятной белизной снегами. Вряд ли… Но все-таки там обязательно должно быть что-то интересное, и очень необычное, разительно отличающееся от всего того, что она видела в жизни. Ведь мир - он такой огромный! Неизвестно, правду ли говорят о сплошной ядовитой пустыне. А вдруг нет? Ведь пришел же откуда-то из-за стены чужак-Мирослав?

Ромашка встала, подошла к столу и вынула из ящика коробку с красками. Еще через минуту на столе стояла чашка с водой, рядом белел чистый лист. Ромашка окунула кисточку в воду и взяла немного черной краски: и вот на листе появились зловещие прямоугольники домов, между которыми Ромашка каждый день видела стену и небо. Да только сегодня девушка не стала рисовать стену, а представила себе, будто ее и вовсе нет. Тогда сразу, за домами, желтой краской, постепенно переходящей в свежую зелень, обозначились небольшой пустырь и луг, тянущийся до самого горизонта. Более темной зеленой краской Ромашка нарисовала лес, а за лесом - холмы. И над холмами, на фоне яркого голубого неба, сияло солнце.

Глава 7

А жизнь между тем текла своим чередом. Дни стали теплее и ярче, прохожие сбросили куртки и все чаще забывали дома зонтики. Лужи наконец-то исчезли с тротуаров, а темнело вечером теперь куда позже, и потому можно было дольше гулять на улице, чаще ходить пешком и вообще не слишком спешить домой.

Сколько раз во время таких прогулок Ромашка намеревалась свернуть с Музейной, пройти квартала четыре до старого дома, на первый взгляд ничем не выделяющегося из серого ряда точно таких же домов, пробраться в подъезд и отпереть подвальную дверь… Но ключ так и лежал в тайнике за плинтусом, а Ромашка каждый раз проходила мимо. Не то, чтобы ей не хотелось увидеть Мирослава, - напротив, очень хотелось, но девушка знала, что ключ он ей дал на случай, если произойдет что-то из ряда вон выходящее, а пока ничего такого не случалось. "И хорошо", - убеждала себя Ромашка, вернее пыталась убедить, потому как скучала. И, может быть, не столько по самому Мирославу, сколько по всему, что он собой олицетворял - искреннюю заботу, доброту, надежду на что-то очень-очень светлое и почти несбыточное. И, может быть, Ромашка отважилась бы все-таки прийти к нему, но не пускал страх, боязнь того, что она, сама того не зная, может кого-то привести к нему. А вдруг за нею следят, а она просто этого не замечает? Маловероятно, конечно, но вдруг? Как же она сможет посмотреть в глаза Мирослава, если из пустого каприза приведет кого-то туда, где он прячется от всего города.

Весна подходила к концу, и в центральном парке зацвели деревья. Это были хилые, из последних сил тянущиеся к солнцу стволы с редкими ветвями ближе к верхушке. Такие тонкие, что Ромашка могла едва ли не каждое дерево обхватить ладонями. Но они цвели, и в эту пору казались Ромашке самым прекрасным, что может быть на свете. На них хотелось смотреть и смотреть бесконечно долго, и принюхиваться, силясь уловить в невероятном сплетении запахов тонкую нить пряно-сладкого цветочного аромата.

И Ромашка смотрела и принюхивалась, стоя у столба на аллее центрального парка. Дельфина со своим новым парнем по имени Кит сейчас каталась на аттракционе. Они предлагали и Ромашке, но та отказалась. Понаблюдав немного, как кружатся и переворачиваются вверх ногами Дельфина, Кит и еще человек четырнадцать счастливцев, нашедших деньги на билет, Ромашка отошла в сторонку и замерла, глядя на цветущие ветви. Возможно, со стороны ее поведение могло показаться странным: обычно никто не приходил в парк лишь затем, чтобы поглазеть на цветущие деревья. Люди вообще редко смотрели вверх, куда чаще - себе под ноги, но сегодня Ромашка не думала об этом. Ей хотелось прикрыть глаза, но вот этого делать не следовало ни в коем случае: мигом обворуют, либо пристанет кто-нибудь, поэтому девушка смотрела и смотрела вверх, не забывая изредка окидывать взглядом окружающую ее толпу. Впрочем, делала она это несколько небрежно, а потому не заметила сразу, что рядом с нею остановился человек и тоже прислонился к столбу. Почувствовав же, что кто-то стоит совсем близко справа от нее, Ромашка ощутила лишь досаду: ее символическое уединение было прервано.