Сентиментальный убийца, стр. 4
Он посмотрел на меня даже не с обидой, а с каким-то детским негодованием. Вероятно, коммунистам на самом деле вредно пить. Хотя как сказать: упомянутый Турунтаевым Владимир Ильич вообще из спиртного только чай с лимоном употреблял, а вон каких дел наворотил, до сих пор разгрести не можем.
— Давайте лучше выпьем, Геннадий Иванович, — довольно дружелюбно проговорила я.
…А вдруг он на самом деле станет новым губернатором Тарасова?
А эта мымра окоченелая — его жинка — за все время так и не шелохнулась.
Глава 2 Торжественный выход высокого гостя
Ближе к ночи все стало на свои места.
На сцене в мечущихся лучах светового шоу извивалось несколько фигур, мужских и женских: это был стриптиз-балет, действительно набранный из бывших балетных танцовщиков, которые, как водится, не смогли заработать себе на жизнь высоким искусством и теперь переметнулись в презренную, но денежную сферу шоу-бизнеса.
Гости разбрелись по ночному клубу; наиболее продвинутые уже отправились наверх, где к их услугам были бильярд, кегельбан, столы для покера и рулетки, а также нежные руки квалифицированных массажисток. Со всем прочим, прилагающимся к этим рукам и к этим массажным услугам.
Головин куда-то на время пропал, а потом появился с красными, как у кролика, глазами, хохочущий и неестественно бодрый. Если учесть, что перед своим исчезновением он предлагал мне дернуть по «дорожке» кокса, то не составляло особого труда догадаться, чем он занимался в этой кратковременной отлучке.
А с кокаином — это у него, кажется, довольно серьезно. «Дурь» для богатых.
Я сидела в обществе двух мужчин. Нельзя сказать, что я была сильно пьяна, но выносить общество Турунтаева, будучи трезвой, возможным не представляется.
Господи, как работают его имиджмейкеры? Почему они позволяют ему нарисоваться перед очами избирателя в таком возмутительном виде?
Впрочем, это можно несколько оправдать тем, что данный сейшн был закрытым для прессы. Конечно, несколько ретивых газетчиков и назойливых папарацци местного разлива пытались проникнуть в клуб, но потерпели полное фиаско, не преодолев заслонов «габриэлевских» секьюрити.
Разумеется, я пыталась отделаться от Геннадия Ивановича. Можно сказать, что мне это даже удалось. Но — странное дело! — не доставило ожидаемого удовольствия и облегчения. Другие мужчины из числа тех, с которыми я общалась здесь — исключая, конечно, Головина, — оказались несколько более презентабельными, чем «красный директор» Геннадий Иванович Турунтаев, но куда более скучными.
По крайней мере такого фейерверка маразма, густо сдобренного выдержками из речей Геннадия Андреевича Зюганова, от них не дождешься. Все больше комплименты да разговоры по наезженной схеме: «а не выпить ли нам шампусику, наша бесценная леди?»
Поэтому когда я наткнулась на Турунтаева во второй раз — он был уже без жены, но с каким-то довольно угрюмого вида человеком средних лет, — то почти обрадовалась.
Стоящий за спиной Турунтаева телохранитель аж вздрогнул, когда его босс подпрыгнул на месте, свалив хрустальный графин с водкой, и заверещал:
— Женя… иди-ка сюда, дорогая! Я тут доказывал Алексею Павловичу, что… ты это самое…
Он сбился, очевидно, потеряв нить мысли, и тут же предложил выпить за мир во всем мире, за бог с нами и хрен с ними… «и Ле-е-енин такой молодо-ой, и юный Октябрь впереди-и».
Последнее он пропел на редкость фальшивым голосом и опрокинул в рот стопку водки, не дожидаясь, пока я с ним чокнусь. А потом сказал:
— Вот вы думаете, что у меня тота… тора… толита…тарное мышление? Ведь так, э-э-э?.. А-а-а! — Он с хитрым видом поднял вверх палец, прищурился, видимо, полагая, что в таком виде походит на Владимира Ильича в Горках, и продолжал: — Все дело в том, что деление по политическому признаку ушло в прошлое… сейчас главное — это не партийная принадлежность, а качества хозяйственника и государ… государственника.
И тут предвыборная речь!
Впрочем, Геннадия Ивановича можно понять: у него же через несколько дней выборы.
— Кгррррм… по сути дела, коммунистическая доктрина сейчас является обычной социал-демократической… с послаблениями в сторону централизующей роли государства… наместник Северной Кореи Ро Де У… танки в Праге… вы знаете, Женя, как сильно харизма человека зависит от его хари… нет? В-в-в… — Он поморщился, словно раскусил лесного клопа, а потом забормотал совсем уж бестолково: — Шарлатанство… партийная дисциплина… не позволю про царя такие песни петь… распустились тут без меня…
Потом вскинул голову и, наклонившись ко мне, таинственным голосом проговорил:
— Вчера у Бориса Ельцина повысилась температура… Геннадий Андреевич Зюганов первым поздравил президента с повышением…
Мрачный мужчина, сидевший рядом с ним, покачал головой и проговорил:
— Может, вам нужно освежиться, Геннадий Иванович?
У него был глухой бесцветный голос, да и сам он был какой-то бесцветный, неяркий, незапоминающийся. Но в глазах — совершенно трезвых — мерцала холодная, проницательная насмешка. Вероятно, такими раньше и были наиболее влиятельные партийные функционеры, «серые кардиналы» КПСС. А не этот пьяный директор нефтезавода, вероятно, имеющий к коммунистам еще меньше отношения, чем, скажем, я.
Все-таки я училась в спецзаведении, напрямую курируемом Центральным управлением КГБ Советского Союза. Это вам не завод, пусть даже нефтеперерабатывающий.
В ответ на слова Алексея Петровича кандидат в губернаторы замотал головой:
— Н-нет, что вы! Вот лучше послушайте анекдот. Значит, так. Сочи. Знойный полдень. П-пляж… На песке лежит редкой красоты обжа… обна-жен-ная женщина. Проходящий мимо старикан останавливается и принимается восторженно созерцать такое чудо природы. А она и говорит: «Что ты смотришь на меня, старый хрен! Я ваще фригидна… холодна, как рыба». В ответ старпер пришлепывает губами и кряхтит: «Э-эх… и хороша же в жаркую пору холодная рыба да под старым хреном!»
Последнюю фразу Геннадий Иванович произнес буквально на одном дыхании, выразительно посмотрел на меня, а потом захохотал, аж прикрыв от удовольствия глаза.
Я тоже не смогла удержаться от смеха: настолько все это было забавно. Тоже мне — любитель кулинарных анекдотов с партийным прошлым и настоящим.
— Про себя, что ли, рассказываешь? — вдруг прозвучал над нами холодный женский голос.
Я обернулась.
Татьяна Юрьевна высилась надо мной, как древнеримская Фурия — богиня мщения. Впрочем, нельзя сказать, что на ее сухом вытянутом лице был написан гнев. Скорее какое-то брезгливое, холодное недоумение.
Геннадий Иванович съежился, как мальчишка, которого застали за поеданием варенья из секретных фондов бабушки. Будущий губернатор… да он будет править губернией, а им самим будет править вот эта треска маринованная, или какие там еще рыбные блюда существуют!
— Тебе не кажется, Геннадий Иванович, что нам уже пора? — вопросила она. — Похоже, ты запамятовал, что завтра у тебя по графику несколько важных встреч в рамках предвыборной кампании?
— Н-нет, — окончательно стушевавшись, проговорил тот.
…А как хорохорился, когда сидел за столом, а жена с каменной маской великого египетского Сфинкса на лице сидела рядом! Словно и не замечал ее! А тут две фразы — и полный дефолт.
Неожиданно Татьяна Юрьевна повернулась ко мне.
— Евгения Максимовна, — произнесла она тоном, в котором от свежезамороженной рыбы оказалось не так уж много, можно сказать, что проглянуло даже что-то человеческое. — Евгения Максимовна, я присматривалась к вам, и думаю, что вы очень достойная кандидатура. Дело в том, что у нас есть хорошее предложение для вас.
— Простите? — с трудом скрыв некоторое недоумение, отозвалась я.
— Мне не хотелось бы говорить сегодня: обстановка не соответствует. Да и Геннадий Иванович, откровенно говоря, не в норме.
Геннадий Иванович действительно был не в норме, потому что, когда он попытался подняться на ноги, его неумолимо занесло куда-то в сторону, и он вне, всякого сомнения, упал бы всем телом на стол, если бы его не подхватил рослый телохранитель.