Цена чести, стр. 17

— Тресни, говорю, еще раз, — повторил Волчий Дух. — А то вдруг не всю дурь вышиб…

— Тьфу на тебя… — с чувством сказал Барсук. — Да тебя, похоже, если еще раз по башке шарахнуть, так вместе с дурью и все остальное вылетит. Я таким ударом ребенка бы не разбудил, а ты как бревно грохнулся. Признавайся сразу, что у тебя с головой?

— Палицу поймал, — буркнул Велигой.

Барсук смотрел на витязя со все возрастающим интересом, в глазах забегали огоньки.

— Давно? — спросил он, разглядывая Велигоя с тем же видом, с каким коваль разглядывает сырую заготовку, прикидывая, что б такое из нее сварганить.

— Лет пять уже… — пожал плечами витязь.

— Обмороки?…

— Были по первому году, потом прекратились.

— Припадки?…

— Никогда не было.

— Головные боли?…

— Забодали уже. Каждый раз, как погода меняется — хоть «караул!» кричи.

— Та-а-ак… И чем спасаешься?

— Вот. — Велигой протянул Барсуку баклажку с Белояновым настоем. Волхв схватил ее, как ворона серебряную монетку, выдернул пробку. Долго нюхал, вылил пару капель на ладонь, пробовал на язык, при этом непрестанно бубнил под нос:

— Та-а-а-ак… Чабрец… бравник… ну, мята само собой… а это что?… А, богульник, ну допустим, хотя непонятно… череда? А это еще зачем, припадков же вроде как нет… О-го! — последняя фраза вырвалась у Барсука после солидного глотка.

— Кто настойку составлял? — спросил он, не торопясь возвращать витязю баклажку.

— Белоян. — ответил Велигой. — Слыхал про такого?

— Еще как слыхал! — Барсук говорил возбужденно, он вновь принялся широкими шагами маячить вдоль лавки. — Ну дает, медвежья морда! Где ж он спер?!

— Что спер? — не понял витязь.

— Одолень-трава! — воскликнул волхв. — Ее ж в наше время днем с огнем не сыщешь! А у него в настойке великолепнейшая вытяжка, хоть и в очень небольшой доле. Теперь понятно, за каким Ящером тут богульник — как противовес… Нужную долю подобрать трудно, она для каждого своя, и Белоян, похоже, боялся переборщить… На, держи обратно, хорошая штука, хотя я бы кое-что все же изменил.

— Никак с Белояном потягаться хочешь? — улыбнулся Велигой.

— Смотря в чем. — Барсук пожал плечами. — В конечном счете, он хоть и Верховный Волхв, и я бы даже сказал, вполне заслуженно, но… Вот ты у нас каким оружием владеешь лучше всего?

— Хм… — Велигой серьезно задумался. — На самом деле, мне как-то без разницы, но если уж говорить о владении в совершенстве… наверное, все-таки лук, меня как-никак все-таки больше именно на стрелка учили…

— Вот и нашего общего друга Белояна все больше на «стрелка». — усмехнулся Барсук. — А меня все-таки на целителя! Так что, по этой части я, может быть, и его мог бы чему-нибудь подучить.

Велигой поболтал настойкой во фляжке, прислушался.

— Маловато осталось… — пожаловался он.

— Это все ерунда, — махнул рукой Барсук. — Ничего сложного, еще сделаем. Хотя, честно говоря, я бы все-таки немного изменил состав, но это надо посмотреть точно, что у тебя там с головой… И вообще, весьма интересно было бы заняться таким застарелым недугом…

Велигой только сидел и глазами хлопал. Как будто он и не пытался только что приложить Барсука в челюсть, и будто бы и не получал в ответ доброй затрещины, которой Барсук и «ребенка не разбудит»… интересно, чьего ребенка? Разве что велета какого-нибудь…

— Ну так ты как, не против? — продолжал меж тем волхв. — Пока Репейка под ногами не путается? Решено, посиди здесь, а я пойду все подготовлю. Поглядим, что у тебя там под черепушкой твориться, и, чем Боги не шутят, может даже удастся и без настойки обойтись…

Барсук решительно направился к дому. У Велигоя к горлу вдруг подкатил противный комок, горячая волна жгучего стыда обожгла сердце.

— Барсук… — окликнул он волхва, и тот обернулся на пороге.

— Ну, что еще не так? — спросил отшельник насупившись, словно боясь, что Велигой сейчас пошлет его куда подальше в месте с «дремучей мудростью».

— Слушай… Я, это… В общем, прости, что я с кулаками полез. Ты ведь только добра желал…

— Довольно. — прервал его волхв. — Никаких обид. И забудь про это, а то с твоей чувствительной совестью еще полжизни будешь себя изводить.

С этими словами Барсук скрылся в доме, а Велигой остался дышать свежим воздухом ночного леса и дожидаться приглашения.

Глава 9

Ночь была тихая, но это была не та напряженная тишина, что царила на тропе. Сейчас лес казался воплощением Покоя. Он не молчал, нет, просто звуки, издаваемые чащей доносились мягко и ненавязчиво. Даже кабаны, которые обычно прут по кустам, как ромейские триремы по морю, этой ночью как им-то образом ухитрялись не наделать много треска.

Велигой отдыхал, глядя в темноту. Здесь, на поляне, было невероятно уютно. Единственным источником света с этой стороны избушки было окно c неплотно прикрытыми ставнями — за ним, в горнице, неярко освещенной несколькими лучинами, могучей тенью расхаживал Барсук — окуривал помещение какими-то травами — аж досюда через щели шибает едковатым запахом — бормотал что-то, перекладывал с места на место всякие колдовские ерундовины…

Но для приученных к темноте глаз витязя этого света было более чем достаточно. И, поскольку Барсук явно собрался готовиться до утра, да еще неизвестно, какого, Велигой просто сидел, смотрел и слушал.

Тяжелые, но мягкие шаги слева. На самой границе видимости мелькнула громоздкая тень, свет отразился в больших грустных глазах чугайстыря. В кустах тут же закопошилась, защелкала парочка лешаков, явно затевая против здоровяка какую-то пакостную выходку, но так близко от жилища отшельника не решились — нет ничего страшнее, чем волхв, отвлеченный от мудрых раздумий грохотом падающего чугайстыря. Подзадоривая шутников, захихикали невидимые Велигою мавки, лешаки матюгнулись в ответ тихим, но яростным щелканьем.

Из дальнего далека чуть слышно донеслась песня. То ли в веси за лесом девки на ночную гулянку собрались, то ли русалки у тихой лесной речки тоскуют, жалуются на судьбу…

Лешаки в кустах неожиданно замолкли, шаги чугайстыря зашлепали быстрее, с испуганным писком шуганулись по кустам мавки. Далеко-далеко, с закатной стороны донесся знакомый холодный вопль. Но тут же в ответ с другого конца леса коротко и властно хлестнул яростный вой, и крик упыря захлебнулся смертным ужасом. По спине Велигоя пробежал холодок и тут же исчез — открытая поляна показалась почему-то надежнее любой крепости. И волки не спят. Бдят нечисть, не дают высунуться из болота…

Неожиданно прямо перед Велигоем распахнулись, раздвинулись тропою кусты. Свет из оконца блеснул в золотых глазах, скользнул по светлой шкуре.

Он вышел на поляну неспешно, замер в неверных колеблющихся бликах. Зверь из корчмы. Волк с Лысого Холма. И все так же пристально устремился на витязя тяжелый, внимательный взгляд.

Велигой не мигая смотрел на дивного зверя. Тот сделал несколько осторожных шагов и вновь замер. Теперь отчетливо был виден ошейник с оберегом в виде волчьей головы.

— Ну, здравствуй, — тихо молвил Велигой, не шевелясь.

Волк оскалился, приблизился еще на пару шагов.

— Пришел проверить, не выкинул ли я опять чего-нибудь? — улыбнулся витязь. — Так опоздал, все самое интересное уже проворонил.

Жутковатая улыбка волка стала еще шире. Он подошел почти вплотную, не отводя внимательных глаз от лица воина.

— Зато в прошлый раз вы вовремя, вовремя явились… я обязан жизнью тебе и твоим сородичам, — продолжал Велигой чуть слышно. Почему-то возникло опасение, что если умолкнет надолго, чудный зверь исчезнет, вновь скроется в чаще и тогда… а что тогда? Что-то было в нем такое, чего не понимал разум, но зато невероятно остро чувствовало сердце. Тогда, на холме… или гораздо раньше? Трудно сказать когда, но возникла между зверем и человеком незримая связь, которую витязь ощутил только сейчас. Почему? Что у них общего?… Боги ведают. Об этом не хотелось думать, разум просто отказывался понимать, зато сердце наполняла теплая волна, будто бы в лютой сече, когда силы на исходе, вдруг ощутил рядом надежное плечо старого и верного друга…