Формула первой любви, стр. 18
Степа огляделся в поисках компьютера, за которым давно привык коротать время. Надо же! Компьютера нет! Как же Таня справляется с заданиями по информатике? Может, он в другой комнате? Тоже неудобно! Он, Степа, целые вечера проводит у компьютера и, между прочим, только из-за школьных заданий. Неужели Таня работает рядом с телевизором, который наверняка любит смотреть ее бабушка? Тогда это настоящий кошмар! А так комнатка у нее ничего, уютная… И секретер удобный: все под рукой. Степа придвинулся вместе со стулом к секретеру и увидел лежащий на тетрадях свой сложенный пополам листок с «мотыльком» и отвратительной оранжевой розочкой. Он машинально развернул его и увидел приписанную внизу строчку: «Неужели все ложь, Степа?» Он стал искать в недрах секретера какую-нибудь ручку, чтобы написать ответ, но в коридоре хлопнула дверь. Видимо, вернулась из магазина Таня. Карпухович вскочил со стула и так и застыл с листком в руках в ожидании одноклассницы.
Таня зашла с очень встревоженным лицом, закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и молча уставилась на Степу. Он смущенно потряс листком и сказал неожиданно опять осипшим голосом:
– Стихи, по правде говоря, гадкие, розочка тоже… совершенно пошлая… Но это не ложь… Верь мне, Таня… А при жеребьевке я, представь, вытянул пустой листок. Вас же, девочек, в нашем классе мало.
Пашка Румянцев уже раз десять позвонил Наде по телефону. Сначала она сказала, что больше не хочет его знать, потом заявила, чтобы он катился к своей Дробышевой, а потом вообще перестала отвечать на звонки. Пашка не знал, что и думать. Ну была жеребьевка! Ну и что? Ничего плохого они с парнями не затевали! Они, наоборот, хотели для девчонок только хорошего: окружить заботой, стихами и комплиментами. А если ему сначала нравилась Дробышева, то в этом ничего удивительного нет. Она всем нравится. Поначалу. А потом, как послушаешь, что вылетает из ее злобного рта, так сразу все нежные чувства к ней мигом пропадают. Поэтому и «кувшинку надводную» ему вполне можно простить. Нравилась Дробышева, нравилась, а потом – раз! И разонравилась! Такое часто бывает в жизни. Вот пожалуйста: обратимся к классическим произведениям. Возьмем для примера Софью Фамусову! Ей сначала нравился Чацкий, а потом – раз! И Молчалин! Конечно, потом Софья здорово пожалела, что предпочла Молчалина, но дело было уже сделано, и Чацкий правильно поступил, когда очень красиво выкрикнул: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок!» Да что там литература! Вот и в математике, бывает, решаешь какую-нибудь задачу, длинно так, красиво, а потом – раз! И другое решение на ум приходит: короткое и изящное! Вот так и Надя… Он ее сначала совершенно не замечал, потому что она казалась ему слишком громкой и вздорной. А потом, когда она плакала, он сначала только пожалел ее, а потом увидел, какие у нее глазищи бездонные, и пропал! Надя ему, между прочим, еще и логической задачей предназначена… И вообще… Он к ней испытывает такое… такое…
Пашка чуть не задохнулся от переживаний. Когда он рядом с Надей, почему-то забывает даже о факультативе по физике, куда они с Карпуховичем до этого очень регулярно ходили. Физичка уже сто раз спрашивала, куда он запропастился. Не скажешь же ей, что Надя ему теперь дороже всякой физики! А что сама Надя? Разве ей не было хорошо рядом с ним? Она все время улыбалась и смотрела на него очень даже ласково. Позавчера вечером, когда еще не случилось всего этого, он обнял ее и крепко-крепко прижал к себе, и они так и сидели, обнявшись, на качалке в сквере. Ничего не говорили, просто сидели рядом, и ничего большего им не надо было. А может, стоило ее тогда поцеловать? Вот дурак! Упустил такой случай! Но кто же знал, что сегодня все так обернется! Воистину: язык мой – враг мой!
Весь вечер Пашка провел в горьких сомнениях и раздумьях, перемежая их решением примеров из экзаменационного сборника, а утром уже поджидал Надю на подоконнике лестничной площадки, совсем рядом с ее квартирой.
Надя вышла, на ходу застегивая куртку, и замерла на месте, увидев Румянцева. Он сполз с подоконника и смотрел на нее такими несчастными и влюбленными глазами, что Надя растерялась. Она подошла к нему и спросила:
– Ну, что скажешь, обманщик великий и ужасный? Имей в виду, что мне не нужны оправдания.
– Я и не собирался оправдываться, – ответил Пашка. – Я совсем другое хотел сказать. Понимаешь… оказалось, что я совсем не могу без тебя… никак… Все факультативы забросил… И примеры вчера еле решались… Я, наверно, люблю тебя, Надя…
И они не пошли в школу. Они поехали за город. Было холодно и промозгло, но они не замечали плохой погоды. Губы девушки были теплыми и душистыми, Пашкины слова о любви – горячими и прекрасными, и Надя в конце концов призналась, что тоже любит его и вообще-то сразу не поверила в серьезность их дурацкой жеребьевки.
А Муся Чернова с Одинцовым выясняли отношения в школьном коридоре.
– Ну вот честное слово, что я не участвовал в жеребьевке, – десятый раз бил себя в грудь Игорь. – Кого хочешь спроси! Не веришь Румянцеву, спроси Влада или Алика!
– Охота была спрашивать! Да вы все заодно! А Клюева, между прочим, говорит, что это именно ты придумал тянуть жребий!
– Ну и что? Я же не для себя! Мне-то это абсолютно не надо было! Мы с тобой и раньше дружили, разве нет?
– Скажешь, что тебе Дробышева не нравится? – Муся решила заодно прояснить и все другие смущающие ее вопросы.
– Да кому может такая мегера понравиться? – горячился Игорь.
– Но она же красивая!
– Красивая! Спорить не буду! Но красивых девушек и без нее полно! Ты же к остальным меня не ревнуешь!
– Дробышева тонкая, – продолжала выяснение отношений Чернова, – а я – толстая, и потому не могу тебе нравиться!
– Ерунду ты несешь, Муська! Если бы не нравилась, чего бы я стал тут перед тобой распинаться?
Муся поняла, что Одинцов говорит дело, но все-таки решила тщательно расставить все точки над «i»:
– Может, скажешь, что в меня влюблен?
Одинцов задумался на пару минут, но решил ответить честно:
– Не знаю, Муся, врать не буду. Но мне с тобой хорошо, и ни на каких других, тонких и красивых, я даже не смотрю. Кто знает, может, это и есть любовь? Нет у меня в таких делах опыта. А вот ты, говорят, целовалась с Егоровым из десятого! Правда?
– Врут! – решительно отмела обвинение Чернова и тут же решила, что выяснение отношений пора срочно сворачивать. – Так и быть, я тебя прощу на первый раз, – гордо объявила она Одинцову. – Но смотри у меня, если еще раз что-нибудь подобное, вроде вашей идиотской жеребьевки, случится, то я и в самом деле уйду к Даниилу Егорову. Я с ним не целовалась, это чистая правда, но он мне не раз предлагал.
Глава 8
Взятие «Исмаила»
Примирение ребят 9-го «А» со своими дамами сердца было сладостным и ликующим. Они и за партами теперь сидели рядом. А те несчастные парни, которым не хватило девочек, срочно обратили свои взгляды на гуманитарный класс «В», состоящий преимущественно из лиц женского пола. Девочки из «В» класса здорово обрадовались, потому что считали своих немногочисленных гуманитарных парней к романтическим отношениям не очень пригодными, по причине низкорослости, плохого зрения и увлеченности Горацием, Гомером и Гаем Валерием Катуллом вместо «Я вас любил, любовь еще, быть может…». На почве счастливо завязывающихся новых отношений кривая успеваемости 9-го «А» и, кстати сказать, 9-го «В» тоже, резко поползла вверх, и на экстренно назначенном родительском собрании Антонине Петровне пришлось хвалить своих подопечных и намечать, каким образом, где и в какой форме они проведут выпускной вечер.
Несмотря на то, что свою успеваемость они поддерживали на привычном уровне, не могли радоваться жизни Сеймур Исмаилов, Люда Павлова, Арина Дробышева и Влад Кондратюк. Кондратюк ревниво следил за Людой с Сеймуром и огорчался все более и более. Отношения между ними явно изменились в сторону потепления. Это заметили и остальные одноклассники. Для многих это уже не имело существенного значения, но только не для Влада и не для Арины Дробышевой. Арина исходила ревностью ко всем своим одноклассницам сразу и никак не могла понять, почему все девчонки теперь дружат с парнями, а на нее, первую красавицу, никто не обращает внимания. Даже Кондратюк, с которым они одно время встречались вне школы, теперь смотрит только на Павлову. Она слышала, что Владу Люда досталась по той самой жеребьевке, из-за которой все в классе чуть не перессорились, но, похоже, тут не пахнет никакой жеребьевкой. Похоже, что он в нее влюбился. Совершенно непонятно, почему Кондратюк не смог влюбиться в нее, в Арину? У него куча возможностей была для этого! Ну да ладно… Она правду сказала девчонкам, Владик для нее уже вчерашний день. Она с ума сходит по Сеймуру Исмаилову. Его огненные глаза снятся ей чуть ли не каждую ночь. И ей почему-то кажется, что, несмотря на его странные отношения с Павловой, нравится ему все равно именно она, Арина. Однажды она застала Исмаилова одного в кабинете биологии и решила признаться в своих чувствах. Она подошла к нему и без всяких предисловий сказала: