Серая Орда, стр. 73

А теперь я попрошу вас уйти.

Вурды без слов поклонились и отошли от владычицы. Они вернулись к Зарубе, сразу налив себе по полному кубку вина. Неподалёку от них с приятелями-ополченцами вёл деловой разговор Рыжий. Он спрашивал, могут ли те наскоро срубить целую деревню, и во сколько ему, Рыжему, такая блажь встанет.

— Ежели лес твой, то небольшой ватагой за неделю управимся, а платы за всё возьмём гривен десять, — ответил едва видный за повязками Бушуй.

Не успели вурды вино допить, те уже по рукам ударили.

А пир продолжался.

Много веков минуло с тех самых пор, когда не в меру мечтательный охотник, заметив красивое звучание тетивы своего лука, натянул на него ещё несколько струн и получил первый прообраз арфы. Гудок, отдалённый потомок того лука, и держал сейчас Кулёк. Он затянул знакомый многим напев, и скоро пьяные мужчины подхватили одну из самых заунывных ратных песен. Про ворона кружащегося над умирающим воином.

Впрочем, от всех военных песен веяло такой беспробудной тоской, что казалось, будто само небо умирало вместе с павшими в битвах, про которых главным образом и сочинялись такие песни.

Совсем невесёлый вышел пир.

Факелы догорали, а большинство людей разбрелось по дворцу и домам, когда молодые князья собрались для отдельной беседы. Им было о чём поговорить. В ближайшие годы именно им предстояло управлять обширными землями от южных степей до холодных верховьев Ветлуги. Им предстояло продолжать дело своих отцов, укреплять союз, вместе бороться с жадными соседями. Они спорили до хрипоты, отстаивая каждый свой замысел.

Сокол смотрел на молодых князей с тревожной надеждой. Как ни ужасна была Серая Орда, она являлась лишь предвестником более мрачной поры. Года затишья кончались, князьям предстояли не лучшие времена. Времена жестокой борьбы и коварных предательств.

Так или иначе, но это дело будущего.

Покинув пир, усталый чародей отправился домой.

Эпилог 1. Несколько лет спустя.

Глухое, расположенное посреди мещёрского леса село из двух десятков хижин, стояло заваленное снегом по самые крыши. Селяне, тем не менее, копошились даже зимой. В сугробах виднелись узкие проходы, а санный путь вёл от села к ближайшему лесу, да к такому же зимнему большаку.

Но теперь, когда приехали гости, село будто вымерло. Над редкими здесь дымоходами поднимались сизые клубы, но на мороз никто носа не совал. Собаки тоже молчали, предпочитая, видимо, греться подле хозяев.

Среди бедных хижин стояла вполне добротная, большая изба, срубленная аж на двенадцать углов. Это был дом хозяина поместья, к которому и тяготело село. В самой большой, хорошо натопленной комнате, за богатым столом сидели двое — сам хозяин и его гость, московский наместник. Как следует отогревшись и хлебнув крепкой браги, они продолжали давно начатый разговор.

— Может быть, не стоит спешить? — спрашивал гость. — Я же не могу покупать, не глянув какие здесь земли, какой урожай… Давай лучше по осени всё путём сделаем…

— Мне нужны деньги, — произнёс простуженным голосом хозяин. — Стал бы я продавать село за бесценок, если бы не нуждался. Кабы мог ждать до следующей осени, так и цена была бы вчетверо. А вернее всего и вовсе продавать бы не стал.

— Вчетверо? — удивился наместник. — Не дорого просишь?

— А ты как думал, — прохрипел хозяин. — Здесь земля не урожай родит, а изобилие райское. Воткнёшь в землю прутик, глядь, а он уже и листьями покрылся, а через год яблоки сможешь собирать. А зверья в лесу, что клёцок в княжеской миске — стрелу наугад пустишь, а без добычи не останешься…

Гость, не слишком доверяя сказкам, поглядывал на собеседника с недоверием. Тот поймал взгляд и улыбнулся.

— Не веришь? Считаешь, что цену набиваю? — прохрипел он с задором. — И правильно. Не всякому в наше время верить можно. Но чтобы не было между нами недоговорённости, открою тебе и один недостаток…

— ?

— Вурды в здешних лесах водятся, — понизив голос, поведал хозяин. — В голодное время и на село пойти могут. Так что мы все здесь под богом ходим…

— Ну, вурды, это безделица, — отмахнулся наместник. — Для малых детей страшилка…

— Не скажи, — возразил хозяин. — Тут одному без хорошего отряда не выстоять. На здешних мужиков-то надежды не больно много. Немощные они какие-то, не то, что бабы…

Как бы в подтверждение его слов, дверь отворилась, и писаная красавица внесла в горницу большой горшок с варёной бараниной. Разложив похлёбку по мискам, она удалилась на свою половину.

— Хозяйка? — спросил, подмигнув, наместник

— Нет, девка селянская. Надоела уже. Хочу себе покрасивей найти. Здесь такие бабы водятся, что о-го-го, только держись, заездят.

— И что, так вот и ходят к тебе, без принуждения?

— А то! — гордо воскликнул хозяин. — Народ-то здесь дикий, пням поклоняется. Я для них вроде духа. Как скажу, так и сделают.

Настроения у гостя переменилось. Он провожал красавицу взглядом всякий раз, когда та подносила что-нибудь к столу. Теперь он готов был поверить хозяину…

Хоть это и не по обычаю, но ударили по рукам глубоко за полночь.

— Покупаю! — сказал наместник и зашуршал дорогой кожей.

Составили купчую, справили грамоту на получение денег из московской казны.

— Получишь по ней у печатника босоволковского, хоть завтра получишь… — заверил наместник.

— Босоволковского? — удивился хозяин.

— Поменялся у нас тысяцкий, — кивнул гость. — Вельяминов теперь в опале. Год как уже. Возвысился больно над прочими, власти загрёб немерено, вот князь его и отставил.

— Надо же… — сказал хозяин. — Как до нас новости-то поздно доходят. Одно слово — медвежий угол.

На следующее утро московский гость убыл с подписанной хозяином купчей. Дельце было не просто выгодным, а сулило баснословный барыш. Но самое главное, князь, желавший расширения московских владений, такую затею непременно одобрит.

Как только сани наместника скрылись за поворотом, в избе стали лихорадочно собирать вещи.

— Вяжи постели в узлы, да скатерть, скатерть не забудь!

— Эх, Ромка, всё тебе покою нет, засыпимся как-нибудь…

— Ты, Кулёк, лучше лошадей запрягай. Тогда и не засыпимся.

— Да ладно, куда спешить, наместник, чай до весны и не сунется в эти края. Ходу не ближний свет…

— Бережёного — бог бережёт… Наталья, ларец-то кому оставила? Князю московскому?

По весне, когда стаял снег, наместник приехал в село в сопровождении своего дружка тысяцкого и большого отряда кметей. Они добирались сюда целый день, сильно устали, но предвкушали обещанную новым хозяином славную попойку, да большое число пригожих, покладистых девок.

Но добравшись, наконец, до села не нашли они ни девок, ни людей вообще, ни скотины, ничего… Да и само село наместник узнал с трудом.

— Ты боярин, чего купил-то? — спросил тысяцкий, даже не слезая с коня.

Наместник сорвал с головы шапку и с досадой швырнул её оземь.

— Паскуда! — завыл он. — Рыжий чёрт!

Вместо заснеженных полей глазам открылась топкая, подозрительно напоминающая трясину, земля. Хижины, наспех срубленные из сырого леса, теперь частью погрузились в зыбун, частью осели и перекосились. Всё описанное в купчей поместье представляло собой большое, но совершенно ненужное никому болото.

Эпилог 2

Выехав за город, Заруба придержал коня, и пустил его дальше свободным шагом. Гнедку что — хоть и вовсе никуда не ехать — поплёлся еле-еле, поглядывая по сторонам.

А вокруг горело многоцветие осеннего леса. Природа догуливала последние деньки до наступления холодов и зажгла по такому случаю свои лучшие краски…

Всё это великолепие и прежде не слишком занимало воеводу, а теперь он желал любоваться красотами ещё меньше. Предстоящая встреча одновременно и радовала и вселяла тревогу. Мысли разбредались, а чувства переполняли старого воина.