Послезавтра, стр. 40
– Вы можете остаться? – спросил он.
Она удивленно взглянула на него.
– В каком смысле?
Фон Хольден улыбнулся, отчего по его загорелому лицу пробежали белые лучики морщин.
– Не могли бы вы задержаться в Швейцарии и поработать с мистером Либаргером еще?
Джоанна нервно провела рукой по волосам.
– Еще?
Он кивнул.
– Как долго?
– Неделю, две. Пока мистер Либаргер не акклиматизируется.
Предложение застало Джоанну врасплох. Весь вечер она поглядывала на часы, высчитывая, во сколько нужно вернуться в гостиницу, чтобы собрать все подарки и безделушки, купленные во время экскурсии по Цюриху. Да и спать нужно было бы лечь не поздно – утром самолет.
– А моя с-собака? – заикаясь, выговорила она. Нет, ей и в голову не приходило, что она может задержаться в Швейцарии, надолго оторваться от своего насиженного гнезда.
Фон Хольден улыбнулся.
– Ну, о вашей собаке, разумеется, позаботятся. А вы жили бы в отдельной квартире, в поместье мистера Либаргера.
Джоанна не знала, как быть. Послышались аплодисменты – это Либаргер задул свечи. Невидимый оркестр заиграл песню «Он отличный парень».
На десерт подавали кофе и ликеры с швейцарским шоколадом. Толстуха помогала Либаргеру нарезать торт, и официанты разнесли его по остальным столам.
Джоанна с удовольствием запивала кофе отменным коньяком. Ей стало тепло и уютно.
– Без вас, мисс Марш, ему будет плохо. Останьтесь, пожалуйста, а?
Фон Хольден сердечно улыбался ей, его просьба звучала так, словно это было нужно лично ему. Джоанна выпила еще коньяку и залилась румянцем.
– Хорошо, – услышала она собственный голос. – Если для мистера Либаргера это важно, я останусь.
Оркестр заиграл венский вальс, и молодая немецкая пара немедленно отправилась танцевать. Прочие приглашенные последовали ее примеру.
– А мы, Джоанна?
Фон Хольден стоял, придерживая спинку ее стула.
– Могу ли я пригласить вас на танец?
Ее лицо расплылось в широкой улыбке.
– Конечно. Почему нет?
Он вывел ее в центр открытой площадки, обхватил за талию, и они закружились в танце.
Глава 46
– Я всегда говорю детишкам, что это совсем не больно. Раз, два, и готово, – сказал Осборн, наблюдая за тем, как Вера набирает в шприц противостолбнячную сыворотку. – Бесстыдно вру, и дети это знают. Зачем обманывать маленьких?
Вера улыбнулась.
– Это твоя работа.
Она сняла иглу, шприц и пузырек с сывороткой завернула в салфетку и положила себе в карман.
– Рана чистая, заживает нормально. Завтра начнем разрабатывать мышцы.
– А что потом? Не могу же я здесь сидеть всю жизнь, – мрачно пробурчал Осборн.
– Как знать. Может, и придется. – Она бросила на кровать свежий выпуск «Фигаро». – Страница два.
Осборн развернул газету, прочел заголовок: «Американский врач подозревается в убийстве Альберта Мерримэна». И два снимка: фотография Осборна, сделанная в полиции, и накрытый простыней труп.
Стало быть, отпечатки пальцев уже идентифицированы. Удивляться нечему, он это предвидел.
– Что еще за Мерримэн?
– Это настоящее имя Канарака. Он американец. Ты знал об этом?
– Нет, но мог бы догадаться. Он говорил как настоящий американец.
– Он был профессиональный убийца.
– Да, я знаю.
Пол вспомнил полные ужаса глаза Канарака, когда он окунал его в воду. Услышал сдавленный голос: «Мне заплатили…»
Нет, все-таки в это невозможно поверить. Убийство отца – деловая операция?
Канарак назвал имя: Эрвин Шолл.
– Нет! – громко выкрикнул Осборн.
Вера в отчаянии смотрела на него. Осборн стиснул зубы, невидящий взгляд устремлен куда-то в пространство.
– Что с тобой, Пол?!
Он дернулся, сбросил ноги с кровати, встал. Пустой взгляд, бледное, без кровинки лицо, на лбу крупные капли пота. Сердце чуть не выпрыгивало из груди. Пол чувствовал, что сейчас сорвется, но ничего не мог с собой поделать.
– Все в порядке, Пол, все нормально, – повторяла Вера.
Он резко обернулся к ней, глаза его сузились. Она полоумная, ничего не понимает! Его никто не понимает!
– Что нормально? Что нормально?! – яростно закричал он, похожий сейчас на затравленного ребенка. – Разве мне с этим справиться? Да никогда!
– О чем ты? – тихо спросила она.
– Сама знаешь!
– Нет, не знаю.
– Не ври мне!
– Я не вру.
– Что, вслух проговорить, да?
– Что проговорить?
– Я… Я должен теперь разыскивать этого Эрвина Шолла, – еле выговорил он. – Не могу! Не хочу! Это свыше моих сил! Неужели все с нуля? Никогда со мной об этом не говори, поняла?! – Теперь он орал во все горло. – Никогда! Я не хочу этим заниматься!
Тут его взгляд упал на джинсы, висевшие на стуле возле окна. Осборн кинулся к ним, но раненая нога подвернулась, и он упал навзничь, со всей силы ударившись спиной об пол. Он лежал на полу, перед глазами все расплывалось, потом он услышал чей-то плач. Кто-то сказал:
– Домой. Хочу домой.
Странно – голос вроде его собственный, только уж больно молодой. Осборн повернул голову, но вместо Веры увидел только тусклый серый свет. Он испугался, что ослеп, и крикнул:
– Вера! Вера!
Какой-то непонятный частый стук. Потом чья-то рука провела по его волосам, и Пол понял, что его голова лежит у нее на груди, а непонятный стук – это биение ее сердца. Вера сидела на полу, гладя и успокаивая его. Но глаза его по-прежнему застилала какая-то пелена. До него не сразу дошло, что он плачет.
– Вы уверены?
– Да, месье.
– И вы тоже?
– Да.
Лебрюн отложил в сторону фотографии Осборна и посмотрел на Маквея.
Они возвращались из парка в город, когда по радиотелефону поступило какое-то донесение. Маквей только разобрал имена «Мерримэн» и «Осборн». Потом Лебрюн объяснил:
– Мы напечатали фото Осборна в газетах. Администратор одного гольф-клуба сообщил, что утром видел американца, похожего на того, что на снимке. В клубе ему предложили воспользоваться телефоном и напоили кофе – он был мокрый и весь в грязи.
И вот опознание состоялось. Мокрый и грязный тип, ввалившийся утром в этот клуб, не кто иной, как Осборн.
Пьер Левинь не хотел впутываться в эту историю, но друзья заставили, сказали, что речь идет об убийстве и что у него могут быть серьезные неприятности, если он утаит это от полиции.
– Где этот человек сейчас? Что с ним случилось? Куда он звонил? – неторопливо спросил Маквей. Лебрюн переводил.
Левинь упирался, но под нажимом друзей в конце концов сдался, поставив только одно условие – чтобы его имя не трепали в газетах.
– Я ничего не знаю. Знаю только, что его увезла какая-то женщина.
Администратора и прибывшего с ним коллегу поблагодарили за честно выполненный гражданский долг и отпустили. Как только за ними закрылась дверь, Маквей сказал Лебрюну:
– Вера Моннере.
Француз покачал головой.
– Баррас и Мэтро уже поговорили с ней. Она не видела Осборна. О Мерримэне и Анри Канараке в жизни не слыхивала.
– Не смешите меня, Лебрюн. А что еще она могла сказать, – хмыкнул Маквей. – Вы ее квартиру осмотрели?
Лебрюн пожал плечами.
– Нет. Она торопилась, и разговор происходил в прихожей.
Американец простонал и закатил глаза.
– Извините, если сую нос в вашу методику расследования, но вы меня поражаете. Полиция ищет Осборна чуть ли не по всей Франции, а вы даже не проверили квартиру его подружки!
Лебрюн предпочел не отвечать. Он снял трубку и приказал группе полицейских прочесать местность в районе гольф-клуба – не отыщется ли автомат. Потом угрюмо закурил.
– Ваши люди хоть спросили, куда она так торопится? – сдерживаясь, спросил Маквей.
Лебрюн недоуменно уставился на него.
– Вы сказали, она куда-то торопилась, – пояснил американец. – Куда, черт побери?
Инспектор тяжело вздохнул и закрыл глаза. Это столкновение двух культур, иначе не назовешь. Американцы не имеют ни малейшего понятия о тактичности и приличиях.