Послезавтра, стр. 23
– В ночь с субботы на воскресенье и весь воскресный день, так?
– Да.
– И из номера не отлучались?
– Нет.
– Еду в номер заказывали?
– Нет. Вы знаете, что такое скоротечный грипп? Лихорадка, озноб, понос и антиперисталсис. Последнее слово на нормальном языке означает рвота. Так что заказывать в номер еду и напитки как-то не тянуло.
– Вы были один?
– Да, – без колебаний ответил Пол.
– И вас в тот день никто не видел?
– Никто.
Маквей выдержал паузу и тихо спросил:
– Доктор Осборн, зачем вы мне врете?
Сегодня вечер четверга. Накануне, перед тем, как вылететь в Париж, Маквей попросил комиссара Нобла проверить, что делал Осборн в отеле. Комиссар позвонил утром и сообщил следующее. Пол Осборн прибыл в гостиницу «Коннот» в субботу днем, съехал в понедельник утром. Записался под собственным именем, в номер поднялся один, но вскоре к нему присоединилась дама.
– Что-что?! – попытался изобразить возмущение Пол.
– Вы были не один, – напористо заявил детектив. – С вами была молодая женщина. Темноволосая, на вид лет двадцать пять, двадцать шесть. Имя – Вера Моннере. В субботу вечером вы занимались с ней любовью в такси, возвращаясь в отель с Лейстер-сквер.
– Ничего себе! – ахнул Осборн. Его поразила невероятная осведомленность блюстителей закона. Потрясенный, он кивнул.
– Это из-за нее вы прилетели в Париж?
– Да.
– Она тоже была нездорова?
– Да…
– Вы давно ее знаете?
– Мы познакомились на прошлой неделе, в Женеве. Потом вместе полетели в Лондон. Вернулись в Париж. Она проходит здесь ординатуру.
– Ординатуру?
– Да, она врач. Точнее, врач-стажер.
Вера Моннере врач? Маквей удивился. Чего только не раскопаешь, стоит лишь начать. А Лебрюн темнил, не хотел говорить.
– Почему вы скрывали, что были в Лондоне не один?
– Я же говорю, это дело личное.
– Поймите, доктор, Вера Моннере – ваше алиби. Только она может подтвердить, где именно вы были в тот день.
– Я не хочу втягивать ее в эту историю.
– Почему?
Осборн снова вскипел. Полицейский совсем обнаглел, лезет туда, куда не просят.
– Ну вот что. Вы сами признали, что здесь вы лицо частное. Я не обязан с вами разговаривать.
– Не обязаны. Но будет лучше, если мы все же поладим, – задушевно сказал Маквей. – Ваш паспорт находится в полиции. Вам могут предъявить обвинение в злостном нарушении общественного порядка. Я помогаю французским коллегам. Если я скажу, что вы не пожелали отвечать на мои вопросы, они отнесутся к вам по всей строгости закона. Особенно теперь, когда ваше имя так или иначе вплыло в истории с убийством.
– Я уже объяснял – это не имеет ко мне отношения.
– Возможно. Однако вам придется довольно долго проторчать во французской тюрьме, пока все окончательно не прояснится.
У Осборна было ощущение, будто его только вынули из барабана стиральной машины и собираются сунуть в сушилку. Надо давать задний ход, а то беды не оберешься.
– Может быть, я и помогу вам. Но для начала объясните мне, что вам в конце концов от меня нужно.
– В Лондоне убили человека. Как раз тогда, когда вы там находились. Я должен выяснить и проверить, что вы делали в интересующий нас отрезок времени. Подтвердить ваши слова, судя по всему, может только госпожа Моннере. Однако ее «втягивать» вы не хотите. Между прочим, подобным поведением вы «втягиваете» ее еще сильнее. Если хотите, я велю ее задержать, и мы мило побеседуем втроем в полицейском управлении.
Осборн решил, что, если он будет упорствовать дальше, Маквей осуществит свою угрозу и тогда не избежать огласки. Не дай Бог, пронюхает пресса. Тогда всплывет все: и Жан Пакар, и тайная поездка в Лондон, и Верин покровитель. Отличная получится сенсация. Политикам дозволено развлекаться с актрисками и красотками. Максимум, чем рискует политик – проиграть выборы или потерять должность. А любовница даже останется в выигрыше – ее портрет растиражируют все газеты и журналы (предпочтительно в бикини). Однако для женщины-врача такая слава погибельна. Обществу претит мысль, что врачу не чуждо ничто человеческое. Если Маквей постарается, Вера потеряет и ординатуру, и шансы на врачебную карьеру. Похоже на шантаж. Расскажи полицейскому то, что знаешь, и он не будет поднимать шум.
– Дело в том, что… – Осборн откашлялся. Ему пришла в голову отличная идея – Маквей подсказал, сам о том не догадываясь. Можно будет выпутаться из истории с Жаном Пакаром, а заодно выяснить, что именно известно полицейским.
– Да?
– Я объясню, зачем я нанял частного сыщика.
Осборн решил рискнуть. Конечно, полиция перерыла всю квартиру Пакара, но ведь тот, кажется, не вел никаких записей. Очевидно, именно поэтому французы и решили подослать к Осборну его соотечественника: пусть припугнет, глядишь, что-нибудь и всплывет.
– У Веры есть любовник. Она не говорила кто. Я бы и не узнал, если бы не отправился за ней следом в Париж. Тут она сама мне призналась, и я чуть не свихнулся. Она ни за что не желала говорить, кто он. И тогда я решил выяснить это сам.
Маквей был опытен и умен, но если он купится на эту историю, стало быть, о Канараке полиция ничего не знает. Если так, план еще можно осуществить.
– И Пакар выяснил, кто ее любовник?
– Да.
– И кто же он?
Осборн помолчал, чтобы показать детективу, как нелегко ему дается это признание. Потом еле слышно произнес:
– Она трахается с французским премьер-министром.
Маквей испытующе посмотрел на доктора. Похоже, тот не врал. Возможно, Осборн что-то и скрывает, но на первый взгляд все чисто.
– Ничего, я переживу, – грустно улыбнулся Пол. – Когда-нибудь еще посмеюсь над этой историей. Пока не могу… Ну как? Я же говорил вам, это дело личное.
Глава 24
Когда, выйдя из отеля, детектив шел к машине, интуиция подсказала ему: во-первых, Осборн никак не связан с лондонским убийством; во-вторых, он не на шутку влюблен в Веру Моннере, с кем бы там она ни трахалась.
Захлопнув дверцу «опеля», Маквей пристегнул ремень безопасности, включил двигатель. По стеклу заскользили «дворники» – дождь никак не хотел кончаться. Маквей развернулся и поехал по направлению к своей гостинице. Осборн реагировал на вопросы нормально, как всякий невиновный человек, столкнувшийся с полицией. Обычно эмоциональная кривая выглядит так: шок – страх – возмущение, а потом или вспышка ярости (угрозы подать в суд на детектива, а то и на все полицейское управление), или вежливый обмен информацией. В конце концов, у полицейского своя работа, он задает вопросы не из личного интереса. Затем следуют извинения, и все, беседе конец. Примерно по такой схеме прошел разговор с доктором.
Нет, Осборн – пустой номер. Веру Моннере еще можно взять на заметку – так, на всякий случай. Все-таки она тоже врач, наверняка умеет пользоваться хирургическими инструментами. Да и в Лондоне была, когда произошло последнее убийство. Но, с другой стороны, она и Осборн подтверждают алиби друг друга. Может, и правда заболели. Или все время развлекались в постели – какая разница? Даже если женщина на пару часов незаметно отлучалась, Осборн все равно будет ее покрывать. Он в нее влюблен, это ясно. У Веры Моннере в прошлом наверняка все чисто. Насесть на нее, только Лебрюна подставить. В управлении такой переполох поднимется: как же, скандал на всю Францию.
Дождь полил еще сильней, и Маквей уныло подумал, что за три недели дело об обезглавленных трупах не сдвинулось ни на йоту. Так оно обычно и бывало, если, конечно, счастливый случай не помогал. Расследование убийств – дело кропотливое. Множество мелких фактиков, сотни ложных версий, и каждую изучи не по одному и не по два раза. Отчеты, справки, бесчисленные допросы, вторжение в жизнь чужих людей… Иногда улыбнется удача, но это редко, очень редко. Люди злятся на следователя, и их легко понять. Господи, сколько раз Маквею приходилось отвечать знакомым на одни и те же вопросы. Зачем он выбрал такую профессию? Зачем посвящать жизнь грязной, неблагодарной, жестокой работе? Обычно он только пожимал плечами, говорил: так уж вышло. Но в глубине души Маквей знал, почему он выбрал себе такую судьбу. Непонятно, откуда в нем засело это чувство, но все дело было именно в нем. Маквей твердо знал, что у убитого тоже есть права. Есть они также у родственников и друзей жертвы, у всех, кто любил погибшего. Убийство не должно сходить с рук. Для того и даны тебе власть, профессиональные знания, опыт, чтобы не допустить этого.