Столпы Земли, стр. 81

Но она была гордой. Может быть, слишком гордой, чтобы вернуться, даже если она захочет этого.

Том вскочил со своего стула. Он должен был рассказать ей обо всем, что было у него на душе. Выбежав из дома, он увидел ее у монастырских ворот. Она прощалась с Мартой. Том помчался мимо конюшни и догнал ее.

Эллен грустно улыбнулась ему.

– Прощай, Том.

Он взял ее за руки.

– Ты вернешься когда-нибудь? Просто чтобы повидать нас. Если я буду знать, что ты ушла не навсегда, что в один прекрасный день я снова увижу тебя, пусть на несколько минут, – если я буду это знать, я смогу пережить нашу разлуку.

Она в нерешительности молчала.

– Прошу тебя!

– Хорошо, – тихо сказала Эллен.

– Поклянись.

– Я не верю клятвам.

– Зато я верю.

– Ну ладно. Клянусь.

– Спасибо тебе. – Он нежно притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Он крепко обнял ее, и самообладание покинуло его, по щекам потекли слезы. Наконец Эллен отстранилась. Том неохотно отпустил ее, и она повернулась к воротам.

В этот момент со стороны конюшни донесся какой-то шум. Было похоже, что норовистый конь не слушался своего хозяина, бил копытами и храпел. Они непроизвольно оглянулись. Это был черный жеребец Уолерана Бигода, которого как раз собирался оседлать сам епископ. Его глаза встретились с глазами Эллен, и он застыл на месте.

И тогда она запела.

Том не знал этой песни, хотя он много раз слышал пение Эллен. Голос ее звучал печально, и, несмотря на то что слова песни были французскими. Том понял их достаточно хорошо.

Жаворонок, пойманный в сети охотника, Песнь свою сладкую петь продолжает, Словно той песни мелодия звонкая Дорогу к свободе ему открывает.

Том оторвал взгляд от Эллен и посмотрел на епископа. Уолеран казался потрясенным: его рот приоткрылся, глаза вылезли из орбит, а лицо стало смертельно бледным. Том изумился: почему простая песенка смогла напугать такого человека?

Бедную пташку охотник схватил, Свободы лишив навсегда. Все люди и птицы должны умереть, Но песня жить будет всегда.

– До свидания, Уолеран Бигод! – крикнула Эллен. – Я покидаю Кингсбридж, но не покидаю тебя. Я буду приходить к тебе в твоих снах.

«И в моих», – подумал Том.

Какое-то время все стояли неподвижно.

Держа Джека за руку, Эллен пошла прочь. Все молча смотрели, как она миновала монастырские ворота и растворилась в сгущавшихся сумерках.

Часть II

1136-1137

Глава 5

I

И после того как ушла Эллен, по воскресеньям в доме для приезжих стало тихо. Альфред на лугу за речкой гонял с деревенскими мальчишками мяч, а марта, которая очень скучала по Джеку, играла в дочки-матери, наряжая свою куклу, готовя ей похлебку и занимаясь воображаемым хозяйством. Том работал над проектом своего собора.

Разок-другой он намекнул Филипу, что тому следовало бы подумать насчет того, какую церковь он хотел бы построить, но приор то ли не заметил, то ли предпочел сделать вид, что не понял смысла этих намеков. Голова его была забита другими заботами. Однако том все продолжал размышлять об этом, особенно по воскресеньям.

Ему нравилось, сидя у двери дома для приезжих, смотреть через лужайку на развалины сгоревшего собора.

На куске шиферной плитки он иногда делал эскизы, но основную часть своего замысла держал в голове. Он знал, что большинству людей было трудно зримо представить себе большие и сложные архитектурные сооружения, хотя для него это всегда было проще простого.

Тем, как он справился с расчисткой руин. Том завоевал доверие и благодарность приора, но Филип все еще видел в нем лишь случайного, наемного каменщика, и потому Том должен был доказать, что способен создать проект настоящего собора, а затем и построить его.

Однажды воскресным днем, месяца через два после ухода Эллен, Том почувствовал, что созрел для того, чтобы начать делать чертеж.

Из тростника и гибких прутьев он сплел коврик размером три фута на два и по периметру прикрепил аккуратные деревянные планки – получилось нечто вроде подноса. Затем он, прокалив мел, приготовил известь, смешал ее с небольшим количеством штукатурки и залил этой кашицей коврик. Когда раствор начал подсыхать, он взял иглу и прочертил несколько линий. Для проведения прямых линий он использовал свою железную футовую линейку, для прямых углов – квадратную пластинку, а для закруглений – циркуль.

Том решил сделать три чертежа: поперечный разрез, чтобы объяснить, из каких конструкционных элементов состоит церковь; вертикальную проекцию, чтобы продемонстрировать великолепные пропорции здания, и общий план, из которого станет ясно, как будут располагаться внутренние помещения. Он начал с поперечного разреза.

В своем воображении он представил, как будет выглядеть собор, если с него срезать, словно горбушку с буханки хлеба, стену западного фасада и заглянуть внутрь, и начал рисовать.

Это было вовсе не трудно. Сначала Том изобразил проход под прямоугольной аркой. Получился внутренний вид нефа, если на него смотреть с торца. Потолок нефа, как это было и в старой церкви, будет ровный и деревянный. Вообще-то, Тому гораздо больше нравились сводчатые каменные потолки, но он знал, что это Филипу не по карману.

Над нефом он нарисовал треугольную крышу. Ширина здания определялась шириной крыши, а та, в свою очередь, зависела от длины деревянных балок. Было очень трудно раздобыть бревна длиннее тридцати пяти футов, и, кроме того, они стоили бешеные деньги. (Хороший строительный лес был так дорог, что идеально ровные деревья нередко срубались и продавались владельцами задолго до того, как они дорастут до этой длины.) Том рассчитывал, что неф его собора будет шириной в тридцать два фута.

Изображенный им неф получился высоким, просто невероятно высоким. Но ведь здание собора должно потрясать, воображение, вызывать своими размерами благоговейный трепет и своей величественностью заставлять прихожан обращать к небесам их взоры. Люди потому и приходили сюда, что соборы были самыми громадными сооружениями: простой человек, ни разу не побывавший в храме, мог так и прожить жизнь, даже не увидев здания, значительно превосходящего своими размерами лачугу, в которой он жил.

Увы, то, что нарисовал Том, непременно бы рухнуло. Стены ни за что не выдержали бы веса свинцовой крыши и деревянных балок. Их надо было надежно укрепить.

С этой целью по обеим сторонам Том пририсовал закругленные сверху арочные проходы высотой в половину нефа. Это были боковые приделы. У них должны были быть полукруглые каменные потолки: поскольку приделы были гораздо уже нефа, их каменные своды обойдутся не так дорого. У каждого бокового придела будет односкатная пологая крыша.

Пристроенные к нефу боковые приделы обеспечат его стенам некоторую поддержку. Но этого будет еще недостаточно. Между крышами и сводчатыми потолками приделов Том выстроит ряд дополнительных подпорок. Он изобразил одну из них: каменная арка протянулась от верхней части стены бокового придела к стене нефа. В том месте, где та арка опиралась на стену придела. Том связал ее с массивным контрфорсом, выпиравшим из стены церкви, а сверху приделал небольшую башенку, которая должна будет добавить контрфорсу веса и несколько украсить его.

Без усиливающих надежность всей конструкции элементов бокового придела, подпорок и контрфорсов построить захватывающую дух церковь просто не удастся, но может оказаться, что все это будет не так просто объяснить монаху, и, чтобы было понятнее, Том нарисовал еще и небольшой эскиз.

Затем он принялся чертить фундамент, который уходил далеко вниз под стены собора. Работники всегда поражались, что им приходилось рыть под фундаменты такие глубокие котлованы.

Рисунок получился простым, слишком простым, чтобы его можно было использовать в работе, но для показа приору он был в самый раз. Том хотел, чтобы Филип понял суть предлагаемой ему идеи, ясно представил себе будущее здание и пришел от него в восторг. Но это вовсе не просто, когда видишь лишь несколько начерченных на штукатурке линий. Поэтому, чтобы помочь Филипу разобраться. Том должен будет приложить максимум своего старания.