На орлиных крыльях, стр. 20

Пречт сделал бы все, что от него зависело. Он дал бы указание посольству США в Тегеране, а посол Салливан, может, и сумел бы нажать на иранцев и потребовать освобождения Чиаппароне и Гэйлорда. Но перед правительством Соединенных Штатов не было пути, по которому можно подобраться ко всем другим иранским проблемам и если не решить их, то хотя бы приглушить. США предпринимали в тот момент попытки спасти шаха, поэтому не было времени расшатывать дальше его режим, угрожая разорвать дипломатические отношения из-за двух арестованных бизнесменов. Особенно это неуместно делать, когда в Иране находятся двенадцать тысяч других американских граждан, и за всех госдепартамент должен нести ответственность и всем оказывать в случае необходимости помощь. К сожалению, Чиаппароне и Гэйлорду помощь уже потребовалась.

Генри Пречт имел самые добрые намерения. К сожалению, когда он только занялся делом Пола и Билла, он – как и Лю Гольц – совершил одну ошибку, которая сначала пагубно сказалась на его подходе к проблеме, а потом загнала его в глухую оборону во всех делах с ЭДС. Он исходил из того, что допрос, на который Пола и Билла вызвали, как предполагалось, в качестве свидетелей, явился законным судебным следствием доносов о коррупции. Ему и в голову не пришло, что это могло быть шантажом чистой воды. Совершив эту ошибку, Гольц принял решение сотрудничать с генералом Биглари. Такую же ошибку сделал и Пречт, когда с порога отверг мысль о том, что Пола и Билла просто похитили самым преступным образом.

Независимо от того, замешан ли был Аболфат Махви в коррупции или нет, от контракта ЭДС с Министерством здравоохранения ему не перепало ни гроша. В действительности же, на ранней стадии своей деятельности ЭДС потому и оказалась в затруднительном положении, что отказалась от его услуг.

Вот как это было. Когда ЭДС заключила первую небольшую сделку в Иране с военно-морским флотом по созданию системы учета и контроля документации, Махви оказал ей в этом деле содействие. В то время по совету адвоката ЭДС прибегла к услугам местного посредника в лице Махви, обещав ему треть от прибыли. Спустя два года по выполнении контракта ЭДС на законном основании заплатила Махви четыреста тысяч долларов.

Когда же начались переговоры с Министерством здравоохранения о заключении контракта, Махви уже попал в «черный список» шаха. И тем не менее, перед самым подписанием контракта Махви – которого к тому времени вычеркнули из «черного списка» – потребовал передать контракт совместной компании – в его лице и ЭДС.

Корпорация от его услуг отказалась! Получив свою заработанную долю от флотского подряда, он при подготовке контракта с Министерством здравоохранения палец о палец не ударил.

По словам Махви, ЭДС удалось легко заручиться визами на контракт с министерством от добрых двух дюжин других иранских государственных учреждений лишь якобы благодаря его содействию. Вдобавок, утверждал он, с его помощью корпорации официально установили льготный подоходный налог и зафиксировали его в контракте. А такую поблажку выколотил будто бы он, развлекая в Монте-Карло министра финансов.

Но ЭДС вовсе не просила его помощи и не могла поверить, что все это провернул он. Впрочем, Россу Перо никогда не нравился такой род «помощи», какой имел место в Монте-Карло.

По жалобе иранского адвоката, поданной премьер-министру, Махви вызвали «на ковер» и распекли за вымогательство взятки. И тем не менее, его влияние оставалось столь значительным, что Министерство здравоохранения не подписывало контракт, пока ЭДС не ублажила Махви.

Ради этого корпорация провела с Махви серию бурных переговоров, в ходе которых наотрез отказалась делиться с ним прибылями. В конце концов, чтобы не потерять контракт, пришлось пойти на компромисс – создать с ним совместную компанию в качестве субподрядчика ЭДС. Компания занялась наймом иранских подданных для работы в корпорации. На практике такое совместное предприятие никогда не приносило прибылей, что и выяснилось позднее, но в ту пору Махви пошел на компромисс и министерство контракт подписало.

Таким образом, ЭДС взяток не давала, и иранские власти прекрасно знали об этом, а Генри Пречт не знал, как не знал и Лю Гольц. Из-за этого их отношение к делу Пола и Билла приняло двойственный характер. Оба они хотя и много занимались этим вопросом, но первостепенного значения ему никогда не придавали. Когда задиристый юрисконсульт ЭДС Том Льюс разговаривал с ними в тоне, будто они были бездельниками или придурками или теми и другими вместе, они, само собой разумеется, возмутились и объяснили, что ради успеха дела ему не следует их подталкивать.

И Пречт из госдепартамента, и Гольц из посольства в Тегеране – оба оперативные сотрудники низшего звена – непосредственно занимались делом Пола и Билла, и от них многое зависело. Они вовсе не были бездельниками или недоумками. Но оба после такого разговора стали относиться к ЭДС с неким предубеждением и в те первые критические дни, когда дело Пола и Билла только завязывалось, не оказали им должной помощи.

Глава третья

Дверь камеры открылась. Вошел надзиратель, огляделся, ткнул пальцем на Пола и Билла и молча махнул им рукой на выход.

У Билла вновь засветлела надежда. Ну вот, теперь-то их освободят.

Они встали и вслед за надзирателем потопали наверх. Какой чудесный день за окном! Они вышли из тюрьмы и направились через двор к небольшому одноэтажному зданию около ворот. До чего же хорошо глотнуть свежего воздуха!

Ночь прошла ужасно. Билл лежал на тощем тюфяке в забывчивой полудремоте, вздрагивая от малейшего движения других узников и испуганно озираясь при тусклом свете ночной лампочки. Только когда надзиратель принес на завтрак стакан чаю и ломоть черствого хлеба, он догадался, что настало утро. Чувство голода притупилось. Билл попросил принести четки.

Теперь, похоже, его молитвы услышаны.

Внутри одноэтажного здания оказалась комната для свиданий, обставленная простенькими столами и стульями.

Их ждали двое. Одного Билл знал: иранец по имени Али Джордан, работающий в отделе у Лю Гольца в посольстве. Он поздоровался и представил коллегу – Боба Соренсона.

– Мы вам кое-что принесли, – сказал Джордан. – Электробритву на батарейках, одну на двоих, и по паре брюк.

Билл взглянул на Пола. Тот уставился на этих посольских чиновников, готовый вот-вот взорваться.

– А разве вы не заберете нас отсюда? – спросил он.

– Боюсь, не сможем.

– Черт бы вас побрал! Это же с вашей подачи нас сюда упекли!

Билл сидел тихо, слишком подавленный, чтобы гневаться.

– Очень извиняемся, что так все вышло, – продолжал Джордан. – И для нас это полная неожиданность. Говорили, что Дэдгар настроен к вам вполне благосклонно… Посольство заявляет очень серьезный протест.

– А вы что-нибудь делаете, чтобы нас выпустили?

– Вам нужно пробиваться через правовую систему иранцев. Ваш адвокат…

– Сам Иисус Христос, – перебил его с возмущением Пол.

– Мы просили перевести вас в камеру получше, – невозмутимо продолжал Джордан.

– Вот здорово! Вот спасибо!

Вмешался Соренсон:

– Еще что-нибудь вам нужно?

– Мне ничего не нужно, – резко ответил Пол. – Я не собираюсь здесь долго торчать.

– Я хотел бы попросить глазные капли, – подал голос Билл.

– Прослежу за этим, – обещал Соренсон.

– Полагаю, на сегодня все… – произнес Джордан и посмотрел на надзирателя.

Билл поднялся.

Джордан сказал что-то надзирателю на фарси, тот жестом показал Полу и Биллу на дверь.

Они снова пошли за надзирателем через двор. Джордан и Соренсон – это младшие чиновники посольства, машинально отметил Билл. А почему не пришел Гольц? Похоже, посольство считает, что освобождать их должна ЭДС. Послав сюда Джордана и Соренсона, посольство тем самым как бы намекнуло иранцам, что оно озабочено этим делом, но вместе с тем дало понять Полу и Биллу, чтобы они особо не рассчитывали на помощь от правительства США. «Мы для посольства представляем проблему, которую оно не хотело бы замечать», – в сердцах подумал Билл. Все вошли в главное здание тюрьмы. Там в приемной комнате надзиратель открыл другую дверь, через которую они еще не проходили. Она вела в коридор. Справа размещались три каких-то служебных помещения. Слева – окна, выходящие во двор. Они подошли к еще одной двери – из толстого металла. Надзиратель отпер замок, все вошли внутрь.