Ключ к Ребекке, стр. 50

– Как ты меня нашел? – спросила она.

– Я знал, где ты живешь. Твоя подруга Эсми пишет своему отцу, а я иногда встречаюсь с ним.

Эсми была знакомой, а не подругой, Элин встречала ее раз в два-три месяца, но она никогда не упоминала о том, что пишет домой письма.

– Я не хотела, чтобы ты стал звать меня обратно домой, – стала оправдываться Элин.

– А что я мог сказать тебе? Приезжай, твой долг – голодать вместе с семьей? Нет. Но я знал, где ты живешь.

Она порезала помидоры в омлет.

– Ты бы заявил, что лучше голодать, чем вести аморальный образ жизни.

– Да, я сказал бы это. Я был бы не прав?

Она обернулась и посмотрела на него. Глаукома, которая поразила его левый глаз много лет назад, теперь распространилась на правый. По ее подсчетам, ему было пятьдесят пять, но он выглядел на семьдесят.

– Ты был бы не прав, – сказала она. – Жить все-таки лучше.

– Может быть, так оно и есть.

У нее, наверное, было удивленное лицо, поэтому он пояснил:

– Я теперь уже не так тверд в своем мнении об этих вещах, как раньше. Я старею.

Элин разрезала омлет на две половинки и положила их на тарелки. Затем она поставила хлеб на стол. Отец вымыл руки и прочел над хлебом молитву.

– Благословен будь, Господь, Царь Вселенной…

Элин удивилась тому, что слова молитвы не привели ее в ярость. В черные дни одиночества она проклинала своего отца и его религию за то, что они сделали с ней. Она старалась воспитывать в себе равнодушие или что-то вроде спокойного презрения, но ей это не до конца удалось. Сейчас, наблюдая, как он молится, она подумала: «Как я поступаю, когда человек, которого я ненавижу, приходит ко мне? Я целую его в щеку, приглашаю в дом и ставлю перед ним ужин».

Они начали есть. Отец, видимо, был очень голоден и жадно набросился на еду. «Интересно, зачем он пришел? – подумала Элин. – Чтобы сообщить о смерти деда? Не только».

Она стала расспрашивать его о своих сестрах. После смерти матери ее четыре сестры покинули отца. Две из них уехали в Америку, одна вышла замуж за сына злейшего врага отца, а четвертая, Наоми, выбрала самый надежный путь: она умерла. До Элин вдруг дошло, что ее отец находится на грани отчаяния.

Он спросил у нее, чем она занимается. Она решила рассказать ему правду.

– Англичане пытаются поймать одного человека, немца. Они думают, что он шпион. Мне поручено познакомиться с ним… Я как приманка, понимаешь? Но… я думаю, что не буду больше в этом участвовать.

Он перестал жевать.

– Ты боишься?

Она кивнула.

– Он очень опасен. Он убил военного ножом. Вчера вечером… я пошла на встречу с ним в ресторан, где англичане должны были его арестовать, но все получилось не так, и я была вынуждена провести с ним целый вечер. Я так боялась, а когда все кончилось, англичанин, который… – Она умолкла и набрала воздуху. – В общем, я, наверное, больше не буду в этом участвовать.

Ее отец продолжал жевать.

– Тебе нравится этот англичанин?

– Он не еврей, – сказала она вызывающе.

– Я больше не судья тебе, – сказал он.

«Это уж слишком, – подумала Элин. – Неужели в старике не осталось ничего от прежних времен?»

Они закончили трапезу, и Элин встала, чтобы налить ему чаю. Он сказал:

– Немцы наступают. Это большая беда для евреев. Я больше здесь не останусь.

Она нахмурилась:

– Куда ты поедешь?

– В Иерусалим.

– Как ты туда доберешься? Поезда набиты битком, существует квота для евреев.

– Я пойду пешком.

Она уставилась на него, не веря тому, что он говорит, и понимая, что он не стал бы шутить на такую тему.

– Пешком?

– Не я первый, – улыбнулся отец.

Элин поняла, что он говорит серьезно, и это разозлило ее.

– Насколько я помню, Моисею это не удалось.

– Может быть, меня кто-нибудь подвезет.

– Это безумие!

– Я всегда был немного ненормальным.

– Да! – закричала она. Неожиданно ее гнев испарился. – Да, ты всегда был слегка ненормальным, и отговаривать тебя бесполезно, я должна это понимать.

– Я буду молиться, чтобы Бог сохранил тебя. Здесь у тебя есть надежда: ты молода и красива, и, может быть, они не узнают, что ты – еврейка. Но я, бесполезный старикашка, бормочущий еврейские молитвы… меня они отправят в лагерь, где я наверняка умру. А жить все-таки лучше. Ты сама это сказала.

Элин попробовала уговорить его остаться у нее хотя бы переночевать, но он не согласился. Она подарила ему свитер, шарф, отдала все свои наличные деньги. Элин просила его подождать денек, пока она снимет побольше денег со своего счета в банке и купит ему новое пальто, – но он слишком спешил. Она заплакала, вытерла слезы, а потом расплакалась опять. Когда отец ушел, она выглянула из окна и увидела, как он медленно бредет по улице, старик, направляющийся из Египта в пустыню, по стопам сынов Израиля. Все-таки кое-что в нем сохранилось: его ортодоксальность смягчилась, но характер еще был железный. Он растворился в уличной толпе, и Элин отошла от окна. Думая о его мужестве, она поняла, что не имеет права подвести Вэндема.

– Она непростая девушка, – рассказывал Вольф. – Я не до конца ее раскусил. – Он сидел на кровати, глядя, как Соня причесывается. – Немного сумасбродная. Когда я сказал ей, что мы едем на пикник, она вдруг испугалась, заявила, что почти не знает меня; можно было подумать, что ей нужна компаньонка.

– С тобой нужна, – подтвердила Соня.

– Но в то же время она вполне земная девушка. И за словом в карман не лезет.

– Ты приведи ее ко мне. Я сумею ее «вычислить».

– Понимаешь, какая штука, – нахмурился Вольф. Он размышлял вслух. – Кто-то пытался вскочить в наше такси.

– Нищий?

– Да нет, это был европеец.

– Европейский нищий, – Соня перестала расчесывать волосы и посмотрела на Вольфа в зеркало. – В этом городе полно ненормальных, ты что, не знаешь об этом? Послушай, если ты сомневаешься, представь себе, как она извивается вон там, на кровати, между тобой и мной.

Вольф усмехнулся. Это была бы аппетитная картина, но он мог перед ней устоять: собственно, это была Сонина фантазия, а не его. Инстинктивно он чувствовал, что сейчас должен сидеть тихо и ни с кем не встречаться. Но Соня будет настаивать на своем, а она ему была еще нужна.

– А когда мне звонить Кемелю? – вдруг спросила Соня. – Теперь он уж наверняка знает, что ты по-прежнему живешь здесь.

Вольф вздохнул. Еще одна встреча, еще одна опасность и еще один человек, в чьей защите он нуждается.

– Позвони ему вечером из клуба. Я не горю желанием встретиться с ним, но нам не нужно его дразнить.

– О'кей. – Она была готова, и на берегу ее ожидало такси. – Назначь свидание Элин.

Она вышла.

«Я уже не имею над ней прежней власти, – подумал Вольф. – Стены, которые ты строишь вокруг себя, превращаются в твою тюрьму». Может он позволить себе игнорировать ее желания? В случае очевидной или непосредственной опасности – да. Но ведь сейчас все его страхи сводились к достаточно беспричинной нервозности, к подсознательному желанию пригнуть голову. Соня взбалмошная натура, она может и предать его. Так что приходится выбирать меньшую опасность.

Он встал с кровати, нашел ручку, бумагу и стал писать записку Элин.

Глава 7

Элин получила записку на следующий день после того, как ее отец отправился в Иерусалим. В дверь позвонил мальчишка и вручил ей конверт. Она дала ему монетку и прочла короткое послание:

Стиль письма отличался педантичностью, которая показалась ей немецкой – возможно, однако, это было просто игрой ее воображения. Четверг – это послезавтра. Она не знала, радоваться или бояться. Ее первым порывом было позвонить Вэндему, но затем она заколебалась.