Изгнание, стр. 127

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Первые крепкие морозы в долине Дарта ударили в 1644 году в середине декабря. Лед сковал все окрестные леса и луга и медленно подступал к реке. Но она, слишком быстрая для того, чтобы лед смог с ней справиться, продолжала бежать, темная и глубокая; берега блестели серебром, а тропинки, проложенные вдоль них, вспыхивали то и дело голубым светом, как бы предупреждая об опасности тех, кто собирался ступить на них. Деревья в лесах, скинув свои осенние наряды, стояли темные и мрачные, бросая прозрачные тени на укрытую снегом землю. Ночи были длинными, казалось, небо никогда больше не станет голубым, а звезды на нем сверкали в туманной дымке, похожие на россыпи алмазов.

Дом, стоящий у воды, стал холодным, хотя во всех комнатах постоянно горели камины. Николь, бродившая из конца в конец по его бесконечным коридорам, была одета в теплый плащ, отороченный рыжим лисьим мехом, а когда выходила на улицу, надевала огромный меховой капюшон. Каждую ночь, перед тем как уснуть, она долго ворочалась и вздрагивала от холода под одеялами, одна в огромной кровати, глядя сквозь узорчатый полог, как пламя, пожирая сухие поленья, пляшет на потолке, стараясь оживить мрачный дом, погруженный в темноту. И все-таки это было время, когда она, даже несмотря на отсутствие Джоселина, чувствовала себя необыкновенно счастливой, потому что каждый раз, просыпаясь утром, она снова и снова сознавала, что больше не одна!

Уже почти три месяца у нее не было менструации, последний раз она была за две недели до того, как он вернулся, переправившись через быструю реку на деревянном пароме. Были и другие признаки: красивая грудь Арабеллы стала мягкой, она заметно увеличилась, и Николь невольно вспоминала, какой она была, когда впервые кормила Миранду, и как тогда ей не хотелось этого. Сейчас же ей все время хотелось ласкать и обнимать дочку, она с нетерпением ждала того дня, когда сможет шепнуть ей на ухо о том, что у нее скоро появится братец или сестричка.

Эммет, конечно, уже давно обо всем догадалась. Помогая как-то надевать ей кружевное платье, она замерла и в упор посмотрела на госпожу.

– Милочка, у тебя на груди выступили вены, – сказала она, и то, как ласково она обратилась к госпоже, говорило о многом.

Теперь, когда на носу было Рождество и Мирод почти все время проводила в хлопотах на кухне, Николь все чаще думала о том, что, хотя Джоселин и находится где-то в Оксфорде вместе с королем и его генералами, которые собрались, чтобы обсудить планы зимних военных действий, у нее осталась частица мужа, и она может часами думать об этом пока невидимом существе.

Муж, даже не подозревая о том, что он после себя оставил, отправился на встречу с его величеством в последний день сентября, и уже второго октября прибыл в Шерборн, всего на два часа позже самого короля. Из письма Джоселина они узнали, что принц Руперт тоже приехал туда, и там состоялся военный совет. Потом войско его величества отправилось в Солсбери, чтобы освободить Бейзинг Хауз, но там оказалось целых три вражеских армии. Король тогда решил двигаться дальше и занял Доннингтонский замок возле Ньюбери.

Шпионы роялистов полностью подтверждали слухи о том, что военачальники «круглоголовых» начали ссориться между собой. Граф Манчестер, который не любил ни Кромвеля, ни Уильяма Уоллера, упрямо повторял, что продолжать войну бессмысленно. Граф Эссекс, который тоже ненавидел Уоллера, упорно продолжал продвигаться вперед со своей армией, несмотря на проливные дожди. Кромвель, который легкомысленно пополнил свою кавалерию религиозными фанатиками и которого не любили даже его собственные офицеры, устраивал отвратительные сцены, ругаясь с главнокомандующим Лоуренсом Кроуфордом, потому что страшно завидовал ему. Уоллер же молча осуждал их всех.

И все же, как Николь узнала из письма мужа, все эти кричащие негодяи должны были согласиться с тем, что им необходимо сразиться с королем, пока численность его войск не превзошла численность войск Парламента. Лучшие солдаты из четырех лондонских армий, а это были те люди, которых тренировали еще в мирное время и которые изначально были вовсе не солдатами, а городской милицией, поддерживающей порядок в городе под командованием военного министра, так вот, этих людей послали, чтобы они отрезали войско короля и не дали ему встретиться с принцем Рупертом. Враждующие стороны приготовились ко второму сражению при Ньюбери, а первое состоялось на Раунд Хилл в 1643 году.

Семнадцатитысячная армия парламентариев атаковала роялистов, число которых было чуть ли не в два раза меньше. Однако граф Манчестер, который уже давно потерял всякий интерес к войне, опоздал со своим войском, в результате чего понес тяжелые потери. Кавалерия Кромвеля была слишком медлительна, и Георг Горинг без труда разогнал ее. Принц Морис повторил свою атаку и вконец разгромил пехоту «круглоголовых», уже начавших мародерствовать в окрестных деревнях. К сумеркам сражение было окончено, и король устремился в Бат, чтобы там встретиться с принцем Рупертом. По словам Джоселина, сэр Уильям Уоллер и сэр Артур Хазелригг настаивали на преследовании Карла Стюарта, чтобы заставить его продолжить сражение, но граф Манчестер закричал на сэра Артура: «Да ты просто кровавый убийца!», – и отказался участвовать в этом. После этого король и принц отправились в Берфорд, где его величество назначил своего двадцатипятилетнего племянника главнокомандующим армией. На этом они расстались весьма помпезно под бой барабанов, уверенные в том, что граф Манчестер больше не собирается сражаться с ними. Через две недели они оба оказались в Оксфорде, чтобы подвести итоги сражений 1644 года.

– В своем письме милорд написал, – рассказывала Николь Эммет, – что командующие «круглоголовых» получили из Лондона запрет отправляться на зимние квартиры, и все они были страшно этим недовольны. Все, кроме, конечно, Кромвеля. Он жаждет продолжать сражения.

– Он совсем не похож на человека, который служит Богу, правда? – высказала свое мнение Эммет.

– Он, наверное, молится, когда убивает, – ответила Николь, вспомнив, что все массовые убийства двадцатого века тоже были совершены «во имя Господа».