Тайна одноглазой «Джоконды», стр. 26
Мне повезло, я приземлилась в детскую песочницу.
А вот Володьке не повезло. Он остался там, наверху, в окружении беспощадных убийц. И я уже ничем не могла ему помочь.
А вдруг могла?!
В порыве отчаяния я бросилась к ближайшему подъезду. Тотчас левую ногу пронзила острая боль. Застонав, я упала. Все. Теперь я уже точно ничего не смогу сделать. Безоружная, с больной ногой…
– Эх, Вовка, Вовка, – вздохнула я и поползла к стене, чтобы меня не засекли с крыши.
По моим щекам текли горячие слезы, смешиваясь с холодными каплями дождя.
Глава XXIX
Граф Канализацын
В конце концов я приковыляла к дому тети Моти. Тихонько открыв дверь, вошла в темную прихожую. Я понимала, что смертельно рискую, возвращаясь в квартиру Матильды Эрнестовны. Здесь меня вполне могли поджидать киллеры, посланные Одноруким. Но с другой стороны, я навела такой тарарам в квартире самого Однорукого, что он вряд ли успел опомниться.
Из комнаты с радостным лаем выбежал Гафчик и начал, играя, хватать лапами мои ботинки.
– Подожди, Гафч, – вяло махнула я рукой.
От пережитых волнений я еле держалась на ногах. Вся одежда на мне была мокрая; а в горле, наоборот, все пересохло. Притащившись на кухню, я стала жадно пить воду прямо из-под крана. Я, наверное, половину питерского водопровода выхлебала, пока наконец не почувствовала, что напилась.
Надо было уходить. Но куда?.. Я без сил плюхнулась на табуретку. А может, рискнуть и остаться здесь до утра? Вряд ли Однорукий этой ночью станет меня тут искать.
А, будь что будет!
Я разделась, приняла душ и бухнулась в кровать.
Утром меня разбудило радио. Диктор бодрым голосом сообщал прогноз погоды. Прогноз в Питере был обычный: до обеда дождь, после обеда грязь.
Едва открыв глаза, я сразу вспомнила о героической смерти Воробья и рассказала об этом Гафчику.
– Да, Гафч, – говорила я притихшему псу, – ты можешь гордиться своим хозяином. Володька был крутой парень. Он вел себя как настоящий герой, прикрывая мой отход. Но силы были неравны. Светлая память о Воробье навсегда останется в наших сердцах. В твоем – собачьем. И моем – человечьем. Правда, Гафчуля?
– Гаф, – печально гавкнул пес.
Боль в ноге за ночь почти прошла. Я осторожно попрыгала. Терпимо.
Дальше оставаться в квартире тети Моти было опасно. Каждую минуту сюда могли нагрянуть киллеры. Поэтому я написала Матильде Эрнестовне благодарственную записку, и мы с Гафчем отчалили.
На улице вместо обещанного дождя светило яркое солнце, чирикали птички, мчались по дороге машины… «Вот так, – с грустью подумала я. – Володька погиб, а в мире ничего не изменилось. Солнце светит, птицы поют, машины едут…»
Я огляделась по сторонам. Куда же теперь податься? Может, пойти в милицию и все рассказать? Но там меня, скорее всего, и слушать не станут, а сразу упрячут за решетку.
И вдруг я поняла, куда мне податься.
В питерскую контрразведку!!
Ну конечно же! Ведь Сергей Иваныч говорил, что в крайнем случае я могу обратиться за помощью к начальнику петербургской контрразведки. И как это я забыла?!
– За мной, Гафчик! – воскликнула я. И мы погнали на Литейный проспект, где находилась ФСБ1.
По дороге я решила заскочить куда-нибудь перекусить. И тут же увидела вывеску: «Детский ресторан „Терем-теремок“». Оставив Гафчика у входа (и клятвенно пообещав ему сочный бифштекс), я вошла в двери ресторана.
В просторном зале никого не было, кроме персонажей русских народных сказок, нарисованных на стенах: Ивана-царевича с Серым Волком, сестрицы Аленушки с братцем Иванушкой, Василисы Прекрасной с Бабой Ягой. Я села за ближайший столик и раскрыла меню. Блюда и цены здесь были точно такие же, как и во взрослом ресторане. Зато напитки сплошь детские: детское шампанское, детская водка, детский коньяк…
Ко мне подбежал официант. И я заказала: жареного цыпленка, яичницу с беконом, заливную рыбу, две порции овощного салата, бифштекс (это для Гафчика), сыр, кофе, мороженое и даже сто граммов детской водки «Бармалей» – просто попробовать, что это такое. Официант не моргнув глазом все записал и убежал. А в зале тем временем появился седой старик.
– Здравствуй, деточка, – сказал он, подойдя ко мне. – Здесь свободно?
Я обвела зал широким жестом.
– Вполне.
Старик сел и заказал себе бутылку детского коньяка «Красная Шапочка». А также легкую закуску.
– Вот уж не думал, что доживу до такого времени, когда откроются рестораны для детей, – прошамкал он.
– А сколько вам лет, дедушка? – из любопытства спросила я.
– Ох, деточка, лучше не спрашивай, – махнул он рукой. – Я еще в первой мировой войне участвовал.
– А разве мировых войн было несколько? – удивилась я.
– Здрасьте. Была еще вторая мировая.
– Да-а? – протянула я. – Интересно.
Официант с трудом притащил тяжелый поднос с моим заказом. И я принялась сметать все подряд.
– Какой у тебя хороший аппетит, деточка, – заметил старик.
– Не жалуюсь. Вообще-то еда мне до лампочки, но иногда могу целого быка слопать.
Старик улыбнулся:
– Как тебя зовут, деточка?
– Маня Сидорова, – ответила я.
– Маняша, значит, – ласково произнес он.
– Ага, Маняша. А вас как звать?
– Игнат Матвеевич Канализацын.
Я невольно фыркнула:
– Канализацын?!
– А что ты, Маняша, смеешься? Это старинная русская фамилия. Мои предки строили на Руси первую канализационную сеть. Отсюда и фамилия пошла. А когда Петр I задумал возводить Санкт-Петербург, он приказал моему прапрапрадеду спроектировать канализационную систему будущей столицы. Что и было исполнено. За это царь пожаловал прапрапрадеду графский титул с правом передачи его наследникам.
– Так вы, получается, граф Канализацын?!
– Да, граф Канализацын! – с гордостью подтвердил старик. – Я пошел по стопам своих предков. Всю жизнь строил и обслуживал канализационные коммуникации. А когда родилась моя дочка, я дал ей имя – Канализация. Правда, она стесняется своего имени, уменьшила его до «Лизы». И напрасно стесняется! Нам, Канализацыным, в России стесняться нечего! Мы, Канализацыны, испокон веков тут жили, живем и будем жить!!
Игнат Матвеевич так разволновался, что одним махом выпил полбутылки детского коньяка «Красная Шапочка». Я, кстати сказать, тоже попробовала детскую водочку «Бармалей». Ничего, пить можно.
– Неужели вы всю жизнь проработали в канализации? – недоверчиво спросила я.
– Да, в канализации! – снова с гордостью подтвердил старик. – Потому как жизнь коротка, деточка, и надо делать только то, что велит сердце!
– И сердце вам велело работать там, где отвратительный запах и крысы бегают?!
Игнат Матвеевич возмущенно вскинул седые брови.
– У тебя, деточка, весьма смутные представления о канализации. Канализация, – важно поднял он вверх указательный палец, – это целый подземный мир, где текут широкие реки и шумят высокие водопады… А какие там гигантские отстойники, прямо безбрежные озера! Куда до них какому-нибудь Байкалу… А знаешь ли ты, Маняша, что канализационные трубы порой достигают таких размеров, что в них может свободно поместиться танковая дивизия…
– Вместе с танками?! – округлила я глаза.
– Да, вместе с танками, – подтвердил Канализацын. – А когда из миллионов петербургских кухонь, ванн и туалетов в канализационные трубы стекают потоки воды, слышится такая волшебная музыка, которая затмевает все произведения Моцарта, да и Чайковского тоже. Я готов был часами слушать эту божественную мелодию, стоя под землей…
– Как это – стоя под землей?
– А так, Маняша. Ты думаешь, канализация – просто трубы, закопанные в землю? Нет, деточка. Канализационные коммуникации – это десятки километров подземных ходов и переходов. А если сюда прибавить еще и старинные системы, то получаются уже сотни километров. И все эти старые и новые коридоры, водостоки, отстойники, трубы переплетаются между собой самым причудливым образом; одна система переходит во вторую, вторая в третью, третья в четвертую… За триста лет существования Санкт-Петербурга система городской канализации стала такой запутанной-перепутанной, что в ней найдутся уголки, куда десятилетиями не ступала нога человека. За исключением моей ноги, разумеется. Я-то везде побывал и знаю питерскую канализацию, как свою квартиру. Кстати, у себя дома я открыл первый в России Музей истории канализации!..