Обитатели холмов, стр. 44

Принюхиваясь, разведчики не забывали и слушать. Но кроме легкого шелеста птичьих крыльев и жужжания первых закруживших в воздухе мух да неумолчного шепота деревьев ничего не услышали. Воздух над северным склоном стоял неподвижно, но поднялся легонький южный ветерок, и его подхватили вязы мириадами маленьких затрепетавших листьев, как роса в саду — первые лучи солнца. Ореха сначала насторожил этот шум, пробежавший с вершин деревьев, — ему показалось, будто оттуда вдруг спускается что-то большое, но вдруг все стихло. Они с Плошкой замерли, чутко прислушиваясь к громкому и совершенно никчемному шороху.

Кошку приятели не нашли, но рядом с домом увидели собачью конуру с плоской крышей. Увидели и собаку — большой и лохматый черный пес спал, положив голову на лапы. Орех поискал глазами цепь, но вместо нее обнаружил тонкую веревку, протянувшуюся от будки к какому-то крюку на крыше. «Почему же он на веревке?» — задумался Орех и вдруг сообразил; это чтобы грохот цепи по ночам не мешал людям спать.

Приятели засновали между сараями. Конечно, они не забыли об осторожности и искали глазами кошек. А кошек все не было, и вскоре кролики осмелели, перестали бояться открытых мест и даже остановились посреди двора пожевать листья одуванчика. Потом Орех двинулся на запах к низенькому сараю. Дверь была полуоткрыта, и он прыгнул внутрь, лишь на секунду помедлив перед кирпичным порогом. Прямо перед дверью, на широкой деревянной полке — или подставке, — стояла клетка. Сквозь проволочную сетку Орех увидел коричневый котелок с водой, немного зелени и кончики ушей двух или трех кроликов. В ту же минуту один из кроликов поднялся, подошел к сетке, выглянул и увидел Ореха.

За подставкой, возле клетки, стояла вязанка соломы. Орех легко вспрыгнул сначала на нее, потом на толстые доски — старые, мягкие, пыльные и усыпанные мякиной — и повернулся к Плошке, который ждал у порога.

— Хлао-ру, — сказал он, — отсюда есть только один выход. Приглядывай за ним, иначе попадемся кошке. Сиди там и, если что заметишь, сразу дай знать.

— Хорошо, Орех-рах, — ответил Плошка. — Пока во дворе никого.

Орех сбоку подошел к клетке. Проволочную сетку внизу прикрывала доска, гак что ни пролезть, ни как следует заглянуть внутрь не удалось. Но в одной из досок Орех заметил дырку от сучка и в ней движущийся кончик носа.

— Я Орех-рах, — сказал Орех. — Я пришел с вами поговорить. Ты меня понимаешь?

Кролик отозвался на совершенно правильной лапини, правда выговор был непривычный.

— Да, мы вас понимаем. Меня зовут Самшит. Откуда вы?

— С холмов. Мы живем с друзьями — без людей, на свободе. Мы едим траву, греемся на солнце и спим под землей в норах. Сколько вас тут?

— Четверо. Два кролика и две крольчихи.

— Вы когда-нибудь выходите?

— Иногда. Девочка выносит наш ящик и ставит в траву.

— Я пришел рассказать вам о нашем городке. Нас мало, и нам нужны друзья. Мы хотим, чтобы вы убежали с нами.

— С другой стороны клетки есть проволочная дверца, — сказал Самшит. — Перейди туда, нам будет легче разговаривать.

Дверцей оказалась легкая деревянная рамка, затянутая сеткой, которая держалась на двух прибитых гвоздями петлях из кожи, а запиралась куском проволоки. К сетке прижались носами четыре кролика. Двое из них — Лаврик и Ромашка — были черные короткошерстные ангорские кролики, а Самшит и его крольчиха, Соломка, — черно-белые гималайцы.

Орех принялся рассказывать о холмах, о пленительной и свободной жизни диких кроликов. С обычным прямодушием он поведал, почему им пришлось отправиться на поиски крольчих.

— Но мы вовсе не собираемся никого уводить силой, — сказал он. — Просто мы были бы вам рады. В холмах места каждому хватит.

Он рассказывал им про «силфли», на восходе и на закате, в густой высокой траве.

Кроликов в клетке, похоже, ошеломил и захватил этот рассказ. Ромашку, ангорскую крольчиху, сильную, энергичную, он потряс до глубины души, и она принялась расспрашивать о городке и холмах. Оказалось, что жизнь в клетке казалась тоскливой всем четверым, но зато была безопасной. Они слышали про элилей и думали, что на воле лишь счастливчикам удается протянуть чуть побольше года. А Орех, прекрасно понимая восторг пленников, которым его болтовня скрасила однообразие скуки, видел и то, до какой степени они ни на что не способны. Бедолаги просто не знали, что такое «решать». Орех и его товарищи привыкли думать и действовать, а пленникам никогда не приходилось ни спасать свою жизнь, ни искать еду. Так что если он решил увести здесь кого-то в холмы, ему придется все сделать самому. Орех немного помолчал, подбирая и жуя отруби, просыпанные на доске возле клетки. Потом сказал:

— Сейчас я должен вернуться назад к своим друзьям, но мы вернемся. Мы вернемся ночью, и тогда — уж поверьте мне — мы откроем вашу клетку с такой же легкостью, что и фермер, а если кто-то из вас захочет жить на свободе, пусть идет с нами.

Самшит собирался что-то ответить, но неожиданно от двери раздался голос Плошки:

— Орех, кошка во дворе!

— Сейчас выскочим на открытое место, — сказал Орех Самшиту, — а там она не страшна.

Стараясь не показать, что торопится, Орех прыгнул опять на вязанку, потом на пол и к выходу. Сторож Плошка не отрывался от щелки в двери. Он боялся.

— Кажется, она уже нас почуяла, — сказал он. — Мне страшно — она знает, где мы.

— Тогда нечего здесь торчать, — сказал Орех. — Не отставай и делай то же, что я.

Выглядывать он не стал, а просто вышел из полуоткрытой двери и присел на пороге. Полосатая кошка, с белой грудкой и белыми лапками, медленно и свободно прогуливалась на другой стороне двора вдоль груды бревен. Стоило Ореху показаться в дверном проеме, она тотчас же повернулась и замерла, тараща глаза да подергивая хвостом. Медленно Орех перепрыгнул через порог и снова остановился. Солнце уже осветило двор; в тишине, в нескольких ярдах от двери, над кучкой навоза громко жужжали мухи. Пахло пылью, соломой и боярышником.

— Да-а, вид у тебя голодный, — сказал кошке Орех. — Что, крысы теперь поумнели?

Кошка не ответила. Орех сидел, мигая от солнца после полумрака сарая. Кошка плотно прижалась к земле, припав головой на лапы. За спиною дрожал Плошка, и Орех, не сводя с кошки глаз, почувствовал вдруг, как его самого затрясло.

— Не бойся, Хлао-ру, — прошептал он. — Я тебя выведу, подожди немного. Спокойно.

Кошка принялась бить хвостом. Кончик его торчал и дергался из стороны в сторону от все нарастающего возбуждения.

— Да ты хоть умеешь бегать? — сказал Орех — Вряд ли. Ты, пучеглазая дворовая подлиза…

Кошка распласталась в воздухе, и оба кролика, с силой оттолкнувшись, сорвались с места. Прыжок был молниеносный — они не зря держали ухо востро, — и кошка запоздала всего на одно мгновение. От стены большого сарая послышался лай Лабрадора. На него прикрикнул человек. У кустов на краю луга приятели остановились и оглянулись. Кошка тотчас остановилась и с притворным равнодушием принялась вылизывать лапу.

— Вот кто терпеть не может оставаться в дураках, — сказал Орех. — Но ее можно больше не бояться. Если бы ей повезло, она бы так просто от нас не отстала и, может быть, позвала бы кого-то на помощь. Хорошо, мы успели прыгнуть первыми. Молодец, Хлао-ру, до чего вовремя ты ее заметил!

— Рад помочь тебе, Орех. Но зачем мы сюда пришли, и о чем ты говорил с ручными кроликами?

— Я все расскажу попозже. А сейчас бежим в поле, пора поесть. Если хочешь, домой побежим помедленней.

25

НАЛЕТ

Вышло так, что в „Улей“ Орех с Плошкой попали только к вечеру. Едва они подкрепились в поле, полил холодный дождь, подул ветер, и приятели приискали себе укрытие — сначала в канаве (но канава была на склоне, и минут через десять ее стало заливать), а потом под крышей сарая, стоявшего на полдороге к дому. Зарывшись в огромную кучу соломы, друзья послушали — нет ли крыс. Но все было тихо, и они задремали, потом крепко уснули, а дождь за стеной стучал и стучал. В полдень приятели проснулись. Еще моросило, и Орех решил не торопиться. Идти по мокрой траве неприятно, а кроме того, ни один уважающий себя кролик не уйдет из сарая, так совсем ничего не попробовав. Отведав и брюквы, и свеклы, Орех с Плошкой двинулись в путь лишь тогда, когда начало смеркаться. Стараясь наверстать время, они припустили по полю и все же добрались до леса засветло; шкурки у них насквозь промокли, отчего оба страдальчески морщили носы. Только два или три кролика выбрались в этот час из нор в поникшую от дождя траву. Никто не спросил, где они были, и Орех прямиком спустился к себе, настрого наказав Плошке никому не рассказывать о путешествии. В норе никого не оказалось. Орех лег и уснул.