Луна предателя, стр. 61

— Безумие, — прошипел Серегил.

— Именно. Алек очень на тебя сердит, и совершенно правильно Я никогда не считал тебя глупцом. Серегил криво усмехнулся.

— Ты просто не знаешь меня достаточно хорошо. Ниал хмуро посмотрел на него; в его глазах больше не было симпатии.

— Если бы эта маленькая ночная потасовка случилась хоть на шаг за пределами Сарикали, твой тали мог теперь тебя оплакивать.

Серегилу стало стыдно, и он отвел глаза.

— Что, больше не хочется смеяться? Это хорошо. — Ниал достал откуда-то

— Серегилу не было видно откуда — губку и принялся обмывать его.

— Я не знал, что ты целитель, — заметил Серегил, когда голос стал ему повиноваться.

— На самом деле это не так, но в путешествиях многому удается научиться.

Серегил внимательно разглядывал профиль Ниала.

— Мы с тобой многому и научились, верно? Ниал поднял глаза.

— Ты становишься почти дружелюбным, боктерсиец.

— А ты наживешь неприятности, если будешь так меня называть.

Ниал небрежно махнул губкой.

— Разве кто-нибудь слышит?

Серегил с улыбкой признал правоту собеседника.

— Ты любопытный шельмец и к тому же принадлежишь к восточному клану, не говоря уже о том, что стал любовником молодой женщины, которая мне почти как дочь. Такое сочетание заставляет меня нервничать.

— Это я заметил. — Ниал осторожно повернул Серегила на бок, чтобы смазать целебной мазью спину. — Шпион, одним словом?

— Может быть, а может быть, просто противовес моему присутствию здесь.

Ниал снова уложил его на спину, и Серегил смог посмотреть тому в глаза. Удивительные глаза — такие прозрачные, такие искренние… Неудивительно, что Бека…

Не следует отвлекаться, упрекнул себя Серегил.

— Так ты и правда им являешься?

— Противовесом?

— Нет, шпионом. Ниал пожал плечами.

— Я отчитываюсь перед своей кирнари, как и все. Я сообщил ей, что ваша принцесса дома говорит то же самое, что и в присутствии лиасидра.

— А что насчет Амали-а-Яссара? — Пальчики Иллиора, неужели он сказал это вслух? Снадобье Ниала, должно быть, действует на него сильнее, чем он думал! Рабазиец только улыбнулся.

— Ты наблюдателен. Мы с Амали когда-то любили друг друга, но она предпочла отдать руку Райшу-и-Арлисандину. Но я все еще к ней привязан и встречаюсь, когда это не грозит неприятностями.

— Не грозит неприятностями?

— Райш-и-Арлисандин очень любит свою молодую жену; не годится мне быть причиной раздоров между ними.

— Ах, понимаю. — Серегил многозначительно похлопал бы себя по носу, если бы мог поднять руку.

— Между мной и Амали нет ничего, что порочило бы его честь, даю тебе слово. А теперь тебе лучше встать и подвигаться, иначе мускулы совсем одеревенеют. Думаю, будет больно.

Самым неприятным оказалось вставать с постели. С помощью Ниала, проклиная все на свете, Серегил сумел накинуть на себя свободную мантию и немного поковылять по комнате. Проходя мимо зеркала, он увидел свое отражение и поморщился: глаза стали казаться чересчур большими, кожа чересчур бледной, а выражение лица слишком откровенно беспомощным для знаменитого Кота из Римини. Нет, это был совсем другой человек — испуганный, пристыженный молодой изгнанник, вернувшийся домой.

— Я могу ходить и сам, — проворчал он и оттолкнул руку Ниала; однако тут же выяснилось, что о самостоятельности и думать нечего.

Ниал подхватил его и не дал упасть.

— На первый раз хватит. А вот свежий воздух тебе не повредит. Серегил позволил умелым рукам Ниала вести его и скоро оказался довольно удобно устроен в солнечном уголке на балконе. Ниал как раз укутывал его одеялом, когда в дверь решительно постучали.

Ниал открыл дверь, но к Серегилу вместо него теперь подошла Мидри. Тот поспешно поправил мантию, надеясь скрыть красноречивые отметины побоев, однако эта попытка ни к чему не привела.

— Лихорадка, вот как? — протянула она, критически оглядывая брата. — О чем только ты думаешь, Серегил!

— Что тебе рассказал Алек?

— Ему и не нужно было мне ничего говорить. Все было видно по его лицу. Тебе следует сказать мальчику, чтобы он не пытался лгать: он этого делать не умеет.

«Когда хочет, то умеет», — подумал Серегил с отвращением.

— Если ты пришла меня отчитывать…

— Отчитывать? — Брови Мидри поползли вверх — так всегда бывало, когда она сердилась по-настоящему. — Ты больше не ребенок, по крайней мере мне так говорили. Ты хоть представляешь себе, какая участь ждет переговоры, если станет известно, что на члена делегации Скалы напали хаманцы? Назиен только начал выражать восхищение талантами Клиа…

— Кто хоть что-то сказал про хаманцев?

Ее рука взлетела так быстро, что Серегил не сразу понял, что получил оплеуху, и оплеуху основательную: у него из глаз полились слезы, а в ушах зазвенело. Мидри наклонилась над ним и больно ткнула пальцем ему в грудь.

— Не городи таких глупых отговорок, маленький братец! Или ты думаешь этим что-то поправить? Да и вообще думаешь ли ты, или просто слепо вляпываешься в неприятности, как это всегда с тобой бывало? Неужели ты совсем не переменился?

Слова ранили много болезненнее, чем оплеуха. Что ж, возможно, он и не так уж переменился, но говорить об этом сейчас было бы неразумно.

— Кто-нибудь еще знает? — уныло спросил Серегил.

— Официально? Никто. Кому придет в голову хвастать тем, что он нарушил священный мир Сарикали? Но шепоток уже раздается. Ты должен завтра появиться в лиасидра, и уж постарайся выглядеть так, словно и в самом деле болел.

— Это не составит проблемы.

На секунду Серегилу показалось, что Мидри ударит его снова. Бросив на него последний возмущенный взгляд, она вышла из комнаты. Серегил напрягся, ожидая услышать, как хлопнет дверь, но Мидри тихо прикрыла ее за собой. «Не следует давать слугам повод для сплетен».

Серегил откинул голову на подушку и закрыл глаза, стараясь сосредоточиться только на птичьем пении, шелесте ветра, шагах внизу на улице. В следующий момент его щеки коснулись холодные пальцы, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Серегил думал, что Ниал ушел, когда появилась Мидри, но теперь тот снова был рядом, и в глазах его Серегил прочел совсем не обрадовавшую его озабоченность.

— В Скале принято бить по лицу при первой же возможности? — спросил он, разглядывая новую отметину, оставленную рукой Мидри Серегилу следовало бы рассердиться на вмешательство, но он внезапно почувствовал себя слишком усталым, слишком больным.

— Иногда, — ответил он, снова закрывая глаза. — Но обычно это делают посторонние.

Глава 20. Кончина Идрилейн

Было уже далеко за полночь, когда Коратан добрался до лагеря Фории. Он на несколько миль обогнал свой эскорт в тщетной надежде услышать предсмертные слова своей матери.

Часовые узнали его по окрику и пропустили без пароля Въехав в лагерь, он бросился к шатру, отмеченному флагом Идрилейн, расталкивая толпу офицеров и слуг, сгрудившихся вокруг.

Внутри его встретил тяжелый запах смерти. Этой ночью при матери были лишь Фория и иссохший дризид. Сестра не обернулась, когда он вошел, но, взглянув на мрачное лицо целителя, Коратан понял, что царица мертва.

— Ты опоздал, — коротко констатировала Фория. Судя по состоянию одежды, она, как и сам Коратан, была вызвана с поля боя. Глаза главнокомандующей остались сухи, лицо спокойно, но Коратан чувствовал, что сестра сдерживает ярость.

— Гонец попал в засаду, — ответил принц, сбрасывая плащ. Он подошел к сестре, перед ними на узкой походной кровати лежал сморщенный труп их матери.

Дризид уже начал приготовления к погребальному костру. Идрилейн была облачена в богато украшенный плащ поверх боевых доспехов. Матери понравился бы такой выбор, подумал Коратан, гадая, позаботилась ли об этом Фория или преданные слуги. Застежка шлема придерживала нижнюю челюсть; потускневшие глаза оставили открытыми — чтобы не мешать последнему путешествию души. Мертвое лицо Идрилейн сохраняло достоинство, но принц заметил следы крови и слюны в углах бесцветных губ.