Жизнь дается лишь дважды, стр. 10

Да, от многих иллюзий его здесь избавляют. Эти новости поднимут настоящую бурю в штаб-квартире. Ответил он неопределенно:

— О, у нас масса возможностей. Может быть, вы сами назовете цену?

— Надеетесь на козырной туз в рукаве? Неужели у вас есть данные, столь же важные для обороны Японии?

— Несомненно, — твердо ответил Бонд. — Но, дорогой Танака, раз уж вы приняли решение, не лучше ли будет вам самому отправиться в Лондон и порыться на полках? Уверен, мой шеф за честь сочтет принять вас.

— Вы не обладаете необходимыми полномочиями для переговоров?

— Это просто невозможно, дорогой Тигр. Меры безопасности таковы, что я не имею в полном объеме интересующей вас информации. Что касается меня лично, я уполномочен лишь передать руководству ваше мнение, или же оказать вам личную помощь.

Тигр на секунду задумался. Похоже, последние слова Бонда его заинтересовали. Затем он встал, пригласив коммандера на чайную церемонию с гейшами.

В сомнениях Бонд отправился сочинять шифрограмму в Лондон.

В комнате, где они сидели, вернувшись из ресторанчика, и где Тигр только что весело пообещал отправить его на тот свет, со стен рычали тигриные головы, а одна шкура, распластавшись, скалилась с пола. Искусно выделанная тигриная лапа служила пепельницей. Даже кресло, в котором устроился Бонд, было обито тигриной шкурой.

Мистер Танака родился в год Тигра, а Бонду, о чем с удовольствием сообщил ему Танака, определен был год Крысы.

Бонд сделал хороший глоток саке и сказал:

— Дорогой Тигр, мне не хотелось бы затруднять вас возней с моей ликвидацией. Вы намекаете, что на сей раз кедр может и не согнуться под ураганом. Да будет так. Даю слово чести.

Тигр пододвинул кресло и посмотрел Бонду в глаза. Плеснул себе «Сантори», добавил содовой. Из-за окрестных домов, где почти везде погасли уже желтые огоньки, слышался шум ночного шоссе. Был конец сентября, тепло. До полуночи оставалось десять минут. Тигр тихо заговорил:

— В таком случае, дорогой Бондо-сан, зная вас человеком чести, за исключением, конечно, случаев, касающихся безопасности вашей страны, что обсуждению не подлежит, я расскажу вам весьма занятную историю. Слушайте же.

Он поднялся из кресла и устроился на татами в позе лотоса. Так ему явно было удобнее. Он заговорил:

— Еще с самого начала эры Мэйдзи, это, как вы знаете, император, начавший модернизацию Японии по западному образцу почти сто лет назад, время от времени в этой стране появлялись иностранцы, затем здесь оседавшие. В основном это были чудаки и ученые, некоторые становились даже гражданами Японии. Относились к ним, в основном, терпимо, иногда слегка насмешливо. Ну, представьте себе японца, купившего замок в горах Шотландии, выучившего язык и общающегося с соседями по-гэльски, демонстрируя при этом необычайный интерес к шотландскому фольклору. Если он будет заниматься этим тихо-мирно, его сочтут милым оригиналом. Так же относились к европейцам в Японии, хотя случалось, особенно в военное время (что, несомненно, произошло бы и с нашим гипотетическим японцем в Шотландии), их объявляли шпионами, с соответствующими последствиями. Сейчас, после оккупации, здесь появилось множество таких людей, большинство из которых, как вы понимаете, американцы. Ориентализм особенно притягателен именно для них, бегущих от образа жизни, ставшего (уверен, вы со мной согласитесь), мягко говоря, совершенно неприемлемым для интеллектуала. Я не имею в виду особей низших классов, для которых обилие паршивой жратвы, блестящие игрушки, вроде автомобилей и телевизоров, шальные деньги, часто нечестно заработанные, или полученные за минимум трудов и знаний, являются суммум бонум (высшим благом), если позволено мне будет припомнить мои оксфордские штудии.

— Соглашусь, — сказал Бонд. — Но, по-моему, этот же образ пропагандируется и в вашей стране.

Лицо Тигра потемнело:

— Сейчас над нами довлеет то, что я называю «цивилизацией Кока-Колы». Бейсбол, кабаки, сосиски, груди восьмого размера, неоновая реклама — все это расплата за проигранную войну. Образ жизни — спитый чай, называемый у нас «демокорацу». Антиподы понятий, ставшие якобы причиной нашего поражения: духа самурая и порожденного им камикадзе; забвение культа предков, забвение наших богов. Презренная жизнь. — Тигр почти выплюнул эти слова. — Но, к счастью, долго она не продлится. В истории Японии это миг, равный жизни мотылька. — Он помолчал. — Вернемся к нашей истории. Американцы, живущие здесь, люди симпатичные, по-своему, конечно. Им нравится покорность наших женщин, хочу заметить, лишь поверхностная. Им нравятся четкие установки нашей жизни, ее симметрия, по сравнению с хаосом, царящим в Америке. Им нравится наша простота с ее глубоким подтекстом, так ярко выраженная, например, в чайной церемонии или в искусстве икебаны. Никакого театра — он им, конечно, недоступен. Они восхищены (потому что не знают своих предков и лишены достойной семейной жизни) нашим почитанием старших и преклонением перед прошлым. В их зыбком мире это кажется им вечными ценностями, точно так же, как в невежестве своем, по-ребячески они восхищаются сказочками Дикого Запада и прочими американскими мифами, почерпнутыми не от учителей (образованием они не блещут), а с экранов телевизоров.

— Сложный вопрос, Тигр. Я много знаю совсем других американцев. Мне кажется, вы имеете в виду в основном простых «джи-ай» — американцев второго поколения, выходцев из Ирландии, Германии, Чехословакии или Польши. Им действительно было бы лучше спокойно работать у себя в Америке, а не болтаться с важным видом и набитыми деньгами карманами по оккупированной стране под благословенным прикрытием звездно-полосатого стяга. Полагаю, иногда они женятся на японках и остаются здесь. То же самое было и с нашими «томми» в Германии. Но какое отношение они имеют к ученым и исследователям?

Тигр Танака низко поклонился:

— Извините меня, Бондо-сан. Конечно, вы правы, я все время ухожу от темы нашего разговора. Я пригласил вас совсем не для того, чтобы вы узнали мое мнение об оккупации Японии. Извините. Разумеется, у нас обосновалось множество образованных американцев, весьма ценимых нами. У меня есть друзья среди них. Я просто выпускал пар, понимаете?

— Конечно, Тигр. Мы веками не знаем оккупации. Нам не приходилось бороться с нашествием нового образа жизни. Я просто не могу представить своей реакции на это. Думаю, ничем бы не отличалась от вашей. Пожалуйста, продолжайте.

Бонд потянулся к кувшинчику с саке. Тот стоял в чаше с теплой водой над чуть теплящимся древесным углем в жаровне. Бонд наполнил чашку и выпил.

Тигр Танака качнулся несколько раз, не меняя позы. Он продолжал:

— Как я сказал, в Японии живет немало иностранцев, и большинство из них — безобидные чудаки. Но в январе этого года появился человек, оказавшийся настоящим дьяволом, чудовищем в человеческом образе.

— Мне попадалось немало негодяев, Тигр, и в основном это были психопаты. А что, ваш — дьявол?

— Совсем наоборот. Расчетливая изобретательность этого человека, его понимание нашей психологии говорят о выдающемся интеллекте. По мнению крупнейших японских ученых, он исследователь и коллекционер уникального в мировой истории.

— Что же он собирает?

— Он собирает смерти.

7. Коллекционер смертей

В ответ на это драматическое заявление Джеймс Бонд улыбнулся:

— Коллекционер смертей? Вы имеете в виду, что он убивает людей?

— Нет, Бондо-сан. Все не так просто. Он убеждает, вернее соблазняет людей совершать самоубийства. — Тигр замолчал, нахмурив брови. — Нет, опять неточно. Скажем, он дает людям возможность легко и безболезненно уйти из жизни. На его счету, менее чем за полгода, свыше пятисот японцев.

— Почему же вы не арестовали его?

— Бондо-сан, повторяю, все не просто. Начну с самого начала. В январе этого года в страну въехал совершенно легально некий джентльмен, доктор Гантрам Шаттерхэнд. Его сопровождала фрау Эмма Шаттерхэнд, урожденная де Бедо. Приехали они со швейцарскими паспортами. Доктор заявил, что является ботаником, специалистом по субтропическим культурам. У него были прекрасные рекомендации из Кью-Гарднз, из парижского Ботанического сада, но как-то расплывчато сформулированные. Он быстро познакомился со здешними коллегами и экспертами в Министерстве сельского хозяйства. Эти джентльмены были поражены и обрадованы, узнав, что доктор Шаттерхэнд готов истратить не менее миллиона фунтов на создание экзотического парка с обширными коллекциями редких деревьев и кустарников со всего света. Растения он собирался ввозить в уже достаточно зрелом возрасте за свой счет, чтобы максимально ускорить открытие парка — предприятие невероятно дорогое по оценке специалистов.