Бриллианты вечны, стр. 11
Бонд закурил, и достав книгу, начал поудобнее устраиваться в кресле, как вдруг спинка левого из стоящих перед ним двух сидений резко наклонилась в его сторону. В кресле этом, как оказалось, сидел один из тех двух американских бизнесменов, толстяк. Он развалился в кресле и до сих пор не расстегнул ремень безопасности. Лицо его позеленело и покрылось каплями пота. К груди он обеими руками прижимал портфель, и Бонду удалось рассмотреть прикрепленную к нему бирку. На ней было написано: «Г-ну В. Уинтер», и чуть ниже, аккуратными красными буквами — «Группа крови — А».
Бедняга, подумал Бонд. Ведь он в ужасе. Он уверен, что самолет разобьется. И единственное, на что он надеется, это на то, что вытащившие его из-под обломков люди правильно выберут кровь для переливания. Этот самолет для него — не что иное, как огромная коробка, заполненная невероятными предметами, поддерживаемая в воздухе парой каких-то устройств и управляемая с помощью электричества. Веры нет ни этой машине, ни статистическим выкладкам. Он по-прежнему испытывает те же страхи, что и в детстве: страх перед любым шумом и страх перед падением. Даже в туалет он не пойдет, опасаясь, что провалится.
В лучах пронизывающего салон вечернего солнца появился чей-то силуэт. Бонд повернулся к нему. Это была Тиффани Кейс. Пройдя мимо него, она спустилась по ступенькам в нижнюю палубу, где находился бар. Бонд подумал, что неплохо было бы пойти вместе с ней, но... Пожав плечами, он решил утешиться коктейлем и бутербродами с икрой и севрюгой. Потом он опять взялся за книгу, но поймал себя на том, что читает, ничего не понимая. Тогда он решительно прогнал мысли о девушке и начал читать ту же страницу.
К моменту, когда Бонд почувствовал, что уши начало закладывать перед пятидесятимильным снижением над западным побережьем Ирландии, он прочитал уже четверть книги. Зажглось табло «Не курить. Пристегнуть ремни». Самолета коснулся бело-зеленый луч прожектора аэропорта Шэннон, и вот уже навстречу самолету, рванулись красные и желтые огни посадочной полосы, а затем — изумрудные огни, окаймляющие наземные дорожки, по которым «Стратокрузер» покатился к месту стоянки. Потом — обед. Бифштекс, шампанское и прекрасный горячий кофе с ирландским виски и со сливками. Пробежка по торговой галерее: поделки, игрушки, сувениры по полтора доллара, отвратительные твидовые пиджаки, куколи и салфетки. Обычная аэропортовская дребедень. Потом динамики разнесли что-то нечленораздельное, сказанное по-ирландски, и ухо Бонда уловило лишь два знакомых слова — «ВОАС» и «Нью-Йорк». Повторное объявление, но уже по-английски. Последний взгляд на Европу, и вот они уже на высоте четырех тысяч метров, на пути к следующей встрече с земной твердью, куда их направляют позывные кораблей «Джиг» и «Чарли», передающих откуда-то из центра Атлантического океана необходимые летчикам данные о погоде, скорости ветра и т. п.
Бонд отлично выспался и проснулся уже когда самолет приближался к южным берегам Новой Шотландии. Он пошел в туалетную комнату, побрился, прополоскал рот и вернулся на свое место среди помятых, спящих в неудобных позах пассажиров. Настал момент, который всегда производил на него огромное впечатление: из-за горизонта появилось солнце, и его красные лучи затопили салон кровавым светом.
После восхода солнца пассажиры начали просыпаться. Внизу, с высоты шести километров, дома казались крупицами сахарного песка, просыпанного на коричневый ковер. Кроме тоненькой струи дыма от паровоза, белого перышка, плывущего через гавань рыболовного судна и блестящих в лучах солнца хромированных частей кажущегося игрушечным автомобиля, на земле не было никакого движения. Однако Бонд почти физически ощущал, как под одеялами, там, внизу, начинают ворочаться люди, и как из домов, где над трубами уже заструился дымок, вьется в прозрачном утреннем воздухе запах горячего кофе.
В самолете подали завтрак. Это был тот самый бестолковый набор яств, который авиакомпания называла «Английским дачным завтраком». Старший стюард разнес американские таможенные декларации — среди них и форму № 6063 министерства финансов, — и Бонд прочитал написанное мелким шрифтом: «...умышленный отказ внести в декларацию имеющиеся ценности... влечет за собой штраф или тюремное заключение...» Улыбнувшись, он вписал в графу слова «личные вещи» и поставил подпись.
Потом еще три часа самолет, казалось, неподвижно висел в воздухе, и лишь колеблющиеся на стенках салона солнечные зайчики говорили о том, что он все-таки движется. Наконец внизу широко раскинулся Бостон, за ним, похожая сверху на клевер, — развязка автомобильной дороги в Нью-Джерси. По мере того, как самолет начал снижаться, направляясь к покрытым дымкой пригородам Нью-Йорка, у Бонда опять заложило уши. Но вот раздалось шипение гидравлических механизмов, самолет выпустил шасси, резко наклонился вперед, колеса коснулись посадочной полосы, двигатели начали торможение, в иллюминаторах показались строения аэропорта, машина замерла, открылся люк. Они прилетели.
7. «Тенистый»
К стойке с литерой "Б", у которой со своим багажом стоял в ожидании Бонд, ленивой походкой направлялся добродушный на вид таможенник, с брюшком и мокрыми от пота подмышками, в серой форменной рубашке. У следующей стойки стоявшая там девушка вынула из сумочки пачку «Парламента» и извлекла оттуда сигарету. Бонд услышал, как она несколько раз неторопливо щелкнула зажигалкой, а затем резким движением застегнула сумочку на молнию. Бонд ощутил на себе ее внимательный взгляд и пожалел, что ее имя не начинается хотя бы с буквы "З": тогда она стояла бы подальше от него, была бы ее фамилия Заратустра, Захариас, Зофани и что-то в этой роде!
— Мистер Бонд?
— Да.
— Это ваша подпись?
— Да.
— Здесь только ваши личные вещи?
— Да, конечно.
— Ну и отлично. — Таможенник вырвал из книжечки квитанцию о досмотре и наклеил ее на чемодан. То же от проделал и с атташе-кейсом и перевел взгляд на сумку для гольфа. Не оторвав квитанцию, он посмотрел на Бонда.
— Сколько набиваете, господин Бонд?
На мгновение Бонд смешался.
— Это клюшки для гольфа.
— Разумеется, — терпеливо сказал таможенник. — Но сколько же вы набиваете? Сколько десятков?
Бонд был готов отколотить самого себя за то, что забыл этот американизм.
— Где-то чуть больше восьмидесяти.
— Да... Мне тоже никогда не удавалось набрать больше сотни очков, — сказал таможенник. Он, наконец, оторвал долгожданную квитанцию и наклеил ее в нескольких сантиметрах от того кармана сумки, в котором лежала огромнейшая партия контрабанды когда-либо провозившаяся через «Айдлуайлд».
— Желаю вам приятно провести время, господин Бонд.
— Спасибо, — ответил Бонд. Он подозвал носильщика и направился к последнему барьеру на границе — полицейскому инспектору, стоявшему у выхода из зала прибытия. Полицейский нагнулся, проверил наличие квитанций на багаже и махнул рукой.
— Проходите.
— Мистер Бонд?
Слова эти произнес высокий темноволосый человек с продолговатым лицом, на котором выделялись противные маленькие глазки. Он был одет в темно-коричневые брюки и кофейного цвета рубашку.
— Машина ждет вас.
Он повернулся и направился к выходу из аэропорта, где ярко светило теплое утреннее солнце. Бонд заметил, что задний карман брюк незнакомца сильно оттопырен, причем, судя по форме, там мог лежать лишь один предмет — автоматический пистолет небольшого калибра. "Типичная вещь, — подумал Бонд. — «Все как в боевиках про Майка Хаммера. От этих американских гангстеров за версту отдает отсутствием профессионализма. Начитались здесь всяких комиксов, да фильмов дурацких насмотрелись». «Машиной» оказался черный «Олдсмобиль-седан». Бонд не стал ждать указаний и сел впереди, предоставив носильщику право загрузить его багаж на заднее сиденье, а человеку в коричневом — расплатиться с носильщиком. После того, как из пустынной прерии, окружавшей Айделуайлдский аэропорт, они оказались в потоке машин на автостраде Ван-Вайк, Бонд почувствовал, что неплохо было бы что-нибудь сказать. И сказал: