Чумазая принцесса, стр. 8
– Нет.
– Нет, хорошо! И сам не приближайся!
– Почему?
– Потому что мне голову нужно высоко задирать, вот почему!
– Детка, тебе в любом случае придется подойти, иначе ты не сможешь вручить мне свои руки.
– А зачем их вручать?
– Видишь ли, без этого невозможно достичь естественной достоверности, к тому же нарушается целостность восприятия, не говоря о том, что начинающим руки всегда мешают.
– Не беспокойся, мне мои не помешают. Говорить? – Фрэнк кивнул. – Фрэнк Ловайс, ты должен расстаться…
– Ну, вот видишь, руки твои повисли. Ты не знаешь, куда их деть.
– Ничего не повисли. Я сейчас еще раз попробую. Фрэнк Ловайс, ты должен…
– Стоп.
– А если я их за спину спрячу?
– Это не поможет. В данной мизансцене у них есть одно-единственное положение и никакого другого. Прошу не забывать – настоящее искусство требует жертв и не терпит приблизительности.
– Ну, если уж требует и не терпит, – вздохнула я, придвигаясь к нему, как он хотел, и вручила ему свои руки; он их сразу пристроил у себя на груди. – Начинать?
– Валяй, – кивнул Фрэнк.
– Фрэнк Ловайс, ты должен расстаться со всеми красотками, кроме жены, разумеется.
– Это много лучше, осталось подправить текст. Постарайся сделать его максимально выразительным и не стоит прямо упоминать мою жену.
– То есть я могу говорить, как мне хочется?
– Конечно.
– Тогда… тогда. Фрэнк Ловайс… я хочу, чтобы ты немедленно покончил со своими лощеными красотками! На черта эти липучие сквалыги тебе сдались? У тебя есть кое-кто получше! И если ты будешь дальше упорствовать и погрязать, то кое-кто тебя обязательно бросит и будет, безусловно, права. Потому что как же иначе? Никакая женщина этого долго не вынесет. Я, например, тоже не вынесу, у меня уже сейчас все терпение на исходе, и забуду, что ты два раза меня спасал, и вообще тогда проваливай к чертям собачьим и даже навсегда! Точка! Я все сказала, лучше не смогу.
– Гм… убедительно. Должен сказать, пока ты спала, я отдал приказ отменить назначенные свидания.
Как отдал? Ты, разве, комедию сейчас разыгрывал?
– Я бы не назвал это комедией, высокая драма будет точнее. Я приказал сообщить, что меня запрещено тревожить эту неделю. Если бы ты меня не убедила, то я бы наверняка не удержался и пустился бы во все тяжкие, несмотря на благие намерения. От тебя одной зависит остальной срок.
– Фрэнк, я, конечно, присмотрю за тобой, если взялась, но от тебя тоже многое зависит, и ты на меня сразу все не сваливай, я еще не привыкла и устала. Я пойду к себе.
– Надеюсь, ты спустишься к ужину?
– Не знаю. Этот дом с лесом на меня как-то усыпляюще действуют, мне здесь спится как в детстве.
– Тебе повезло, а у меня жестокая бессонница. Не привык, знаешь ли, один засыпать.
– Ничего удивительного, ты начинаешь новую жизнь, это всегда нелегко, но в конце концов ты откажешься от вредных привычек и будешь возить с собой жену.
– Да, похоже, придется, однако что мне, по-твоему, сейчас делать? – Прими снотворное или прогуляйся.
– Рад бы…– начал было Фрэнк, но я не стала ждать, что он еще придумает и, хлопнув дверью, откланялась.
Глава 10. Возвращение
Не знаю, какая у него была бессонница, только когда утром я зашла в его комнату, он спал беспробудным, богатырским сном.
Я стояла и прикидывала: будить его или не будить? Но я же обещала, и кукушка опять принимается за свое.
Нерешительно тронув его за плечо, я пожалела, что вообще вчера не уехала. Бандитским приемом он дернул меня на себя и навалился всем телом.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Первым опомнился Фрэнк.
– Рыжая, поправь меня, если я ошибаюсь: ты все-таки пришла ко мне или нет?
– Не пришла!
– Но ты здесь?
– Ничего подобного! Ты забыл, что вчера сам напросился?
– Прости, дорогая, совсем забыл, – Фрэнк отпустил меня, перекатываясь на спину, хотел что-то еще сказать, но я уже села и в раздражении закрыла его рот рукой, потому что кукушка, несмотря ни на что, опять начала свою выходную сольную партию.
И опять это было черт знает что такое замечательно бездонное! Я видела по смягчившимся глазам Фрэнка, что даже на него подействовало.
Когда она замолчала, я не стала его ждать, скатилась вниз и затерялась среди моих великанов. Фрэнк замешкался, потому что одевался, и не нашел меня, я его первая отыскала.
Он стоял спиной. Это мне было на руку.
– Не оборачивайся, – сказала я, – ты меня не нашел. Даю тебе последний шанс: ты пустишься за мной на двадцатый счет. Считай вслух, чтобы не жульничать. Ну! Начали!
Я понеслась к дому. Была уверена, что он меня не догонит, но он таки схватил меня в последнем сумасшедшем броске. И мы покатились по траве.
– Я поймал тебя, детка! – прохрипел он.
– По-поздравляю! – тяжело дыша, еле выговорила я.
– Давай выкуп.
– Мы не договаривались!
– Это само собой разумеется.
– Я тебя похвалю.
– Мало.
– А я как следует похвалю.
– Все равно мало.
– Ну и что, что мало! Ты исправляешься, Фрэнк Ловайс.
– Тогда с тебя, Рыжая, три добровольных поцелуя. Не советую отказываться!
– Два!
– О кей, но не откладывая. Восстановишь дыхание и приступай! Я готов.
– А я нет!
– И кто сейчас жульничает?
– Фрэнк, всем известно, что ты не джентльмен, но ты, конечно же, хочешь теперь им стать?
– Нет!
– То есть как это нет?!
– Я неточно выразился. Цель я такую поставил, однако сейчас, черт побери, я не джентльмен.
– И очень плохо! Но, может быть, ты руки за спину спрячешь?
– Нет.
– Тогда, может, хоть глаза закроешь?
– Чего ради я должен это делать?
– Вредный ты все-таки тип, Фрэнк Ловайс, и мало поддающийся.
– Какой есть. Приступай, Рыжая! Делать нечего, я зажмурилась и поцеловала. Он не сделал ни одного удерживающего движения, хотя это был очень короткий поцелуй, а только усмехнулся и спросил:
– Ну что, детка, не слишком страшно было? Не струсишь во второй раз?
В ответ я решительно потянулась к его губам. И видела, как в его глазах загораются хищные огоньки. Он меня прижал к себе до хруста костей. Так, наверное, целовался галерный раб перед тем, как его навечно закуют в цепи и кандалы.
Когда он оторвался от меня, то одно тягучее мгновение он настойчиво всматривался в мои глаза, что-то там выискивая и, кажется, отыскал, потому что неожиданно просиял такой откровенной, мальчишеской, победной радостью, что я почти перестала сердиться.
– Я могу поймать тебя. Рыжая, – самодовольно заявил он, откидываясь на спину и закладывая руки за голову.
– А я возьму себе фору побольше!
– Это не поможет.
– Ты слишком самоуверен, Фрэнк Ловайс!
– Не буду скрывать, девочка, я всегда получаю то, что хочу.
– Но в этот раз у тебя ничего не выйдет. Я уезжаю. Я выздоровела, нет никаких оснований для моего дальнейшего пребывания здесь.
– Позволь заметить, ты не все осмотрела.
– Я не умру от этого. Я хочу уехать.
– Ну, что же, я отвезу тебя.
Через три часа, обнаружив меня на пороге своего дома, Минни с криком:
«Живая!», – не помня себя от радости, ринулась ко мне через гостиную, натыкаясь на мебель и опрокидывая, что было не очень устойчивым. На поднятый ею шум появился Миннин муж и тоже чрезвычайно обрадовался и кое-что по пути опрокинул.
Выхватив из его рук свою лучшую, еще живую подругу, Минни выпроводила мужа из гостиной и стала подробно расспрашивать меня, где я пропадала столько времени, а я подробно расспрашивать ее, как я там оказалась.
Со слов Минни выходило, что Фрэнк в тот вечер вел себя крайне разнузданно; и неизвестно сколько бы человек он отколошматил, если бы ей не пришло в голову воспользоваться благоприятной ситуацией и, пока не нагрянула полиция, потихоньку смотаться. Но только ее муж приблизился к моему неподвижному телу, как Фрэнк грозно гаркнул: «Назад!» – раздал последние тумаки еще стоявшим на ногах, драчливым молодчикам, забрал меня и уехал.