Иудейские древности, стр. 266
19. Между тем Херея, который очень боялся, как бы Минуциан не попал в руки обезумевших германцев и не погиб бы, обращался к каждому воину, прося пощадить его, и всячески старался узнать что-либо о судьбе Минуциана. Тем временем Климент, к которому привели Минуциана, отпустил последнего и тем самым вместе с прочими сенаторами явно засвидетельствовал правильность совершенного поступка и доблесть тех лиц, которые задумали его, хотя и не могли лично почему-либо принять участие в этом деле. Таким образом, подтверждалось, что тиран, правда короткое время, может быть довольным, удовлетворяя свою страсть к насилиям, но что он вместе с тем не может рассчитывать хорошо окончить жизнь свою, так как он, благодаря ненависти к нему всех, в конце концов найдет такую смерть, какая постигла Гая. Последний ведь еще раньше, чем возник против него заговор и было решено покончить с ним, сам стал врагом себе. Этим самым он же показал, что, совершая безобразия и совершенно пренебрегая законами, он обратил своих лучших друзей в заклятых врагов. Итак, если эти люди теперь как будто и являлись убийцами Гая, то на самом деле Гаю приходилось себе же приписывать собственную гибель.
20. Теперь, когда стража удалилась, все в театре поднялись со своих мест, чтобы уйти. Тут среди присутствующих произошли сильный шум и давка. Причиной такого поспешного бегства из театра явился врач Алкион, который отлучался под предлогом, что ему необходимо поспешить к некоторым тяжелораненым, и который услал вперед своих людей якобы для того, чтобы они приготовили все нужное для операций над ранеными, а на самом деле с расчетом спасти их от опасности В настоящую критическую минуту. В это же самое время сенат собрался на совещание, а народ, по обыкновению, двинулся к Форуму и расположился там. Как сенаторы, так и народ занялись исследованием вопроса, кто убийцы Гая, причем народ взялся за это дело вполне серьезно, а сенат делал лишь вид, будто также серьезно заботится об этом. Между тем бывший консул Валерий Азиатик явился к народу, шумевшему и очень недовольному тем, что до сих пор еще не найдены убийцы императора. Когда все набросились на него с вопросом, кто же преступник, то Валерий рискнул сказать: «о, если бы им был я сам!»
В то же самое время консулы издали прокламацию с обвинениями против Гая. Здесь они предлагали народу и войскам разойтись по домам; при этом они обещали народу значительное сокращение налогов, а войску почетные дары, если только они соблюдут обычное спокойствие и не вздумают прибегать к насилиям. Дело в том, что возникло опасение, как бы народ и войска не обратились к грабежу и разорению храмов и город таким образом не пострадал бы при таком возбужденном состоянии их. Впрочем, скоро все собравшиеся сенаторы, особенно же заговорщики, учинившие убиение Гая, стали выказывать большую смелость и решимость, как будто бы власть уже перешла в их руки.
Глава вторая
1. Во время всех этих событий Клавдий внезапно был увезен из своего дворца. Дело в том, что солдаты собрались на сходку и стали совещаться относительно дальнейшего образа действий. Они понимали, что при обширности Римской империи демократический образ правления был бы неуместен, тем более, что в таком случае они сами остались бы внакладе. С другой стороны, рассуждали они, если какое-либо лицо сумеет захватить верховную власть в свои руки, им самим навсегда придется отказаться от своих выгод, так как они ничем не способствовали его возвышению. Поэтому, так как дела находились пока в столь неопределенном положении, они сочли наилучшим провозгласить императором Клавдия, дядю убитого Гая, тем более, что Клавдий не уступал никому из сенаторов ни в знатности происхождения, ни в образовании. При этом естественно было предположить, что Клавдий, будучи провозглашен ими императором, наверное воздаст им по заслугам и богато одарит их. Решив это, они немедленно приступили к исполнению своего плана, и таким образом Клавдий был уведен солдатами [1445]. Тогда Гней Сентий Сатурнин, лишь только узнал о том, что Клавдий уведен воинами, делая вид, будто неохотно принимает предлагаемое ему императорское достоинство, на самом же деле очень довольный этим, поднялся в сенате со своего места и безбоязненно и вполне достойно свободного и благородного человека обратился к товарищам со следующей речью:
2. «Римляне! Как это ни невероятно, однако мы достигли того, на что мы так долго не смели рассчитывать, а именно свободы. Правда, неизвестно, на сколь продолжительное время мы удержим ее. Это зависит от воли богов, даровавших ее нам. Теперь, однако, мы можем пока наслаждаться ею, и если бы даже мы [вновь] лишились ее, она все-таки принесет нам счастье. Ведь уже одного часа довольно для хороших людей, если только они проживут в течение этого часа с чистым сердцем и в свободном государстве по тем законам, благодаря которым эта их родина некогда достигла цветущего состояния. Что касается прежней нашей свободы, то я не могу здесь говорить о ней, так как, родившись значительно позже того [как мы ее утратили], я не знал ее; теперь же я вполне отдаюсь минуте и считал бы весьма счастливыми всех тех, кто родится именно теперь или в это время юн. После богов поэтому я считал бы особенно достойными всякого почета тех мужей, которые, хотя и поздно, однако все-таки и в таком возрасте дали нам возможность вкусить этой свободы. О, если бы эта свобода теперь навеки оставалась нам невозбранною! Нам же, будь мы молоды или близки к могиле, пусть будет удовлетворением хотя бы [один уже] этот день. Старики могут быть довольны, если, умирая, почувствуют все блага свободы, для молодежи же эта свобода будет доказательством и примером доблести мужей, даровавших им это благо и являющихся их предками. И нам поэтому, которые достигли уже зрелого возраста, не может быть другой, более священной задачи, как жить по заветам добродетели, которая одна может гарантировать человечеству свободу. Я сам знаю из примеров древности и убедился личным опытом о том, какими бедствиями преисполняют тираны свои государства, как они подавляют всякую доблесть, как отнимают у всех свободнорожденных всякую самостоятельность, как распространяют всюду лесть и страх, причем все дела ведутся не сообразно мудрости законов, но по произволу правителей. С тех пор как Юлий Цезарь решил отнять у народа власть и произвольным насилием над законодательством потряс основы государственности, попирая право и направляя все сообразно личному своему удобству, с тех пор не было такого бедствия, которое не постигло бы нашего города. При этом все преемники Юлия Цезаря, сколько их ни было, наперерыв друг перед другом старались о том, чтобы уничтожить древние установления и чтобы по возможности избавиться от всех благородных граждан, считая необходимым в видах якобы личной безопасности привлечь на свою сторону самых отъявленных негодяев. Таким образом они не только подавляли всякую самостоятельность людей порядочных, но и считали своей задачей навсегда загубить последних. Хотя этих тиранов было много и каждый из них старался ознаменовать свое правление невыносимыми притеснениями, однако сегодня погибший Гай превзошел в своих преступлениях всех их, обращая свой необузданный гнев не только против сограждан, но и против своих родственников и приближенных; он одинаково насиловал и безвинно наказывал всех и одинаково свирепствовал против людей и против богов. Ведь тирану недостаточно путем насилия удовлетворять своим страстям и распространять вокруг себя печаль, похищая имущество и жен своих противников; он находит удовлетворение лишь в безусловном и окончательном истреблении всей родни этих своих противников. А такими противниками его являются все свободомыслящие люди, и даже те не в состоянии снискать себе его расположение, которые терпеливо подчиняются ему и сносят его обиды. Так как эти тираны отлично сознают несправедливости, которые они причинили многим людям, а эти последние, в свою очередь, великодушно мирятся с постигшей их судьбой, то тираны наконец сами начинают думать, не будучи в состоянии обманывать себя относительно своей виновности, что только в том случае смогут гарантировать себе полную личную безопасность, если окончательно избавятся от этих несчастных. Теперь вы избавились от подобных бедствий и равноправны; а так как подобный способ правления наиболее способствует не только минутному благополучию, но и дальнейшему спокойствию и славе благоустроенного государства, то вы должны каждый подумать о том, как принести наивозможную пользу обществу и открыто высказать свое мнение, если кому-либо не нравится то, что сделано было до сих пор: пусть при этом никто не боится за свою безопасность, так как теперь уже нет более деспота, который безнаказанно мог бы причинить вред городу или мог бы своевольно умертвить лиц, без стеснения высказавших свое мнение. Тиранию ничто так не поддерживало, как трусость и боязнь противоречить ее предначертаниям. Подавленные, убаюканные спокойствием и приученные вести жизнь рабов, мы из боязни доблестно умереть старались избежать этого, сносили величайший позор и гнуснейшие бедствия и спокойно взирали на позорную смерть наших товарищей. Поэтому раньше всего следует оказать величайшие почести тем, кто избавил нас от тирана, а именно Кассию Херее. С помощью богов этот один человек как по своей сообразительности, так и вследствие своей решимости даровал нам свободу. Не следует об этом забывать, что мы должны сообразно с тем, как он единовременно не только подумал о возвращении нам свободы, но и подвергся опасности для достижения ее, недолго думая и размышляя, выразить ему за это наше почтение и благодарность. Является поступком прекраснейшим и достойнейшим свободных мужей воздавать благодарностью своим благодетелям; в числе последних находится и тот муж, который облагодетельствовал всех нас, при том совершенно не так, как это сделали убийцы Гая Юлия [Цезаря], Кассий и Брут. Они своим поступком посеяли смуту и междоусобные распри в государстве, этот же, убив тирана, тем самым избавил город от всяких бедствий».