Оракул, стр. 37
— Налево. Налево! — Сетис захлопнул тяжелую дверь, задвинул оба засова, верхний и нижний. Во внезапно наступившей темноте слышалось только тяжелое дыхание Орфета, хриплый кашель, заполнявший все закоулки коридора.
Великан привалился к стене.
— Погоди... дай дух перевести...
— Вперед! — прорычал Сетис. — А то никому из нас больше не удастся вздохнуть еще раз.
Захлопали двери. Прогрохотали сапоги по каменным плитам пола, заскрипели столы, загремели расшвыриваемые гири и весы.
— Они здесь. Когда обнаружат, что дверь заперта, пойдут другой дорогой. Их очень много. — Сетис яростно сверкнул глазами. — Ну почему, ради Бога, ты не подумал как следует своей глупой башкой? Надо было подготовиться получше! Найти сторонников, разместить их в толпе. Переманить на свою сторону кого-нибудь из высоких армейских чинов; мало, что ль, таких, кто с радостью сбросит генерала?! А прежде всего, продумать пути отступления!
Сумрачная громада подняла голову. Орфет заговорил хриплым шепотом.
— Умником себя считаешь? Да у тебя духу не хватило даже...
— Не забывай, это я тебя вывел! — Сетис трясся от ярости. — И его! Ты так дрожал за свою шкуру, что бросил своего ненаглядного Архона на произвол судьбы!
— Клянусь, я...
— Заткнись! А Мирани?! Как спасется она, ты подумал? — От досады он ударил кулаком по каменной стене и аж зашипел от боли. Алексос поднял глаза и нахмурился.
— Не надо, Сетис. Ты пугаешь Эно...
Обезьянка сидела у него на руках. Казалось, ничто другое мальчика не интересует.
Выругавшись себе под нос, Сетис выпрямился и побрел дальше, даже не удостоверившись, идут ли за ним остальные. Напрасно он вернулся к ним, ох, напрасно! Ему казалось, что он тонет в песчаном море: чем сильнее барахтаешься, тем глубже погружаешься, и вот уже нечем дышать, и не видно выхода. Он остановился.
— Надо отыскать ее. И спасти!
Орфет схватился за бок.
— Ты один у нас умник. — Великан тяжело оперся на стену; из раны, полученной в драке со стражниками на площади, текла кровь. — Но мы сами еще не выкарабкались...
Где-то впереди хлопнула дверь. Сетис снова выругался, свернул направо, в проход, ведущий к комнатам художников, и побежал. В самом конце коридора он нашарил лестницу. Ступеньки были покрыты какой-то маслянистой слизью, капавшей с потолка.
Алексос у него за спиной спросил:
— Куда мы идем?
— Там, внизу, есть комната, где сжигают старые пергаменты. Большая печь. Может, если заползти туда...
Вокруг стояла непроглядная тьма, предательские ступеньки скользили под ногами. Сверху послышалось не довольное рычание Орфета.
— А вдруг они подожгут печь прямо с нами внутри? Заодно избавятся от лишних хлопот...
Сетис ничего не ответил. Он уже стоял на холодном каменном полу. Темнота вокруг пахла застоявшимся дымом и пеплом.
Тихонько залопотала обезьянка.
— Утихомирь ее! — зашипел Сетис, но Алексос остановился и тронул его за плечо.
— Она предупреждает нас, — прошептал он. — Здесь кто-то есть!
В подземелье было сыро и холодно. Высоко над их головами переплеталась паутина глиняных труб. Где-то капала вода.
Подождав секунду, Сетис спросил:
— Кто здесь?
Голос его эхом прокатился по стенам, развеялся шепотом сквозняков в дальних закоулках.
В наступившей тишине он услышал, как Орфет подошел ближе и достал тихо звякнувший кинжал.
— Оставь его, где он есть, хозяин, — послышался спокойный голос — Этот нож и так принес немало бед.
Алексос охнул и отступил на шаг. Казалось, испуганный мальчик готов кинуться бежать. Орфет схватил его за руку.
— Кто ты такой?
Но Сетис уже понял, кто это.
Она лежала на кровати и утирала слезы.
— Где ты был? Где ты теперь? Разве ты не знаешь, что у нас произошло, что пытался совершить Орфет? А если ты этого не хотел, то почему не остановил его?
«Бог не в ответе за своих подданных».
Ответ прозвучал так отчетливо, что она едва не вскрикнула. Гайя, стоявшая у окна, обернулась. Мирани поспешно закрыла глаза и притворилась спящей.
— С ними ничего не случилось? Они сумели уйти?
«Где-то в темноте. Где-то под землей. Кругом солдаты».
— Сетис с тобой?
«Мирани, мне страшно. Здесь у меня есть тень. Но у Богов ведь не бывает тени, правда?»
Дверь открылась, вошла Ретия. Она коротко кивнула, и Гайя вышла, подметая пол туникой. В дверях девушки обменялись несколькими фразами. Мирани понимала, что они смотрят на нее. Не открывая глаз, она проговорила вполголоса:
— Ты должен помочь нам! Мы многое сделали для тебя, потому что ты нас попросил, а теперь все пошло не так, как надо. Ты должен нам помочь!
Она поймала себя на том, что говорит с Богом ласково, как с ребенком. Как будто он просто Алексос, а ни какой не Бог. Может, так оно и есть? Она уже ничего не понимала...
Ответа не было. Она лежала и ждала, но Бог молчал. Ретия вошла в комнату, села на подоконник, глядя вниз, на бескрайнее синее море.
Мирани облизала пересохшие губы.
Ее рука выскользнула из-под тонкой простыни, поднялась к столу, нащупала изящный фруктовый ножик.
Пальцы осторожно сомкнулись на рукоятке.
Она узнаёт свою судьбу
Креон медленно поднялся, расправляя конечности как бледный уродливый паук. Он был на голову выше их всех и поэтому смотрел сверху вниз, устреми на Алексоса взгляд странных бесцветных глаз.
— Это ты, брат? — пробормотал он. — В самом деле ты?.
Обезьянка сидела у Алексоса на плечах и крохотными ручонками дергала его за волосы.
— Я Архон, — просто сказал он.
— И не только...
Алексос испуганно взглянул на него.
— Разве я тебя знаю?
Креон криво улыбнулся. Но тут тихий шорох заставил его поднять глаза: этажом выше кто-то со стуком распахнул дверь.
— Нам нужна помощь, — быстро сказал Сетис.
Наступило молчание. Стоило альбиносу крикнуть позвать солдат... Но он только кивнул.
— Сюда. Скорее, — шепнул он.
Они пробежали через сводчатый зал, вздымая невидимые облачка пепла, кашляя, когда пыль попадала в горло. В дальнем конце зала высилась громадная печь, нелепое сооружение из кирпича, разрушенное и никому ненужное. По выщербленным плитам на ее стенках Креон ловко вскарабкался на самый верх; дальше путь преграждала глухая стена, но он коснулся невидимого выступа, и вбок скользнула потайная дверь. Приглядевшись, Сетис понял, что это деревянная створка, искусно расписанная под кирпич.
— Входите.
Один за другим они забрались внутрь. Впереди шел Сетис, сразу за ним — Алексос. В кромешной темноте обезьянка то и дело попадалась им под ноги. Как только вошел Орфет, Креон притворил дверь, потом протиснулся вперед и сказал:
— Это мое царство, писец. Поклянись, что никому не расскажешь о том, что увидишь здесь. Все поклянитесь!
— Клянусь, — нетерпеливо отмахнулся Сетис, прислушиваясь к доносящимся сверху шорохам.
— Толстяк.
Орфет вздохнул. Сетис понял, что музыкант слишком устал для споров.
— Да. Да! Клянусь Оракулом!
— Я тоже, — сказал Алексос, но Креон покачал головой:
— Боги не клянутся, мой маленький брат. Запомни это!
Он быстро зашагал вперед, и остальные двинулись следом, осторожно ощупывая руками осыпающиеся кирпичные стены. Сетис попытался сообразить, где они находятся. Судя по всему, они направлялись на восток и сейчас как раз проходили под залами, где трудятся писцы, а может быть, и под громадными казармами, где обитают рабы. В одном он был уверен абсолютно твердо: они находились очень глубоко, по меньшей мере на два уровня ниже обитаемых этажей.
Наступила тишина, нарушаемая лишь шорохом их шагов. Коридор то и дело разветвлялся; во мраке Сетис не раз замечал боковые проходы и спрашивал себя, не ведут ли они к самим гробницам. Потом дорога круто пошла вверх. Креон шагал уверенно, ощупью отыскивал знакомые повороты и ни разу не споткнулся, вовремя пригибая голову в тех местах, где потолок опускался слишком низко. Разве нужно зрение тому, кто живет в темноте, подумал Сетис, и на миг на душе у него стало почти легко, но тут на него обрушились воспоминания о Мирани, потом — о Шакале, и под конец острой болью сердце пронзила мысль об отце. Он представил себе, как тот выглядывает из дверей, смотрит на узкую улочку, спрашивает себя, почему сын никак не возвращается.