В объятиях страсти, стр. 62

В карете Сирена рассмеялась. Завтра вечером она бу­дет свободно прогуливаться среди гостей, опираясь на руку генерала, и доберется до мачехи. Незаметная постороннему глазу медленная пытка – вот чего заслуживает Оливия после всех несчастий, которые принесла Митчелу. «Про­сти меня, Господи, за желание отомстить! – подумала Сирена и закрыла глаза. – Я не могу противиться соблаз­ну помучить эту особу за тот ад, в который она превратила жизнь моего отца».

Стоя перед зеркалом в гостиничном номере, она подняла вуаль и внимательно посмотрела на свое отражение. Ей стано­вилось все легче изображать Веронику, изгоняя воспоминания о прошлом, как будто юной Сирены никогда не существовало. Это немного притупляло боль потери Трейгера, однако она сомневалась, что сможет когда-нибудь забыть его и полюбить другого мужчину. Трейгер был ее вселенной. Даже теперь, когда появилась цель: отомстить Оливии, восстановить свое доброе имя и разоблачить убийцу отца.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Сирена надея­лась, что, направив усилия на достижение поставленной цели, похоронит прошлое. Однако стоило ей снять бесфор­менные черные одежды и смыть нарисованные морщины, как воспоминания о навсегда ушедшем счастье возвраща­лись снова и снова.

Господи, как она тосковала по крепким объятиям Трей­гера, по жаркому дурману его поцелуев. Сирена забралась в холодную постель, Барон прыгнул на кровать и свернул­ся в клубок у нее в ногах, но пес не мог спасти ее от мучительного одиночества. Ночи превратились в настоя­щие пытки: каждый раз Сирена пробуждалась от сновиде­ний в полной уверенности, что лежит в объятиях мужа.

Почему, почему она не может посмотреть правде в лицо? Трейгера больше нет. Нужно смириться с этим фактом и жить дальше. Цепляясь за эту мысль, Сирена закрыла глаза. Она молилась о ночи без сновидений, но ее горячие просьбы не были услышаны. Яркие фантазии вновь при­несли кратковременное ощущение счастья, которое смени­лось горьким отчаянием, когда, проснувшись, она поняла, что по-прежнему одна.

«Я слишком нетерпелива, – успокаивала себя Сирена. – Говорят, нужно время, чтобы воспоминания перестали причи­нять боль». Время… Чего-чего, а времени у нее в избытке.

Глава 23

Чувствуя себя уверенно в костюме Вероники, она выш­ла из кареты и увидела, что ее ждет личный адъютант генерала Хау.

– Вы точны, как часы, Вероника, – заметил хозяин приема, одарив ее широкой улыбкой.

– Я отношу пунктуальность к числу своих достоинств, – сообщила она. – Не люблю, когда опоздания оправдывают преклонным возрастом. Ну а поскольку я давно исчерпала отпущенное мне время и живу в долг, то слишком дорожу каждым мгновением, чтобы тратить его попусту.

В словах вдовы был свой резон. Уильям Хау задумчи­во кивнул. У него сложилось впечатление, что этой жен­щине было несвойственно праздно сидеть, предаваясь печали об утраченном здоровье. Она слишком любила жизнь, что­бы проводить последние дни в кресле-качалке.

– Вы позволите представить вас моим офицерам? – Уильям положил ее затянутую в перчатку руку себе на локоть.

После официального представления некоторым гостям, знакомым ей еще по приемам, которые она посещала с отцом, Сирена оказалась перед мачехой и ее любовником полковником Пауэллом.

– Оливия, я приготовил вам сюрприз, – торжественно начал Уильям. – Имею честь представить Веронику Уоррен.

Лицо Оливии побелело, и ей понадобилось несколько мгновений, чтобы обрести дар речи.

– Миссис Уоррен? – осторожно переспросила она, убирая руку с локтя полковника Пауэлла.

– Я приехала из Англии, чтобы навестить сына, но, к сожалению, слишком поздно. Жаль, что вы так поторопи­лись покинуть поместье… – Вероника намеренно оставила незаконченной тщательно составленную фразу. – Но я полагала, что вы вернетесь ко дню похорон.

– Ну, я… – Оливия растерялась, никак не ожидая, что придется оправдывать свои поступки.

– Что – вы? – не без сарказма спросила Сирена, вынуждая ее продолжать. – С нетерпением жду ваших объяснений, милочка, – промурлыкала она приторно слад­ким тоном, наблюдая за тем, как румянец исчезает с лица Оливии. – Вообразите мой ужас, когда после изнури­тельного путешествия я узнала, что вы оставили мужа в его последний час.

С удовлетворением отметив, что мачеха проглотила язык, Сирена повернулась к Уильяму.

– Не могли бы вы устроить так, чтобы Оливия и ее достойный друг сидели рядом с нами за столом? Нам нуж­но многое обсудить.

– Как пожелаете, Вероника, – согласился генерал и подавил улыбку, заметив, как Пауэлл с сосредоточенным видом изучает свои сапоги.

Хотя Уильям недоумевал по поводу того, как это Джону удалось подцепить Оливию так быстро после смерти ее мужа, он счел бестактным спрашивать полковника об этом. Старая дама заронила зернышко любопытства, зернышко, которое тут же проросло, когда генерал заметил, как странно занерв­ничала парочка в присутствии вдовы. Неужели эти двое что-то скрывают? И он стал внимательно наблюдать за вдовой, как хищник кружившей вокруг Оливии и Джона.

– Как я понимаю, полковник достоин всяческой по­хвалы за дружеское участие, которое проявил к вам в тя­желую минуту. Хорошо, что хоть один из вас оказался способен на сострадание, – продолжила Сирена и снова принялась за Оливию, дрожавшую как осенний лист на ветру. – Дорогая, с вашим траурным платьем что-нибудь приключилось или вы сняли его исключительно ради это­го торжественного события?

– Ну, я… – снова запнулась Оливия, чувствуя, как свекровь подавляет ее непрерывными вопросами, на которые она едва ли могла дать ответ, поскольку утратила вся­кую бдительность и позволила застать себя врасплох.

– Да вы, оказывается, застенчивы, Оливия! – без­жалостно поддела ее Сирена, а затем указала на длинный ряд приглашенных, ожидавших своей очереди. – Давайте продолжим представление ваших гостей, Уильям, а заодно дадим дорогой Оливии возможность перевести дух. Ка­жется, стоя она не слишком хорошо соображает. Возмож­но, светская львица справится со своей робостью за обедом, и к ней вернется дар речи.

– У меня сложилось впечатление, что вы не в восторге от поведения Оливии, – заметил Уильям, склонившись к вдове, чтобы не быть подслушанным.

– Неужели так заметно? – поинтересовалась она с преувеличенно невинным видом.

– Не думаю, что у этой парочки остались сомнения на сей счет, – заверил ее генерал с ироничной улыбкой.

– Отлично. Теперь, когда я воткнула нож в спину невестки, я собираюсь его повернуть. – Хотя Сирена ста­ралась говорить нейтральным тоном, в ее голосе отчетливо прозвучали презрительные нотки.

– Я искренне надеюсь, что вы не припасли кинжала с моими инициалами. А то при вашем остроумии мне при­шлось бы лихо.

Она потрепала его по щеке, рассмеявшись в ответ.

– С моей стороны вам ничто не угрожает, дорогой Уильям. Я не собираюсь вас подводить. Но намерена до­вести до сведения невестки, что ей не следует рассчиты­вать на мою снисходительность после того, как она потащилась в Нью-Йорк, не удосужившись отдать послед­ний долг мужу.

Закончив церемонию представления, Уильям проводил вдову в обеденный зал. Сирена подавила смешок, наблю­дая за мачехой, которая с явной неохотой приблизилась и села рядом. Обе женщины хранили молчание, пока не по­дали еду. Но как только Оливия поднесла вилку к губам, вдова, понизив голос, спросила:

– Сколько же времени вам удавалось наставлять рога бедному Митчелу до его печального конца?

Оливия резко втянула воздух, подавившись первым же кусочком мяса. Без тени сочувствия Сирена с силой шлепнула ее по спине. Гости перестали жевать, воззрившись на Оли­вию, лицо которой – к несказанному восторгу вдовы – приобрело свекольный оттенок.

– Что-то вам сегодня не по себе, милочка. Поначалу вы не владели языком, а теперь, кажется, и вовсе его про­глотили. Кстати, как вы себя чувствуете среди всего этого великолепия? Митчел писал, что ваша семья не располага­ла достаточными средствами, чтобы вращаться в высших кругах. Должно быть, непросто сохранять присутствие духа в светском обществе, учитывая ваше происхождение.