Медовый месяц, стр. 30

Хани попыталась было распрямиться, но от такой встряски все внутри сжалось, и она так и осталась сидеть сгорбившись. И как она только докатилась до такого? Ведь единственное, чего она хотела, — это чтобы все полюбили ее, особенно этот человек, так ее презирающий. Слез было слишком много, чтобы все их сдержать, и несколько слезинок упало ей на джинсы.

— Я… я не могу извиниться. Мне очень стыдно.

— Вы уже ставили себя в дурацкое положение всеми возможными способами. Не вижу здесь разницы.

Она представила, как посмотрит на все это Эрик.

— Пожалуйста! Пожалуйста, не делайте этого!

Его ботинки задвигались в соломе. Наступило длительное молчание. Она икнула между всхлипываниями.

— Пожалуй, я мог бы немного повременить. Если увижу, что вы решили исправить свое поведение.

Ее горе нисколько не уменьшилось.

— Вы… вам не следовало бить меня. Знаете, сколько мне лет?

— Ну, Дженни тринадцать, но, насколько мне известно, вы постарше.

— Предполагалось, что в этом сезоне ей стукнет четырнадцать, но сценаристы не изменили ее возраст.

— Телевизионное время течет неторопливо.

Слезы продолжали литься из глаз Хани, словно вода из крана с прохудившейся прокладкой. Она проговорила трогательным голоском:

— Но не в мыльных операх. Как-то моя тетушка Софи смотрела один сериал, где по ходу действия родилась девочка. Так через три… три года эта девочка была уже беременным подростком.

— Если я правильно помню, вам что-то около шестнадцати.

Сквозь узкую щель, в которую превратилось ее горло, прорвалось очередное всхлипывание:

— Мне уже восемнадцать. Восемнадцать лет, о… один месяц и две недели.

— Похоже, я не совсем четко это представлял. Ну, коли так, то тем хуже, верно? Ведь тот, кому уже восемнадцать, должен вести себя скорее как женщина, чем как ребенок, которого следует хорошенько выпороть.

Голос у нее сорвался:

— Не д… думаю, что когда-либо стану женщиной. Я останусь заточенной в этом детском теле навсегда.

— С вашим телом все в порядке. А вот вашим мозгам не мешало бы повзрослеть.

Она скорчилась, зажав руки между грудью и ногами и содрогнувшись всем телом. Ее снедала ненависть к самой себе. Мысль, что она и дальше останется такой же, была просто невыносима.

Прикосновение было столь легким, что Хани не сразу поняла, что он пальцами дотронулся до ее спины. Потом его ладонь разжалась и легла на позвоночник. И тут все так долго сдерживаемые чувства вырвались на свободу. И отверженность, и одиночество, и потребность в любви, ледяной сосулькой засевшая в груди.

Повернувшись, она уткнулась ему в грудь. Руки обхватили его шею, лицо зарылось в ворот рубашки. Хани почувствовала, как он весь напрягся, и поняла, что ее и не помышляли пускать к себе в объятия — ее никто и никогда не хотел брать к себе на руки, — но сдержаться не смогла. Просто взяла и овладела им.

— Да, я такая, как вы говорили, — зашептала она в ворот рубахи. — И злобная, и себялюбивая, и дрянь со скверным характером.

— Люди все время меняются.

— Вы и правда считаете, что мне следует извиниться, да?

Он неуклюже придерживал ее, не отталкивая, но и не обнимая:

— Давайте лучше просто скажем, что вы, похоже, дошли до перекрестка. Возможно, вы этого пока и не понимаете, но позже, оглянувшись назад, увидите, что стояли перед принятием решения, от которого зависит вся ваша дальнейшая жизнь.

Она молчала, прижавшись щекой к его плечу и размышляя над его словами. По ее милости уволили двух человек, и она успела обидеть почти всех участников сериала. Это уж слишком, разве такое исправишь!

Она опять икнула.

— Дэш, это же настоящий МД, вы не находите?

На мгновение воцарилось молчание.

— Похоже, так оно и есть, — ответил он.

Глава 10

Когда Хани вышла из амбара, обнаружилось, что расписание съемок оказалось таинственным образом перетасовано, и вместо сцен с участием Дэша должны сниматься эпизоды с Блейком и Элеонор. Все вокруг были неестественно деловиты, никто на нее не смотрел, но по самодовольным минам окружающих она поняла: все они прекрасно знают, что происходило внутри. Наверное, эти сукины дети еще и уши прижимали к дверям амбара!

Прищурив глаза, Хани поджала губы. Она никому не даст насмехаться над собой! Уж она-то позаботится об этом! Да она…

— Я бы не советовал, — тихо проговорил Дэш у нее за спиной.

Хани обернулась, заглянула в эти глаза, затененные полями шляпы, увидела сжатый в прямую линию рот. Она ожидала, что в ней вот-вот забурлит привычное чувство обиды, но вместо этого пришло удивительное ощущение покоя. Наконец хоть кто-то провел на песке черту и указал тот предел, который нельзя переступать.

— Рекомендую выбрать время и зайти сегодня после съемок к Россу. Есть несколько человек, которых вам не мешало бы восстановить на работе.

Хотя ей и не верилось, что он на самом деле стал бы ее держать, позволив другим шлепать, но желание упрямиться вдруг отпало, и она послушно кивнула.

— И еще, не вздумайте жаловаться никому из телесети на то, что сегодня случилось. Все останется между вами и мной. В ней зажглась слабая искорка былого упрямства.

— К вашему сведению, я и не собиралась никому жаловаться! Уголки его губ слегка скривились.

— И отлично. Возможно, у вас в голове больше мозгов, чем я вначале предполагал.

Коснувшись большим пальцем полей шляпы, он ушел.

Хани несколько секунд смотрела ему вслед. Потом плечи опустились. Завтра он даже не заговорит с ней! И все станет как обычно.

Он замедлил шаги, но вдруг остановился. Повернулся к ней, внимательно огляделся, потом заговорил:

— Я слышал, вы любите лошадей. Если как-нибудь в уик-энд у вас появится желание приехать ко мне на ранчо, я покажу вам своих.

Сердце в груди стало расти, пока не заняло всю грудную клетку.

— Правда?

Он кивнул и невозмутимо продолжил путь к своему домику на колесах.

— А когда? — Она сделала несколько быстрых шагов ему вслед.

— Ну, скажем…

— В этот уик-энд? Суббота подойдет? Я хотела сказать, меня эта суббота устраивает, и если вас тоже…

Он сунул большой палец в карман, казалось, уже раскаиваясь в сделанном предложении.

«Ну, пожалуйста, — молча молила она. — Пожалуйста, только не отменяйте своего предложения».

— Ну… этот уик-энд не совсем удобен для меня, но, думаю, в субботу на следующей неделе будет в самый раз.

— Грандиозно! — Она явственно ощутила, как по всему лицу расплывается широкая, как у куклы из мультфильма, улыбка. — В следующую субботу будет просто превосходно!

— Тогда все в порядке. В полдень устроим вылазку.

— В полдень. Ой, как здорово! В полдень — это мне очень подходит.

Сердце у нее поплыло, словно надувная игрушка в ванне. И продолжало плавать до конца дня, дав возможность оставлять без внимания глупые ухмылки членов группы и не замечать удовлетворения в глазах Лиз. И хотя удар по самолюбию был силен, она с удивлением отметила, что это очень здорово — перестать быть плохой.

Тем же вечером Хани, загнав Росса в угол его кабинета, попросила вернуть в группу Мелани и Джека. Он с готовностью согласился, и перед тем как покинуть студию, она позвонила им обоим и попросила прощения. Никто из них не заставил ее унижаться, но от этого ей было нисколько не легче.

Вся следующая неделя тянулась целую вечность, а она так ждала субботы и поездки на ранчо! Хани чуть ли не выворачивалась наизнанку, стараясь быть приветливой со всеми, и, хотя большая часть съемочной группы предпочитала держаться от нее подальше, некоторые все же стали понемногу оттаивать.

Субботним утром, мчась по узкой грязной дороге, петлявшей в суровых горах севернее Малибу, Хани впервые увидела ранчо Дэша Кугана. Оно уютно расположилось между холмами в зарослях чапарраля, дубов и платанов. В небе над головой кружила пара краснохвостых соколов.