В основном безвредна, стр. 29
Рэндом снова обернулась, чтобы крикнуть. Странное дело, каждый раз он тоже останавливался вместе с ней.
– Кто я такая, по-твоему? Билет в первый класс? Кто я для мамы? Билет в жизнь, которой у нее нет?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – прохрипел измученный Артур.
– Да что ты вообще понимаешь!
– О чем ты?
– Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!
– Скажи мне! Пожалуйста! Что за жизнь, которой у нее нет?
– Она хотела остаться на Земле! Она жалеет, что улетела с этим тупицей о двух головах, и в обеих вместо мозгов жвачка! С Зафодом! Она думает, что жизнь могла бы повернуться совсем по-другому!
– Но, – возразил Артур, – она бы погибла! Ее бы уничтожили вместе с Землей!
– Но это была бы другая жизнь, верно?
– Так ведь…
– Ей не надо было заводить меня! Она меня ненавидит!
– Ты не можешь говорить так! Как может кто-то… э… я хотел сказать…
– Она завела меня, чтобы у нее было хоть что-то свое. Но все вышло еще хуже! Вот она меня и сбагрила с рук, а сама живет, как жила – по-дурацки!
– Что такого дурацкого в ее жизни? Ей фантастически везет, разве нет? Все пространства и времена открыты для нее, и субэфирное…
– Дурацкое! Дурацкое! Дурацкое! Дурацкое!
Рэндом повернулась и побежала дальше. Артур попробовал было бежать за ней, но отстал окончательно и был вынужден присесть – отдышаться и дать передохнуть больной ноге. Как справиться с кашей в голове, он все равно не знал.
Только через час он доплелся до деревни. Вечерело. Встречные приветливо здоровались с ним, но в воздухе висела какая-то неопределенность. Старик Трашбарг сидел, глядя на луну и закусив бороду более обыкновенного, что тоже не предвещало ничего хорошего.
Артур открыл дверь в свою хижину. Рэндом, притихнув, съежилась у стола.
– Прости меня, – сказала она. – Прости.
– Ничего, – произнес Артур так мягко, как только мог. – Иногда полезно… ну, поговорить. Столько всего надо узнать друг про друга, а жизнь, ну, сама понимаешь, не из одних роз состоит…
– Прости, пожалуйста, – повторила она, всхлипывая.
Артур подошел к ней и положил руку ей на плечо. Она не отпрянула и не оттолкнула его. И тут Артур увидел, за что она просит прощения.
На столе, в круге света от лемюэлльской лампады, лежали его часы. Рэндом сковырнула заднюю крышку ножом для масла, и все колесики, пружинки и прочие часовые потроха высыпались на скатерть.
– Я хотела только посмотреть, как они устроены, – всхлипнула Рэндом. – Только посмотреть! Прости! Я не могу их собрать обратно! Извини меня! Я не знаю, что делать! Я починю! Правда, починю!
Весь следующий день Старик Трашбарг ошивался вокруг дома и без устали распинался о Бобе и его заповедях. Он попытался призвать на Рэндом успокоение, озадачив ее неразрешимой загадкой гигантской уховертки, на что Рэндом ответила, что никаких уховерток не бывает, так что Старик Трашбарг обиделся и умолк, сказав только, что ее извергнут во тьму внешнюю. Отлично, ответила Рэндом, очень хорошо, там-то она и родилась. А на следующий день пришла посылка.
Это, пожалуй, было уже слишком.
В самом деле, когда прибыла посылка – ее доставил летающий робот, испускавший звуки, которые обычно испускают летающие роботы, – в деревне начало нарастать явственное ощущение, которое можно было бы выразить так: «Ну, это уж того… слишком».
Робота, впрочем, ни в чем винить нельзя. Все, что ему требовалось, чтобы улететь восвояси, – это подпись, или отпечаток пальца, или на худой конец клочок кожи с шеи адресата. В ожидании этого он висел в воздухе, абсолютно безразличный к загадке содержимого посылки. Тем временем Кирп поймал еще одну рыбу с головой вместо хвоста, однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это вообще-то две рыбы, разрезанные пополам и в придачу крайне неряшливо сшитые. Поэтому мало того, что Кирпу не удалось пробудить особенного интереса к своей рыбе, он значительно подорвал доверие к подлинности первой. Только птички-пикка, судя по всему, не сомневались в том, что все в порядке.
Наконец летающий робот заполучил подпись Артура и удалился. Артур отнес посылку к себе в хижину, сел и уставился на нее.
– Давай вскроем! – предложила Рэндом, чье настроение этим утром значительно улучшилось из-за того, что вокруг воцарилась привычная сумятица. Но Артур покачал головой.
– Но почему?
– Она адресована не мне.
– Нет, тебе.
– Нет, не мне. Она адресована… ну, вообще-то мне, но не мне, а для передачи Форду Префекту.
– Форду Префекту? Тому самому, который…
– Да, – коротко ответил Артур.
– Я о нем слышала.
– Еще бы.
– Давай все равно вскроем. Ну что нам с ней еще делать?
– Не знаю, – вздохнул Артур. Он и на самом деле не знал.
Утром спозаранку он отнес свои покалеченные ножи к кузнецу, и Стриндер пообещал посмотреть, что тут можно сделать.
Они, как обычно, помахали ножами в воздухе, пробуя их балансировку, и заточку, и гибкость, и все такое, но прелесть этого занятия куда-то улетучилась, и Артура не покидало невеселое предчувствие, что недолго ему осталось быть Мастером Сандвичей.
Он окончательно пал духом.
На носу был осенний ход Абсолютно Нормальных Зверей, но Артур обнаружил, что ожидание охоты и празднества не будоражит его так, как раньше. Что-то изменилось на Лемюэлле, и Артура мучило ужасное подозрение, что это не Лемюэлла изменилась, а он сам надорвался.
– Ну, как ты думаешь, ну что там может быть? – допытывалась Рэндом, вертя посылку в руках.
– Не знаю, – ответил Артур. – Впрочем, это наверняка какая-нибудь гадость.
– Почему ты так уверен? – возмутилась Рэндом.
– Жизнь научила. Где Форд Префект, там гадости, а где гадости – там Форд Префект. И только пока Форда Префекта нет, гадостей тоже нет, – сказал Артур. – Уж поверь мне на слово.
– Ты чем-то расстроен, да? – спросила Рэндом.
– Да что-то тоскливо, – признался Артур.
– Извини, – сказала Рэндом и убрала посылку. Она понимала, что Артур не на шутку огорчится, если она ее вскроет. Значит, придется вскрывать так, чтоб он не видел.
16
Артур так и не смог потом вспомнить, чего – или кого – хватился сначала. Когда он обнаружил, что одной из них нет на месте, мысли его мгновенно переметнулись ко второй, и он уже знал, что пропали обе, а с ними вместе пошла прахом вся его жизнь.
Рэндом на месте не было. И посылки тоже.
Весь день он продержал ее на полке, на самом виду – как знак доверия.
Он знал, что родители должны выказать свое доверие к ребенку; только так закладывается фундамент дружеских отношений. Он никак не мог отделаться от ощущения, что поступает как идиот, и все же поступал так, даже зная заранее, что ничем хорошим дело не кончится. Век живи – век учись. Или хотя бы живи.
Живи и паникуй.
Артур выбежал из хижины. Смеркалось. Небо хмурилось, с горизонта надвигалась гроза. Рэндом нигде не было видно. Он всех опрашивал. Никто ее не видел. Порыв ветра прогулялся по деревенской околице, срывая и крутя в воздухе все, что плохо лежало.
Артур отыскал Старика Трашбарга и задал свой вопрос ему. Трашбарг смерил его мрачным взглядом и ткнул пальцем в единственном направлении, которого Артур панически боялся, инстинктивно чувствуя, что туда-то она и пошла.
Итак, худшее уже известно.
Она пошла в то самое место – видимо, рассудила, что туда-то он за ней не пойдет.
Бросив взгляд на хмурое, покрытое рваными облаками небо, Артур поймал себя на мысли, что на фоне такого небосвода даже четверо Всадников Апокалипсиса не будут смотреться полными идиотами.
С нелегким предчувствием двинулся он в путь по дороге, ведущей в соседнюю долину. На землю упали первые тяжелые капли дождя, и Артур перешел на неровную трусцу.