Итальянские каникулы, стр. 55

— Изабел заставила меня прийти сюда.

До чего же злобно звучит ее голос! Но она уже умоляла его сегодня и больше этого делать не собирается!

Гарри, не глядя на нее, вынул руку из кармана и оперся на стену беседки.

— То, что ты сказала утром… опять напрашиваешься на комплименты? Поставила дымовую завесу! Распиналась насчет жира и растяжек, прекрасно зная, что с каждым днем становишься красивее? И твердишь, что я не люблю тебя, когда я тысячу раз признавался в любви.

Да. Слова, сказанные по обязанности. «Я люблю тебя, Трейси». За ними не стоит никаких эмоций. Никогда: «Я люблю тебя, потому что…» Просто: «Я люблю тебя, Трейси. Пойдешь в магазин, не забудь купить зубную пасту».

— Есть уверения, и есть правда. Два разных зверя. Гарри медленно повернулся к ней.

— В моей любви никогда не было сомнений. С самого начала. А вот в твоей…

— Моей? Да это я тебя сняла! Если бы это зависело от тебя, мы никогда бы не поженились! Я нашла тебя, я гонялась за тобой, и я тебя завлекла.

— Ничего не скажешь, отхватила сокровище!

Гарри никогда не повышал голоса, и Трейси от изумления замолчала.

Он оттолкнулся от стены.

— Ты хотела детей. А на мне крупными буквами было написано «ПАПОЧКА». Неужели не понимаешь? Для тебя не брак имел значение. Только потребность иметь детей. А я был вполне подходящим для них отцом. Подсознательно я ощущал, зачем тебе нужен, но продолжал себя дурачить. И это не составляло труда, пока у нас были только Джереми и Стеффи. Даже когда появилась Бриттани, мне все еще удавалось притворяться, что нужен тебе именно я. Может, так все и шло бы, но ты забеременела Коннором и расхаживала повсюду с улыбкой кошки, которой удалось сцапать канарейку. Цель в жизни — очередной раз забеременеть и родить еще одного ребенка. Я пытался проглотить обиду. Продолжать делать вид, что я единственная любовь в твоей жизни, а не просто надежный источник спермы. Но делать это становилось все труднее. Каждое утро, глядя на тебя, я мечтал, чтобы ты любила меня так, как люблю тебя я. Но я сделал свое дело, и ты даже не замечала меня. И ты права. Я стал отдаляться. Только так можно было как-то существовать. Но когда ты забеременела на этот раз и была так счастлива, я даже не смог произвести все необходимые телодвижения. Хотел, но не смог. — Его голос прервался. — Просто… не смог.

Трейси пыталась осознать сказанное, но слишком много противоречивых эмоций боролись в ней, и она никак не могла разобраться в каждой. Облегчение. Гнев на его беспросветную глупость. И радость. О да, радость, потому что для них еще не все потеряно. Она не знала, откуда начать, и поэтому начала с малого:

— Как насчет зубной пасты?

Он уставился на жену с таким видом, словно увидел у нее на лбу рожки.

— Пасты?

— Ну… я часто забываю покупать пасту. И ты лезешь на стену, когда я теряю ключи. Сказал, что если я еще хоть раз ошибусь в подсчетах, отнимешь у меня чековую книжку. И помнишь ту вмятину в бампере, которая, как ты думал, появилась, когда ты возил Джереми на бейсбол Малой лиги [30]? Это я виновата. Коннора вырвало в моей машине, а у меня не было времени вымыть ее, поэтому я взяла твою и как раз кричала на Бриттани, когда она стала раздеваться прямо на автостоянке у магазина, вот и въехала в бампер продуктовой тележкой. Как насчет всего этого, Гарри?

Гарри озадаченно моргнул.

— Если бы ты вела список покупок, не забывала бы покупать пасту.

Типичная манера Гарри. Сосредоточиться на чепухе и не понять главного.

— Я никогда не буду вести список покупок, держать при себе ключи или исправлять все те недостатки, которые доводят тебя до белого каления.

— Знаю. И знаю также, что существует тысяча мужчин, которые будут выстраиваться в очередь, чтобы купить тебе пасту и позволить врезаться в бамперы продуктовой тележкой.

Может, до него все-таки дошло.

Изабел велела слушаться разума, а не сердца, но когда речь идет о Гарри Бриггсе, это так трудно!

— Я действительно знала, что ты будешь прекрасным отцом, и влюбилась в тебя отчасти именно поэтому. Но я бы любила тебя, даже если бы ты не смог сделать ни одного ребенка. С тобой я обрела себя. И хотела детей не потому, что тебя мне недостаточно. Я хочу их как можно больше, потому что моя любовь к тебе становится такой огромной, что нуждается в выходе.

В его глазах блеснула надежда, но лицо по-прежнему оставалось печальным. Она поняла, что его комплексы пустили куда более глубокие корни, чем ее собственные. Она всегда считала его самым умным из своего окружения, и теперь нелегко привыкнуть к мысли, что из них двоих она сообразительнее.

— Это правда, Гарри. Каждое слово.

— Немного трудно поверить.

Он жадно глядел на нее и не мог наглядеться, хотя, казалось, знал каждую черточку ее лица.

— Посмотри на нас! Я — из тех, мимо кого можно пройти десять раз на день и не заметить. А ты… Мужчины забывают, куда идут, когда видят тебя.

— Никогда не видела человека, так зацикленного на внешности.

Забыв о наставлении слушаться разума, она дала ему пощечину, чтобы немного отрезвить.

— Мне нравится твое лицо. Я могла бы смотреть на тебя часами. Пойми, когда-то я была замужем за самым роскошным парнем во всей вселенной, и мы оба не знали, куда деваться. Ты прав… я могла бы получить любого мужчину на той вечеринке, но ни один не привлекал меня. И когда я опрокинула тот бокал, совершенно определенно не рассматривала тебя как потенциального отца моих детей.

Трейси почувствовала, как его настроение начинает потихоньку улучшаться, но не спешила заканчивать разговор. Она еще не все сказала!

— Когда-нибудь я состарюсь, и если ты видел мою бабку, наверняка знаешь, что годам к восьмидесяти я, вполне возможно, стану уродливой, как смертный грех. И тогда ты меня разлюбишь? Потому что если это так, мы действительно попали в ужасную беду и выход один — развестись.

— Конечно, не разлюблю. Я не… я никогда…

— Кстати, о дымовых завесах. Я всегда считала, что ты на редкость ясно мыслишь, но даже в самый неудачный день я мыслю куда более здраво. Господи, Гарри, по сравнению со мной ты просто эмоциональный инвалид!

Гарри наконец улыбнулся и при этом выглядел так глупо, что Трейси поняла: кажется, ей удалось пробиться к нему. Ей хотелось поцелуями прогнать его страхи, но у нее оставалось слишком много своих, с которыми стоило бы сразиться. А их неприятности поцелуями не истребишь. Она не хотела провести весь остаток жизни, убеждая мужа в своей любви. И нехорошо, что ее внешность так важна для него. На лице, которое он так боготворил, уже появлялись первые признаки увядания. Что же станется еще через десять лет, когда и на ее тело без слез нельзя будет взглянуть?

— После стольких лет брака мы, кажется, должны были лучше понять друг друга, — заметил он.

— Я не могу так жить. Нужно навсегда исправить то, что было сломано нами обоими.

— Не знаю, как это сделать.

— Нам нужен хороший семейный консультант, вот как! И чем скорее, тем лучше. — Она привстала на цыпочки, впилась поцелуем ему в губы и обернулась к дому: — Изабел! Не могли бы вы прийти к нам?

Глава 18

Обнаженные Изабел и Рен, прижимаясь друг к другу, отдыхали на толстом одеяле под магнолией, с которой свисал фонарик. Изабел задумчиво смотрела на мигающие свечи. Рен коснулся губами ее волос.

— Тяжеловат для тебя?

— М-м… еще минуту.

Смешно, но ей казалось вполне естественным лежать под ним. И странно чувствовать себя в безопасности с этим опасным человеком.

— Кстати, это единственное твое сексуальное предубеждение? Думаю, можно с уверенностью сказать, что теперь и оно в прошлом.

Изабел дремотно улыбнулась.

— Я просто пытаюсь быть вежливой.

— Поступай с другими так…

— Философия, которой я руководствуюсь. Рен хмыкнул.

Она провела пальцем по его спине. Он прижался губами к ее запястью, подтолкнул носом браслет.