Соблазненная роза, стр. 27

Розамунда, понурившись, побрела к постели, прекрасно понимая, что ей едва ли удастся что-то изменить. Откинув одеяло, она тут же уперлась взглядом в кровавое пятно и принялась горячо благодарить своего ангела-хранителя, надоумившего Генри принять меры предосторожности. Теперь ее никто не уличит в бесчестии. Даже такой мудрец и провидец, как сэр Исмей. Ее судьба решена. Но что эта судьба припасла для нее дальше, Розамунда не знала. Знала только, что хотя Провидение было милостиво к ней, самая заветная ее мечта еще не сбылась. Да, теперь она не мужичка, а богатая и знатная дама, но ей так недостает любви и преданности…

Лежа на роскошном брачном ложе, Розамунда долго рыдала, оплакивая свою любовь, которую так чудесно нашла и так скоро потеряла, так незаметно и заснула — в слезах.

Глава ШЕСТАЯ

Лунные блики, точно обломки льда, посверкивали на траве перед поместьем. Бланш сквозь щелку в ставнях неотрывно смотрела на извилистую дорогу, но там не было ни души. А она ждала, несколько часов уже ждала гостя. Но конский топот никак не вторгался в тишь этой ясной лунной ночи. Беспокойство леди Бланш нарастало, и она все крепче стискивала зубы и кулаки. Гнев закипал все яростнее, и, наконец дав ему волю, она простонала:

— Ну погоди, Генри, ты еще заплатишь за сегодняшнее мое унижение, Господом клянусь.

Она, чуть потопав затекшими от долгого выстаивания у окна ногами, направилась к очагу и, затаив дыхание, стала вглядываться в потрескивающие искрами головни, горевшие совсем слабо. Однако, прежде чем положить свежих дров, она достала с полочки над очагом шкатулку и, отсыпав какого-то порошка, бросила на головни: пламя вспыхнуло с новой силой, языки его были теперь причудливо окрашены, и, прежде чем они опали, гадальщица успела разглядеть в их неверных очертаниях мужскую фигуру — меж двух женских… потом пляшущие всполохи явили ей падающую корону, какую-то яростную сечу — много крови… война!

Она в ужасе отвернулась, не желая знать, что огонь напророчит дальше. Такие гадания часто тревожат душу, а от вызванных ими боли и страха черная магия уберечь не может… Тут она услышала слабый перестук — он приближался: конские копыта выбивали дробь на твердой, прихваченной морозом дороге. Наконец-то…

Бланш кинулась к двери, позабыв про гнев и обиду. Она пышнее взбила блестящие рыжие кудри, кокетливо напустив несколько локонов на белые плечи, остальные же убрала под пурпурный бархатный тюрбан. Уолтер привез когда-то похожий из Святой Земли, и так он ей тогда приглянулся, что она объявила, что теперь будет ходить только в тюрбанах. В ту пору муженек Бланш исполнял любые ее прихоти и повелел изготовить ей целую дюжину — из лучших тканей. Особенно она любила тюрбан из черного бархата, расшитый звездами и полумесяцами… обычно надевала его, когда ей приходила охота погадать.

— Уж не чаяла тебя дождаться, дорогой, — проворковала она, подпустив в голос соблазнительной хрипотцы.

— Я изрядно продрог. — Он подошел к очагу и потянул носом, ибо уловил знакомый запах «магического» порошка. Значит. Бланш опять надумала потешиться ведьминскими своими забавами.

И что же уготовано нам в будущем? — спросил он, обнимая ее за плечи и довольно равнодушно их поглаживая.

— Какая-то неразбериха. Не знаю, как и толковать. — Она погладила холодную щеку, на которой успела отрасти щетина. — Теперь ты человек женатый, — продолжила она, невероятным усилием воли пытаясь не выдать свое смятение. — Ну и как все прошло? Ты доволен?

Генри отпрянул, досадливо дернув плечом:

— О Господи, промерз до самых костей. Чем ты можешь меня отогреть?

Грациозными шажками Бланш просеменила к стоявшему у стенки столику и, взяв блюдо, стала раскладывать на нем мясо, хлеб и розовое песочное печенье. А еще у нее был припасен крепкий эль. Поблагодарив за угощение, он устроился с подносом на скамье и жадно принялся есть. Подождав, когда он насытится, Бланш опять принялась вызнавать:

— Ну а теперь ты ответишь на мой вопрос?

Она отхлебнула эля и прищуренными глазами стала смотреть на блестящий оловянный ободок своей кружки.

— Все как положено. Только теперь несколько месяцев придется запасать провиант: кладовые подчищены не хуже, чем после королевского визита.

— Я не о провианте, — сухо заметила она. — Я про твою девицу спрашиваю.

Померещилось ей? Или он и в самом деле отвел глаза?

— А что именно ты хочешь узнать? Ее только что привезли из французского монастыря. Вот, пожалуй, и все, что могу о ней сказать.

Его ответ показался ей чересчур уклончивым. У Бланш заныло в груди и сперло дыхание.

— Она хороша собой и кроткая нравом?

Он молча кивнул, почему-то не отводя глаз от огня. Тогда она спросила напрямую: И ты спал с ней?

Он поднял голову, но синие глаза были затенены капюшоном и в них ничего нельзя было прочесть.

— Ты что же, мнишь, что я монах? Конечно, спал. Иначе как же она родит мне наследника?

— Ради этого ты на ней и женился?

— Все, у кого есть земли, женятся ради этого.

— А если твоя французская малолетка окажется бесплодной?

— По рождению она англичанка, а плодовита она или нет, судить рано.

— Зато я чересчур плодовита, сам знаешь, — не удержалась она, усаживаясь рядом с ним на скамью.

Невольно улыбнувшись ее ревнивым словам, он коротко спросил:

— Неужели ты думала, что я не приеду?

— Ты опоздал на несколько часов. Но теперь это неважно. Ты ведь здесь, со мной, мой любимый, — прошептала она, взяв у него пустое блюдо и кружку и ставя их на пол. — Я не держу на тебя обиды. Но все равно — ты должен был позволить мне прийти на венчание. Она же не знает, кто я.

— Зато знаю я. С меня и этого хватит, — строго сказал он, незаметно от нее отстранившись. — Ну да ладно, венчание позади, свадебный пир тоже. Так что хватит об этом.

Она прижалась к нему грудью, досадуя, что сквозь толстый дублет он вряд ли что чувствует.

— А вот Мид Аэртон дозволил любовнице прислуживать своей супруге, — ввернула она, поглаживая его руку.

— Да попробовал бы я тебе предложить такое… твои разъяренные крики были б слышны на самих небесах.

— Речь не о том, что я хочу быть прислужницей, а о чувствах этого дворянина: он так ее любит, что, не стыдясь, держит ее в замке, а не прячет в глухом углу.

— Я не таков, как Мид Аэртон, — сказал Генри, тоже наслышанный про причуды своего соседа. — К тому же Эндерли не глухой угол, а лучшее мое имение. Если оно тебе прискучило, можешь переселиться в другое. Норткот еще свободен, дожидается Уолтера, ты можешь вернуться туда с ним вместе, ежели тебе будет угодно.

Бланш прикусила губу. Генри был не в духе. Эта монастырская невеста, наверное, совсем нехороша в постели.

— Уолтер не вернется. Он умер, — сказала она с подозрительной поспешностью.

— Про то нам ничего неизвестно — разве не так? — Он пристально на нее посмотрел. — Ты всегда так уверенна в своих речах, будто ты по меньшей мере папский посланник или король. Доселе говорили, что он попал в плен в Святой Земле, верно?

Говорю, что мне было многими говорено, — пожала плечами Бланш. — От него уж несколько лет нет вестей. Мы могли бы объявить его мертвым и повенчаться, Гарри Рэвенскрэг.

— Этому не бывать, пока он жив, неважно, что он в плену у сарацинов. И потом — теперь все иначе. Теперь у меня уже есть жена, запомни это.

— Но она ведь не станет помехой в наших отношениях, верно?

И снова ей показалось, что он слишком медлит с ответом.

— Не станет, хотя, само собой, я не смогу наезжать к тебе так же часто, как раньше.

Ледяной ужас сжал сердце Бланш. Неужто он бросит ее?..

— Но отчего?

— Женитьба налагает определенные обязательства. К тому же повсюду неспокойно, и поговаривают о близкой войне. Мне надо вооружать войско и следить за тем, чтобы люди мои не утратили ратной выучки. На прошлой неделе посыльный от Перси привез весть — все северные лорды того и гляди возьмутся за мечи. Король опасается заговора со стороны Йорков.