Негасимое пламя, стр. 36

— Нельзя рисковать. Решено, я поеду в Честер с Джеком. А сейчас мне лучше съездить в деревню — узнать, когда он собирается на ярмарку. Молю Бога, чтобы он еще не уехал.

Уолтер понял, что вес кончено. Она победила. Еще в начале разговора, увидев решительный огонек в се глазах, он догадался, что спорить бесполезно.

— Ладно, — нехотя согласился он наконец, но в голосе его звучали нотки сомнения. — Но обещай, что будешь осторожна. Не знаю, как я переживу, если с тобой что-нибудь случится.

Искренняя тревога в его голосе заставила се смягчиться. Джессамин с нежностью улыбнулась брату:

— Не волнуйся. Обещаю, что буду очень осторожна. А ты должен дать мне слово, что будешь регулярно принимать свой настой. Я тоже не переживу, если с тобой что-нибудь случится, пока меня не будет.

Уолтер молча кивнул. Он не выносил лекарств, хотя и не мог не признать, что с тех пор как сестра следит за его здоровьем, жизнь его стала куда приятнее.

— Будет нелегко делать вид, что ничего не случилось, когда этот мерзавец не спускает с меня глаз, — сказал он, пока они шли к лестнице, — Не знаю, смогу ли я…

— Ты должен, Уолтер, должен! Если ты выдашь себя, у нас ничего не получится, вся наша жизнь рухнет, — сцепив зубы, напомнила она сурово. — И не начинай сначала, Уолтер, не трави мне душу. В конце концов, рискую ведь я.

— Наверное, ты хочешь подчеркнуть, что на твоем месте должен быть я, — безрадостно отозвался Уолтер, споткнувшись на верхней ступеньке.

— Нет смысла обсуждать, чье дело рисковать, раз многое поставлено на карту. Раз уж ты не можешь ехать в Честер, стало быть, это придется сделать мне, ведь так? А теперь отправляйся вниз играть в шахматы с этим предателем, как будто ничего не случилось… И не пей много! — добавила она. — Иначе сболтнешь что-нибудь, и он почует неладное.

— Прекрати! — Угрюмо оскалившись, Уолтер повернулся к ней лицом. — Я и сам прекрасно разберусь, что к чему! А ты занимайся собственными делами.

Эта мальчишеская вспышка гнева позабавила Джессамин, Правда, она все еще сомневалась, хватит ли у Уолтера выдержки. Но когда чуть позже она спустилась вниз поговорить с ним, оказалось, что Уолтер уже прикончил второй кубок эля. Верный своим привычкам, брат топил в нем огорчения. Джессамин уже открыла было рот, чтобы напомнить ему об осторожности, но передумала. Она молила Бога, чтобы тот не оставил их, больше она ничего не могла сделать. Разве что запереть Уолтера на замок в его комнате и оставить там до своего возвращения. Но даже в этом случае, мрачно подумала она, Уолтер нашел бы способ добраться до спиртного.

— Завтра на рассвете, — едва слышно произнесла она одними губами, дождавшись, пока Уолтер обратит на нее внимание.

— Что на рассвете? — не сообразив, переспросил он. Затем, когда до него дошел смысл ее слов, брат украдкой кинул осторожный взгляд на Джексона, нарезавшего тонкими ломтиками холодную баранину. Похоже, тот ничего не слышал. — Это слишком быстро, — в отчаянии прошептал он.

— Вот и хорошо. Не будет времени переживать и расстраиваться, — добавила Джессамин, усаживаясь на свое место рядом с ним. Голова ее шла кругом. Опасности предстоявшего путешествия, возможность того, что план не сработает, — все это меркло перед тем, что через несколько дней она, возможно, увидит Риса.

Глава 10

Затею с поездкой в Честер отложили до следующего утра. В предрассветные часы, пока все спят, легче выскользнуть незамеченной.

Как и было условлено. Ход ждал Джессамин у потерны с оседланной лошадью. Он вызвался проводить ее до деревни, использовав в качестве предлога необходимость навестить внезапно заболевшего родственника — на тот случай, если кто-нибудь заметит, как он вернется в замок. К ужасу Джессамин, стоило им только выбраться за пределы крепостных стен, как старый Нед поднял страшный шум. Джессамин могла лишь уповать, что странное поведение собаки не вызовет никаких подозрений. К сожалению, слишком многие были посвящены в ее планы: в первую очередь Уолтер, и вот теперь Ход, Мери и Алан. Правда, с них взяли слово хранить молчание.

Рассказала она и Элис, поскольку не могла уехать, бросив на произвол судьбы своих больных. Элис пришла в голову мысль носить в комнату Джессамин лечебные отвары, якобы хозяйка замка, тяжело больная, лежит у себя в комнате и не может никого видеть.

При мысли о предстоящем путешествии Джессамин начинало слегка поташнивать. Страх и возбуждение переполняли ее. Хотя она и убеждала себя в том, что лишь необходимость толкнула ее на подобный шаг, но предстоящая встреча с Рисом не выходила у девушки из головы.

В сопровождении Хода она быстро добралась до конца деревни, где стоял крытый соломой домик Джека Дровера.

Они бесшумно спешились. Вокруг было темно, промозглая сырость пробирала до костей. К удивлению Джессамин, возле самых дверей домика стояла повозка, нагруженная ветвями остролиста, еловыми лапами и омелой. Она тихо постучала в дверь, и ей ответил голос Марджери. Когда же молодая женщина появилась на пороге, Джессамин чуть не поперхнулась — та была закутана в теплый плащ, на голове у нее был низко надвинутый капюшон. Марджери заявила, что отправляется с ними в Честер.

— Вам без меня нипочем не обойтись, — твердила Марджери, едва скрывая радостное возбуждение от предстоящей дальней поездки.

Джессамин мысленно поблагодарила ее — девушку глубоко тронула искренняя убежденность Марджери, что леди Кэрли не пристало путешествовать по дорогам одной, без служанки, в сопровождении одного гуртовщика.

— Но с сегодняшнего дня я для всех не леди Кэрли, — напомнила Джессамин. Она распахнула плащ, чтобы продемонстрировать удивленной Марджери свой мальчишеский наряд. — Лучше всего будет, если я сойду за твоего младшего брата, — хихикнула она.

Вначале Марджери была немного шокирована, но потом неохотно согласилась, хотя, сколько Джессамин ни уговаривала ее, молодая женщина упорно продолжала обращаться к ней с большей почтительностью, нежели следовало.

Пришло время отправляться. Женщины вскарабкались на повозку, где уже был назален ворох соломы, и закутались в шерстяное одеяло, чтобы укрыться от декабрьской стужи. Джек настаивал на том, что для Джессамин будет куда удобнее проделать весь путь до Честера в повозке, чем верхом. А потом Марджери сможет распродать на ярмарке рождественские венки и гирлянды из еловых лап, которыми была нагружена повозка, и выручить немного серебра. А Ход отведет старого Мерлина в замок и незаметно поставит в конюшню. Джеку пришло в голову, что исчезновение старого коня непременно кто-нибудь заметит, а это может показаться подозрительным. Атак, если они последуют его совету, никому даже не придет в голову, что больная хозяйка замка может быть где-то еще, а не в своей постели.

Предусмотрительность Дровера поразила Джессамин. Она была вынуждена признать, что не подумала об этом.

Было еще совсем темно, когда повозка вслед за стадом выкатилась на деревенскую улицу. Джек погонял коров ему помогал деревенский паренек.

Поскрипывающей повозкой управлял младший брат Джека. Обе женщины очень скоро поняли, что сидеть на груде колючих еловых веток на редкость неудобно. Они, как могли, сложили их и укрыли толстой мешковиной. После этого устроили себе из душистого сена уютное гнездышко и, удобно устроившись в нем, закутались в теплые одеяла, пока старый Доббин неторопливо трусил вперед давно знакомой ему дорогой. Убаюканные монотонным поскрипыванием колес, стуком подков и мычанием скота, Джессамин и Марджери скоро мирно уснули.

Но то, что началось как увлекательное приключение, вскоре превратилось в настоящую пытку, которой, казалось, не будет конца. Весь следующий день после путешествия в тряской повозке кости Джессамин ныли так, что она едва терпела.

В трактирах, где они останавливались, чтобы перекусить и отдохнуть, пища была отвратительная, а матрасы, больше похожие на грязные комки шерсти, кишели блохами. Джессамин единственная из всех наслаждалась теми преимуществами, что дает крыша над головой. Деревенский паренек и брат Джека обычно заворачивались поплотнее в одеяла и укладывались возле своих коров, а Джек и Марджери забирались в повозку. Гуртовщик и его молодая жена были страшно горды тем, что их леди могла спать в доме, а у бедняжки Джессамин не хватало мужества ранить их простодушную гордость, дав понять, что она с радостью предпочла бы спать под открытым небом.