Наследник Клеопатры, стр. 82

Цезарион представил, как Мелантэ будут пытать раскаленным железом.

– Пожалуйста, – услышан он собственный голос, который неожиданно дрогнул. – Эти люди виноваты только в том, что оказали мне помощь. Девушка и ее семья даже не знают, кто я. Они не враги тебе, Цезарь. Я умоляю тебя, не причиняй им вреда.

Наступила тишина, и после продолжительной паузы Октавиан недоверчиво переспросил:

– Ты умоляешь меня?

– Я умоляю тебя! – теряя рассудок, повторил Цезарион. – Ты хочешь, чтобы я встал на колени? Чтобы я пал перед тобою ниц? Я сделаю это, если ты пощадишь их. Стыдиться нужно будет тебе, Цезарь, за то, что ты потребовал от меня этого. – Юноша упал на колени. – Я умоляю тебя, Цезарь, будь милосерден по отношению к невинным людям, которые не совершили никакого преступления против тебя!

Октавиан, нервно содрогнувшись, отступил на шаг от Цезариона.

– Встань! – приказал он. – Я не хочу этого.

– Поклянись, что ты не накажешь ни одного человека за то, что они просто хотели помочь мне!

– Ты не в том положении, чтобы требовать! – снова вмешался Агриппа, сердито сверкая глазами.

– Я не требую, – чувствуя, как в нем закипает ярость, ответил ему Цезарион. – Я умоляю. Я, Лагид, стою на коленях, умоляя твоего друга пощадить людей, которые никогда не причинили ему никакого вреда. О боги, будьте свидетелями!

– Встань! – закричал Октавиан. – О Аполлон! Я не просил этого!

Агриппа поспешно вышел из зала.

– Ты не просил, – согласился Цезарион, пронзительно посмотрев в глаза императору. – Вместо этого ты настаивал, чтобы я предал своих друзей. Ты не испытывал стыда, когда говорил о предательстве и угрожал мне пытками, услышав мой отказ. Стыдно ли тебе теперь, когда ты заставил меня умолять о милосердии для них, хотя – видят боги! – это даже не милосердие! Пощадить виновных – вот что такое милосердие, но пощадить невинных – это справедливость, Цезарь! Разве ты не способен на это?

Агриппа вернулся с двумя людьми, облаченными в доспехи и старомодные преторианские шлемы с высокими хохолками. Судя по количеству золота на их доспехах, оба занимали высокое положение.

– Выведите его, – приказал им генерал, махнув рукой в сторону Цезариона. – Держите пленника в потайном коридоре за пределами этого зала до тех пор, пока мы не позовем вас. Никто не должен подходить к нему или говорить с ним. Вам запрещается хотя бы словом обмолвиться кому-либо о том, что вы можете увидеть или услышать относительно этого человека, – ни вашим братьям, ни любимым, ни командирам. Этот человек – Птолемей Цезарь, сын Клеопатры, и слухи о том, что он жив, не должны достичь города. Я сейчас пришлю к вам Лонгиния с кандалами для него.

Оба стражника в изумлении уставились на Цезариона. Отдав честь Агриппе, они шагнули вперед. Цезарион поднялся на ноги, когда они подошли к нему, чтобы не дать им тащить себя на коленях. Юноша не сопротивлялся, и стражники, схватив царя под руки, провели его к маленькой темной двери. Бросив взгляд через плечо, он увидел, что Октавиан пристально смотрит ему вслед. Они продолжали смотреть друг на друга, когда открылась дверь и его втолкнули в темный коридор. Затем дверь за ним захлопнулась, и Цезарион остался наедине со стражниками и без всякой надежды на спасение.

ГЛАВА 14

Арест в Птолемаиде был все-таки хуже, утешал себя Ани, наблюдая за тем, как римляне отнеслись к «Сотерии», оставив на ней охрану. В прошлый раз были крики, побои, визжащие дети, и солдаты, орудовавшие на лодке и почти не говорившие по-гречески, своим поведением вызвали смятение, ужас и боль. Сейчас все выглядело довольно прилично.

– Ты Ани, сын Петесуха, купец из Коптоса? – спросил их командир на хорошем греческом. – Это ваша дочь? У нас приказ арестовать вас.

Он так и не уточнил, почему их арестовывают, но тут же объяснил – и без криков! – что не может этого сказать, поскольку ему самому ничего неизвестно. Двое солдат с интересом уставились было на Мелантэ, но тут же получили выговор от своего командира. Римляне тщательно проверили личность каждого члена команды, стараясь не допустить ошибки, а затем по очереди связали всех мужчин – аккуратно и без всякого насилия.

Несмотря на это, сам по себе арест, конечно, наводил страх. В Птолемаиде Ани получил то, что полагалось египтянину со стороны греческого правосудия, более похожего на произвол. Сейчас методическая проверка всех и вся, а также соблюдение порядка свидетельствовали о том, что над этими солдатами стоит власть, которой они сами страшатся. К тому же на этот раз они арестовали всех – даже Тиатрес и детей.

Один из римлян, закончив составлять опись документов на лодке, расписался, положил ее сверху других папирусов и поместил все в специальную коробку. Держа коробку под мышкой, он кивнул командиру. Тот отдал приказ, и они отправились в путь. Все египтяне были связаны между собой и следовали за римлянами, которые возглавляли процессию. Позади них было еще несколько стражников.

Ани досталось место во главе колонны пленников, в соответствии с его положением. Как и у всех, руки у него были связаны за спиной, а веревка на шее соединяла его – к их обоюдному смущению – с Аполлонием, который шел сразу за ним. Женщин и детей связывать не стали – мальчики были слишком малы, а женщины присматривали за мужчинами. Тиатрес и нянька по очереди несли Изидора, который не мог долго идти пешком, а Meлантэ вела за собой Серапиона, крепко сжав ладошку брата в своей руке. Мальчик расплакался, увидев, как связывают его отца, но теперь успокоился и только смотрел на все вокруг большими глазами, в которых застыл страх.

Ани оказался рядом с командиром. Когда они прошли уже достаточно большое расстояние, он ускорил шаг, натянув веревку до предела, и, не обращая внимания на протесты Аполлония, позвал:

– Господин, позвольте?

Тот бросил на него неодобрительный взгляд через плечо.

– Господин, куда вы нас ведете? – спросил Ани.

– Во дворец, – последовал краткий ответ.

– Во дворец? – не веря своим ушам, повторил Ани. – Но зачем?

— Я уже сказал вам, что мы лишь выполняем приказ. Мне не позволено требовать от своего начальника уточнений. Помалкивай лучше.

– Но, господин, мы же обычные люди!

– Если была допущена ошибка, это выяснится, когда мы туда придем. А сейчас прикуси язык.

Путь оказался неблизким: через городские ворота со стороны озера Мареотис, вверх по улице Сома, мимо гробниц Птолемеев и мавзолея основателя города Александра Великого, мимо прославленного Мусейона и знаменитой Александрийской библиотеки. Постепенно улицы становились все шире, а здания по обеим сторонам – все величественнее. Веревки натерли Ани руки, а плечи начали болеть от долгой ходьбы со связанными за спиной руками. Однако Ани заметил, что боль не доставляет ему особого беспокойства: слишком он был оглушен необъяснимым страхом, наполнившим его душу. Казалось, к нему пришло какое-то ужасное и жизненно важное откровение, но непостижимым образом он забыл его. Возможно, часть его самого, уловившая столь неожиданное откровение, была слишком напугана, чтобы выдержать это. Наконец они дошли до какой-то стены и ворот, которые охранялись людьми в такой же униформе, в какую были одеты арестовавшие их солдаты. Римляне остановились, чинно шаркнув ногами, а пленники, споткнувшись, застыли на месте.

– Это и есть дворец, – тоненьким голоском сообщил Серапион и, несмотря на то что на него тут же испуганно зашикали, продолжил: – Мы вчера пытались попасть внутрь, чтобы посмотреть на зверинец, но нас не пустили.

Офицер развернулся и посмотрел на мальчика с мрачной улыбкой.

– Сегодня, дитя, тебя впустят. А если вам повезет, то, возможно, и выпустят. – Он направился к воротам, поговорил с охраной, и огромные, окованные железом двери открылись.

Царский дворец представлял собой не одно здание, а целый комплекс строений. От ворот им было видно множество куполов и портиков, разбросанных среди щедрого изобилия зеленых садов. Это была волшебная картина, фантазия из мрамора и пальм, позолоты и винограда – воздушная, просторная, прекрасная и радующая глаз. Однако охрана повернула направо, во двор, где располагались казармы и конюшни. Там пленники остановились и ждали на солнце, пока командир ходил докладывать начальству.