Время льда и огня, стр. 3

Вот так. Реликтовая семья времен смуты, вся из обломков. Но покрепче иных подлинных семей.

Тем временем оператор стал потихоньку сворачивать разговор, как бы давая знать, что мы и вдвоем вряд ли затмим тетушку Эмму. Бородатый глянул на часы:

— О, мы заговорились! Впрочем, оно и понятно… Однако уже за полночь, а нам еще надо успеть на пропускной пункт. Хорошо, если там круглосуточно.

— До двух ночи. И с семи утра, — сообщил Полковник.

Четверть первого, а солнышко на прежнем месте. В старое время была бы уже глубокая ночь, со звездами. Никогда их не видел.

Оба засуетились, как попало швыряя оборудование в свои баулы. Полковник скептически наблюдал за их возней.

— Напрасная трата сил — до пропускника ехать не меньше трех часов, а дорога сами знаете какая.

Стоит ли томиться там до утра, в пустыне, в зной, под суховеем?

Приезжие озадаченно смотрели на Полковника.

— Словом, ночуйте здесь, а поутру отправитесь домой. Найдем для вас комнатушку.

Последовала краткая инсценировка учтивости. В завершение бородатый (он явно был в их дуэте главным) предложил:

— Что ж, любезность за любезность. Предлагаю отметить встречу и интервью скромной выпивкой.

Не откажите отведать вот этот продукт — не лучший и не худший, что в дорогу захватили.

И он извлек из какой-то сумки зеленую бутыль причудливой формы, полную на три четверти. Открыл, протянул Полковнику — обоняйте, мол. Тот понюхал, крякнул:

— Аромат многообещающий… Но из солнечного винограда лучше.

Бородатый уже достал походные стаканчики, выставил их на столе, бутыль загулькала. И вот уже в который раз образовалась на миг нерушимая, вечная когорта мужчин, коротающих ночь за выпивкой…

Что еще запомнилось из той теперь уже далекой экспромтной вечеринки? Их бутыль скоро кончилась, и Полковник с гордостью выставил наше, он подчеркнул — «натуральное», вино. Пошли анекдоты — и с их, и с нашей стороны. Как всегда, анекдоты обыгрывали разницу между образом жизни в Рассветной зоне (так называем иной раз мы свой край) и их «радиатором» — тоже неофициальный термин для стороны южан. Анекдоты были довольно злые (взаимно), и, помнится, Полковник не раз останавливал перепалку между мной и бородатым. Еще помню, как в разгар посиделки я вдруг заговорил о прелестях родного края — чуть ли не в тональности записных патриотов: о том, что мне по душе наш пейзаж с флагообразными деревьями, с неподвижным низким солнцем… В разгар спора бородатый ухватился за ветвь абрикоса, протянувшуюся под крышу террасы, и я отметил любимый мною с детства эффект — тень ветки раздвоилась, будто оставшись неподвижной. Эффект выгоревшей на солнце стены с запечатленным на ней очертанием ветки!

Еще было: мы вышли на подворье, и Полковник демонстрировал приезжим лошадей в нашем деннике (они любопытствовали: на юге лошадей нет). Они нам продемонстрировали лендровер, ну да этим никого не удивишь. Зато в лендровере нашлась еще бутыль…

Когда Полковник, тоже изрядно во хмелю, проводил меня, вернее, затащил в мою мансарду, еще запомнилось, как он пробурчал:

— Славные парни, но доверия у меня к ним нет. Я вообще не верю южанам.

Ну что ж, это у него в натуре. Он всегда доверяет только своим.

2

Мне нестерпимо хотелось пить, а также наоборот. Кто-то тряс мое ложе, на диво жесткое и даже как бы рифленое. Вдобавок все время был звук, будто снаружи в стекла нещадно лупил град с мерзким металлическим отзвуком. Буря? Но в наших краях буря — дело чрезвычайно редкое, я видел ее лишь пару раз, в детстве еще, и страшно напугался. А старшие, напротив, ликовали, даже сдержанный Полковник орал: «Гроза! Гроза-а-а-а!»

Я попытался повернуться на другой бок, но что-то мешало, что-то лежало тяжестью на ногах. Нет, не вышло… Ну надо же было так напиться!

И главное, что-то было во всем этом абсолютно непривычное! Я напряг расползающийся разум: да, вот что — темнота… Темнота!

У нас в Терминаторе никогда не бывает темноты. Жители Рассветной зоны отвыкли от нее, да и все условия для этого… Где у нас, в доме Полковника, может быть темно? — мучительно соображал я.

И тут садист, трясущий мою кровать, вдруг прервал свое занятие, и одновременно прекратилась буря с градом. Больше того — хлынул свет, да еще какой — я ослеп на миг. Впечатление, будто с мансарды сорвало крышу. Мгновение спустя в слепящем проеме образовался мужской силуэт — плечи и голова.

— Ну, как он там? — донеслось из непостижимой дали.

— Жив-здоров, — вдруг рявкнул силуэт знакомым голосом. Голосом ассистента по свету! Становилось еще непонятнее. Я хотел выругаться. Но лишь застонал.

— Стонет, — прокомментировал осветитель.

— Развяжи ему ноги, — донесся все тот же голос (бородатый! — определил я), — и откинь борт. Пусть вылезет, разомнется, а то застой крови и все такое…

Еще больше света. Я уже стал кое-что различать. Оказывается, на мне лежали чуть ли не все сумки с оборудованием, которые осветитель тут же аккуратно сдвинул в сторону. Затем принялся развязывать ноги — ох, что за адская боль была, и снова у меня не получалось ругаться, а только стонать… И наконец он выкатил, выволок меня наружу, поставил стоймя и прислонил к лендроверу.

Я все еще не понимал.

— Слушай, приятель, с чего это я здесь? — попытался я выговорить. Но тот понял.

— Надо.

Вокруг простиралась пустыня, свистел суховей, струйки песка завивались вокруг колес лендровера — и ни единой человеческой фигуры, никакого строения. Из-за руля на меня вроде бы сочувственно смотрел полненький, бородатый — но смотрел вполглаза, его внимание поглощала белесая солнечная пустыня, вся в бегущих песчаных вихрях. По его напряженной позе — чуть что, ударить по газам — я понял, что мы еще недалеко от границы Терминатора и Полковник, ежели хватился, в состоянии поднять тревогу и выслать людей на розыск.

— Ребята, это что, розыгрыш какой-то? Так пора кончать, повеселились…

Бормоча это, я соображал (насколько мог), что удастся предпринять в моем положении, и выходило — ничего, разве что тянуть время вот здесь, на этой случайной стоянке. Потому я как можно дольше растирал онемевшие ноги (они и в самом деле были синего, трупного оттенка, в шрамах от пут), долго валандался в кустах под мрачным наблюдением осветителя (с пистолетом, однако!), даже имитировал рвоту — и на все это ушло от силы минут семь.

— Хватит придуриваться, в машину! — рыкнул бородатый.

Я было подумал, что он имеет в виду прежнее мое место, багажник. Но теперь меня усадили на заднем сиденье, и рядом поместился страж-осветитель с неизменным пистолетом. Машина рванула, и лишь теперь я понял, откуда ассоциации с грозой: это струйки песка и щебня, вылетавшие из-под колес, с силой ударяли о днище. Подумать только, всего несколько часов назад я сидел с этими парнями за дружеским столом!

— Что вам надо, ребята?

Бородатый не ответил, не обернулся даже, а осветитель лишь буркнул: «Помалкивай!»

Я, однако же, не помалкивал. Я высказал, перемежая свою речь стонами и всхлипами, все, что я о них думаю. Я напомнил им о гостеприимстве Полковника, которое они так подло растоптали, и о его же влиянии в Рассветной зоне: и трех часов не пройдет, как вертолеты обшарят тут каждый бархан!…

Я озвучил предположение о выкупе. Ежели так, заявил я, то здесь имеет место грубый просчет. Полковник очень небогатый человек, все его состояние — это небольшой домик, скотный двор и прилегающий к нему выпас. Я сказал, что вообще был более высокого мнения об уровне благосостояния южан, считал, что уж они-то не опустятся до вымогательства у бедняков-поселян из Рассветной зоны. В ответ было молчание, чуть сдобренное угрюмыми ухмылками. Теперь я понял, почему меня посадили в кабину: они уже не опасались свидетелей, погони, во всяком случае какого-то близкого преследователя. Продолжая треп, я попытался внезапным рывком выхватить пистолет у своего соседа, однако реакция у него оказалась отменная. Остановив машину, бородатый разразился страшной бранью в мой адрес, добавив напоследок: