Время льда и огня, стр. 29
— Ох! — вырвалось у Нормы. Мы еще не осознавали происшедшего.
— Теперь ты понимаешь?
— Начинаю… Они что, спутали нас и Португала?
— Не знаю. В снегопад видимость радара резко снижается, возможно, они думали, что у них просто двоится на экране. Больше того, я так считаю, они вообще не знали про побег Португала. Уж он-то все хорошо подготовил, не то что наша затея с кухней, хотя и сроку у него было, как и у нас, — сегодня… Так что тревогу там подняли из-за тебя, девушка. Вождь хватился… Это в тебя стреляли — ни себе, так и никому.
— Они что, не могли поймать живьем?
— Куда в такую непогоду! Радаром зацепили, и то удача. Подойдем, посмотрим…
— Я не пойду… Ты иди, если надо…
Обломки еще тлели вдали на дороге. Я сходил и почти тут же вернулся, неся нехитрую добычу — оружие, продукты… Но так спешил я не из-за этого.
— Ты знаешь, майора там нет. Шесть тел, всех я знаю, а вот майор отсутствует… Что бы это значило? Он что ж, не бежал с ними?
Норма вдруг страшно обеспокоилась:
— Не может быть! Иначе…
— Вот и я так думаю. Если он успел выскочить из машины сразу перед залпом, то он где-то здесь! Затаился в снегу…
Она вздрогнула и прижалась ко мне.
— …и сейчас, может быть, целится в нас… Бр-р-р! Надо поскорее убираться отсюда.
Она обвела взглядом пустой темный горизонт. Да, надо убираться отсюда, из этой ледяной страны, где никогда не бывает солнца, где вся радость — это сияние мертвых сполохов в черных небесах, где вокруг одни разгильдяи да алкоголики, для коих человеческая жизнь сущий пустяк, надо убираться — но прежде надо пройти маршрут Португала… Другого пути отсюда нет.
Я подсадил Норму в кабину и залез сам. Повернул ключ — приборы засветились. Лампочка безмолвствовала, но я пока не рисковал выбираться из-за укрытия. Тут подал голос проснувшийся Наймарк:
— Свинство — ушли, дверцу оставили, теперь вот стужа. Где вас носило? Чего стоим?
Я повесил автоматы на крюк у плиты и рассказал ему все по порядку.
17
Снег и снег — все время это забеленное поле ледника: то ледник косо сбегает вниз к гряде моренных валунов, то спокойно искрится под молчаливым буйством сияния идеально плоская равнина, то туманная стенка снежного заряда стремительно надвигается откуда-нибудь сбоку, — снег, снег.
Снег под полозьями и гусеницами, снег на крыши округлым эполетом, снег на ветровом стекле роскошным морозным орнаментом. Бывшие континенты и бывшие моря, бывшие города, деревеньки, дороги — все это теперь где-то под нами и нивелировано ровной, плоской поверхностью снега. Твердеющий с каждым метром глубины, прозрачный, колкий, словно стекло, лед, километровые напластования… Мы мчим над странами, замурованными навсегда в прозрачную толщу, будто в янтарь. Лёд и снег, и совершенно не верится, что где-то там, с другой стороны, не так уж далеко есть места, где и полсекунды нельзя пробыть на солнце без риска для жизни.
Мы одолели уже сотни километров, перевалили через множество ледовых отрогов, обошли вокруг (так оказалось проще) целую область торосов и колотого льда, отыскали два из трех складов майора Португала, но конец рейда был все так же далек, как и в первый день побега. Я отдал должное майору: маршрут проложен опытной рукой, вне поля действия патрульных крейсеров, большей частью по ровной местности (разве что с торосами у Португала вышла небольшая промашка), наиболее коротким. Я отдал должное также его здешней агентуре — ведь кто бы ни были эти фанатики, враги полуночного диктатора, но одно дело исходить к нему ненавистью у теплого камелька в уютном надувном куполе, и совсем другое — выйти в ледовый простор с таким вот заданием: обеспечить проход группе…
— Кстати, простой вопрос, — обратился я к Наймарку, — а почему в нашем злополучном рейде никак не предусматривалась авиация? Что, после Великого Стопа и геликоптеры стало некому делать? Возле нас есть один богатый фермер — биплан имеет, а южане — все сплошь технари… И вот так, как во времена Амундсена, чуть ли не пешком?
Норма спала перед вахтой. Наймарк поднял на меня глаза с соседнего сиденья:
— Так ведь, Петр, ночники выторговали себе право сбивать любой воздушный аппарат над своей территорией. У них-то самих авиации нет, им проще так контролировать… Приходится примеряться к положению.
— Да ведь рейд-то — нелегальный!
— Так-то так, но тут есть еще одна закавыка… — Он посмотрел на меня, будто не знал, довериться или нет. — Тут наблюдается некая странность…
— Валяйте. Одной странностью больше, одной меньше — какая разница.
Наймарк решился:
— Дело в том, что в известном заведении генерала Крамера я однажды услышал — случайно, само собой, — что наши геликоптеры и самолеты кто-то регулярно сбивает. И это не ночники, доказано. Так что южане пока воздерживаются от полетов.
— Вот оно как… Тогда понятно.
Мы катили дальше, только снежок раздавался, расходился под рулевой лыжей. Снег и снег…
— И кто же сбивает ваши доблестные южанские истребители? Неужели поселяне Рассветной зоны из дробовиков?
— Нет, ни в коем случае, вы — мирная, промежуточная зона. Там действует кто-то другой…
Опять помолчали. Урчал движок, снег поскрипывал под гусеницами, в правое окошко то и дело заглядывала полная луна.
— Кто ж другой, все наперечет — вы, ночники, Терминатор. Больше никого.
— Есть кто-то еще, Петр…
— Бабьи сказки, — подключилась Норма из спального отделения. Она проснулась под наш разговор и тут же приняла участие в диспуте. — Я тоже слышала эти басенки у Крамера. А разобраться — обычные аварии, просто разучились и летать, и строить самолеты.
Теперь мы шли под уклон, да так, что приходилось притормаживать. Норма выбралась из спального мешка.
— Словом, — суммировал я, — если раньше к Южному полюсу таскали туристов на «боингах», то здесь, скорей всего, будут на собаках.
— Да еще сквозь патрули ночников, — добавила Норма и всмотрелась пристально в снежную долину.
— И скоро там наша очередная палатка?
Снег и снег. Никакой складской палатки с припасами пока что не видать. Мы прокатили еще километров семь чистой, нетронутой целиною и решили стать на ночлег. Погода стояла совершенно ясная, и я смог бы обновить свои недавние познания в астрономии, да только свет полной луны в зените забивал звездный фон до слабой белесоватости. Я поставил снегоход в укрытие между небольшими округлыми холмиками: в случае внезапной непогоды нас прикрывало бы от прямых потоков ветра и нельзя было бы снести шквалом; кроме того, я все еще опасался патрульных крейсеров. Мы наскоро соорудили ужин из концентратов, и Наймарк, поглощая бобы со свининой, заметил:
— Чем выгодно отличается край ночников от Солнечной стороны, так это потрясающим изобилием воды. Это теперь и в самом деле основное богатство. Из-за нее войны, трения — а ведь, если вдуматься, ее здесь миллионы кубических километров!
Норма как раз ставила на плиту ведро со снегом — небольшой частью этих миллионов, — чтобы натопить воды для наших нужд. Она поддакнула:
— В доброе старое время так вели себя арабские шейхи, сидючи на нефти…
— А стань завтра ценностью песок, уж южане бы его тоже небось на вес золота…
Но мою мысль прервал Наймарк, заглянув в проталину окна:
— О! Галакси всходит… Никогда не могу смотреть на это равнодушно.
А я так наоборот. Сколько мне ни приходилось видеть пролет этой крохотной снежинки, когдa не было пурги и тумана, конечно, я лишь сперва обалдевал от ее хрупкой нездешней (и в то же время такой здешней, земной красоты), но потом опять привычно переводил внимание на дорогу. А Галакси плыл, три раза за день он пересекал небосвод, иногда (особенно когда было видно с ребра) теряясь среди ярких звезд, и жутко было подумать, что перед нами лишь огромная братская могила, вроде «Титаника», описывающая круги над нещадно изуродованной землей. Словом, меня это, напротив, угнетало.