Причина успеха, стр. 21

– Мы всё сделали, старушка.

– Рози, мы должны связаться с Ассоциацией содействия Кефти, – сказал Мухаммед. – Беженцев гложет червь страха.

Я бросила на него красноречивый взгляд.

– Извини. Я хотел сказать, они немного нервничают.

Я направилась в аптеку проверить, как у нас обстоят дела с лекарствами, но она была заперта. Вернулась, нашла Генри и попросила его заняться лекарствами, а сама пошла в хижину Мухаммеда и стала ждать представителей Ассоциации содействия Кефти. Встреча предстояла не из легких. Это была благотворительная организация, которая не имела отношения к политике, но ее представители отличались несговорчивостью, отказывались идти на компромиссы и ревностно отстаивали свои права. У меня ломило спину. Я чувствовала, как по позвоночнику стекают капельки пота. Успокаивало одно: лагерь был очень хорошо организован, все точно знали, что делать, все было под контролем. Мухаммед вернулся, и с ним О'Рурк. – Он пришел поддержать тебя, – с хитрым видом сказал Мухаммед. О'Рурк явно чувствовал себя неловко.

Как всегда, переговоры оказались затянутым, утомительным предприятием. Сначала мы выпили кофе, потом долго говорили ни о чем. Мухаммед переводил. О'Рурк не произносил ни слова. Он сидел за столом напротив и время от времени смотрел на меня и кивал.

Я решила сразу все рассказать и передала в точности то, что мне сказал Андре. Реакция последовала незамедлительно.

– Судя по всему, они считают, что, если в некоторых лагерях запасов хватит на шесть недель и нет вновь прибывших, они должны поделиться с нами, – перевел Мухаммед. – Они спрашивают, почему ты не предложила так и сделать и не привезла еду.

Я попыталась объяснить, но снова поднялся крик. Я их прекрасно понимала. Я могла представить себе, что случится, если кончится еда, – эти упрямые молодые люди тут же превратятся в умирающих от голода и истощения. Я представила, что Мухаммед умрет от голода. Я не должна позволить этому случиться, – но разве можно считать, что жизнь одного человека важнее остальных?

Снова поднялся гул, и большинство криков было обращено ко мне.

Внезапно О'Рурк ударил кулаком по столу и поднялся на ноги.

– Ради бога! – закричал он. – Оставьте эту женщину в покое. Ей и так тяжело. Она делает все возможное. Вы сами видели, как идет работа в больнице – отлаженно, как часы. Это ее мы должны благодарить. Да, вы правы, скверно, что сегодня днем к нам не прибыли грузовики с продовольствием, но она в этом не виновата. Хотя бы соблюдайте приличия.

Мухаммед перевел. Воцарилась тишина.

– Продолжай, Рози, – сказал О'Рурк.

Я была в замешательстве. Беженцы с уважением относились к иностранкам, но иногда женщинам было тяжело поддерживать свой авторитет. Совершив рыцарский поступок, О'Рурк только усложнил ситуацию. Но я все равно продолжила. Пытаясь вложить в свои слова уверенность, которой у меня не было, я сказала, что, если количество беженцев не будет расти в геометрической прогрессии, мы продержимся до прибытия корабля.

Мухаммед поднялся на ноги и произнес речь. Представители Ассоциации начали перешептываться и закивали. Переговоры были закончены, и они покинули хижину по одному, вежливо пожав мне руку и с уважением похлопав О'Рурка по спине.

Когда они ушли, я повернулась к нему.

– Спасибо, – сказала я, – но я привыкла сама решать свои проблемы.

– О боже! Извини. Я вел себя как болван. Но мне показалось, что тебе нужна поддержка. Я пытался помочь.

– Занимайся своим делом, – сказала я и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

После захода солнца надо было возвращаться в поселение. Песчаная котловина излучала персиковый свет, который, казалось, исходит от земли, а не от неба. Ветра не было, в воздухе стоял запах земли и дыма. Издалека лагерь казался таким спокойным: пастух загонял коз под навес, мужчина ехал на ослике – слишком крупный для такого маленького животного: его ноги почти волочились по земле. По равнине, покачиваясь, шел верблюд, его длинная шея подрагивала при каждом шаге. Из лагеря доносились крики, детский смех, блеяние коз. Я снова перенеслась на четыре года назад, и долина наполнилась стонами умирающих. За четыре года мы проделали такую работу! Кормили беженцев, строили хижины, организовывали школы, делали прививки. Мы делали все, чтобы принести счастье в эту долину. Наверху, на розовеющем небе, словно грозное предзнаменование, сгущалась темная туча. Впервые я приехала в Сафилу в это же время дня, на закате. Это было в ноябре 1985 года. Торопливая благотворительная миссия с книгами сэра Уильяма. Это было похоже на туристическую поездку: из аэропорта меня отвезли в отель с кондиционером, потом на экскурсию – посмотреть достопримечательности. Тогда здесь еще не было хижин. Беженцы жили в палатках, которые на время дождя накрывали белым пластиком. В складки забивался песок. Издалека это выглядело чудесно. Помню, что, впервые увидев Сафилу, я подумала: какая красота! Я была счастлива, что я в Африке, далеко от дома.

Глава 9

– Я влюблен в тебя, но не люблю тебя.

– Но ты же говорил, что любишь меня.

– Ты мне нравишься.

– Это не одно и то же.

– Это все равно любовь.

– Значит, ты влюбился в меня, но не полюбил, то есть пока ты влюблялся, ты вроде как отклонился от курса и причалил в другом месте?

– Рози, прекрати говорить глупости...

Мы с Оливером снова играли в до боли знакомую игру: он пятился, изворачивался и хитрил, держал свои изменчивые чувства, как приманку, у меня над головой, потом позволял мне почти дотронуться до приманки рукой – и быстро отнимал, так, что я даже не успевала опомниться. Я не понимала, зачем мне все это. Я будто пыталась сдать какой-то экзамен. Как будто его чувства могли как-то повлиять на мое представление о самой себе. Как будто любовь – это вознаграждение за приложенные усилия. Если бы я точно следовала всем инструкциям во всех ежемесячных глянцевых журналах – питалась бы только сырыми овощами и блюдами на пару, избавилась от целлюлита, носила бы платья от Николь Фархи, умела бы готовить домашнюю лапшу, тренировала интимные мышцы, не давила на него, всегда бы поддерживала его и при этом оставалась самодостаточной личностью, продвигалась бы по карьерной лестнице и не становилась карьеристкой, красила ресницы в салоне, прочитала бы все существующие книги по кубизму и использовала в сексуальных играх наряд строгой кондукторши автобуса, – Оливер решил бы, что любит меня, а не просто влюблен, даже если бы раньше не подозревал об этом. Но все не так просто – иначе все мужчины влюблялись бы исключительно в девушек с рекламы спортивных машин с откидным верхом.

Мы начали ссориться и выяснять отношения, когда собирались на обед для избранных, который устраивал Джулиан Алман. Это был наш излюбленный способ заставить друг друга почувствовать себя несчастными. Я всегда была зачинщиком ссоры – в основном потому, что Оливер своим поведением вызывал у меня ужасную неуверенность в себе. Если слишком часто выяснять отношения, это входит в привычку. К сожалению, женщины от природы наделены врожденной непреодолимой тягой к выяснению отношений, и почему-то им хочется устраивать скандалы именно тогда, когда оба партнера куда-нибудь опаздывают.

Поскольку на любовном фронте мы зашли в тупик, Оливер решил пройтись по поводу моего внешнего вида, и в частности – моего сегодняшнего платья. Оливеру не нравилось, как я одеваюсь. Он никогда не говорил этого прямо, но все и так было понятно. У Оливера был безупречный вкус и куча денег. Я всегда мучилась сомнениями, что надеть по тому или иному случаю, но особенно не забивала себе голову. Подумаешь – я не умею одеваться; я примирилась с этим, как люди смиряются с лишним весом. Но с тех пор как я познакомилась с Оливером, каждая наша встреча означала придирки, издевательства и испорченное настроение. Он решил помочь мне и купил маленькое черное платье от Алайа, чтобы я стала более-менее похожа на всех других женщин, которые посещали те же приемы. И хотя сегодня нам предстоял всего лишь неформальный воскресный обед, я на всякий случай втиснулась в корсет от Алайа.